Александр Казанцев - Мост дружбы

Степан уже утратил контроль над своими действиями. Он уже не мог бы сказать, когда сделал первую ошибку. Казалось, что все, что он делал, было логичным и вытекало из предыдущего. Сначала он хотел только испытать новый мотор, потом решил испытать его наглядно, эффектно, перегнав другой поезд. И вот наконец это последнее невольно стало основной его целью, и теперь…

Снова тяжело опустился Степан в кресло водителя. Еще раз сделал в уме вычисления. Вынув из кармана акт приемки Арктического моста, он положил его перед собой. Уголки его рта опустились.

Стрелки на приборах двигались. 400 километров до Аляски… 350 километров… 325…

Что-то звякнуло, блеснула яркая вспышка…

«Сгорел мотор… Короткое… Линия не выдержала…» Степан рухнул в кресло. Голова его склонилась на грудь, нижняя губа отвисла.

В кабине погас свет. Горела только аварийная лампочка… Поезд продолжал нестись в темноте туннеля.

Степан Григорьевич открыл глаза и подался корпусом вперед. Навалившись грудью на пульт, он подпер руками голову. Так неподвижно сидел он, устало глядя, как ползет стрелка указателя пути.

Седых находился вместе с Андреем в кабине, когда погас свет в их поезде.

— В чем дело? — повернулся Андрей.

— Выключен ток по всему туннелю.

Поезд мчался по инерции. Андрей рванул ручку. Задрожал кузов вагона, завизжали тормоза. Туннель озарился тусклым светом посыпавшихся с ободов искр. Андрей и Седых качнулись вперед, уперлись руками в стекло.

Туннель продолжал смутно освещаться летящими искрами. От скрипа тормозов подирало по коже.

— В чем дело? — послышались голоса пассажиров.

Пронзительно звенел вызов со станции Туннель-сити. Зажглась сигнальная лампочка Мурманска.

Поезд Андрея замедлял ход.

Толпа на перроне Туннель-сити тревожно гудела. В стеклянной будочке метались Герберт Кандербль и Вандермайер. Люди с перрона пытались проникнуть внутрь, но Кандербль предусмотрительно запер дверь. Стрелка первого поезда неподвижно застыла на месте, не дойдя на сто сорок пять делений до красной черты. Вторая стрелка, отмечавшая движение поезда Степана Корнева, продолжала перемещаться.

Из Мурманска сообщили, что из-за короткого замыкания произошла авария на питающей подстанции. Приборы защиты, выключенные по приказу Степана Григорьевича, не сработали. Андрей Корнев сообщил, что у него в поезде все в порядке.

Почему же движется второй поезд? Ведь тока в туннеле нет. Эти вопросы задавали друг другу взволнованные люди, толпящиеся на перронах, у вокзалов или сидящие у радио— и видеоприемников, ловя экстренные сообщения.

Поезд Степана продолжал мчаться, убавляя скорость.

— По инерции, — пронесся вздох по толпе. — В туннеле нет сопротивления воздуха, а трение при больших скоростях ничтожно.

Эти слова повторяли дикторы телевидения в передачах на все страны мира.

Степан полулежал в кресле водителя. Руки его свесились вниз, глаза устало следили за стрелками приборов.

Вдруг Степан вздрогнул, передернул плечами, как от озноба, выпрямился. Может быть, на мгновение в глазах его мелькнул страх… Поспешно он стал стирать рукавом все, что написал на белой мраморной доске пульта.

До Туннель-сити оставалось немногим больше сорока километров. Но скорость поезда гасла. Степан смотрел на стрелку спидометра, словно гипнотизируя ее.

Наконец, махнув рукой, он перестал стирать написанные цифры и сел глубже в кресло. Может быть, ему показалось, что поезд не дотянет до материка.

Только 40 километров отделяло его от Американского континента. Только 40 километров! 39… 38… Степан снова выпрямился, наклонился вперед. 36… 35…

— Еще… еще… — шептал он беззвучно.

34… 33… 32…

— Воздуха в туннеле нет!.. Впрочем, и здесь дышать нечем… нечем!

Он судорожно расстегнул воротник.

Осталось 10 километров… 8… Только 5…

Поезд еще двигался. Степан встал, прошел в купе, причесался перед зеркалом, смочил одеколоном лицо, помассировал морщины под глазами. Потом расправил плечи, выпрямил свою могучую шею и вернулся в кабину.

До воздушного шлюза осталось только два с половиной километра.

Замечательный накат!

Степан смотрел на медленно проползавшие стены туннеля, тускло освещенные аварийной лампочкой из кабины поезда… Стряхнув с рукавов приставшие пылинки, он сел в кресло водителя и взялся за рукоятку тормоза.

При въезде в воздушный шлюз пришлось даже притормозить поезд. Зажегся свет в кабине: ток в шлюзе был.

Поезд неподвижно застыл. Механизмы закрывали люк в туннель. В неудобной, одеревенелой позе Степан сидел перед пультом, держа руку на рукоятке контроллера малого мотора, предназначенного для небольших скоростей. Если главный мотор сгорел, то этот, во всяком случае, был невредим. Быстрым движением Степан смахнул со лба капельки пота.

Перед его глазами медленно опускался последний люк. Сначала он увидел мозаику свода американского подземного вокзала, потом замелькали подбрасываемые шляпы. Вот и машущие руки, головы, открытые рты…

Люди кричали, приветствуя его, Степана, первого человека, прошедшего всю трассу Арктического моста.

Толпа неистовствовала. Десятки рук тянулись к люку остановившегося поезда. Степана вынесли на руках. Его засыпали цветами. Оглушающий рев и свист толпы заставляли дрожать своды подземного вокзала. Рев двигался вперед и уже перекатывался по площадям и улицам Туннель-сити.

Герберт Кандербль, бесцеремонно раздавая удары направо и налево, пытался пробиться к кумиру толпы. Жужжали кинокамеры. Вспыхивали в рефлекторах лампы репортеров. Откуда-то появились юпитеры. Кинооператоры и работники видеосистем, стоя на спинах своих помощников, старательно запечатляли в аппаратах каждый шаг победителя.

Кандербль был уже близко от Степана. Наконец американец дотянулся до рукава Корнева и сильно дернул его. Улыбающийся Степан обернулся и кивнул, думая, что Кандербль приветствует его.

— К прямому проводу! — прокричал Кандербль. — Требует Москва!

Лицо Степана стало растерянным. Он хотел встать на ноги, но оравшие американцы еще выше подняли его. Напрасно Герберт Кандербль пытался объяснить, что мистер Корнейв должен разговаривать с Россией, с Москвой.

Наконец слово «Москва» подействовало. Степана торжественно понесли к стеклянной будке и поставили на ступеньки лестницы. Толпа продолжала реветь. Вдогонку Степану неслись ленты серпантина. Кандерблю едва удалось закрыть двери.

Степан разговаривал с Николаем Николаевичем лишь несколько минут, зажимая ухо, чтобы не слышать свиста и шума ликовавшей на перроне толпы. Люди с открытыми записными книжками дрались за право получить автограф победителя.