Николай Петри - Колесо превращений

- Ну, а я всеми четырьмя лапами "за"! - подытожил Ухоня.

Латтерн О-Тог воспринял согласие росомонов спокойно и даже с какой-то скукой на лице - словно он нисколько не сомневался в таком исходе дела. Потом они некоторое время ждали, когда прибудет повозка, предусмотрительно захваченная токонгом и предназначенная специально для "далеких гостей". Вместе с ней объявился и вооруженный эскорт знатного вельможи. Милав с тревогой посмотрел на многочисленный отряд охраны. Но Латтерн успокоил его:

- Вы же не думаете, что я передвигаюсь без сопровождения? Солдат я специально оставил за холмом, чтобы вы не истолковали мое предложение о помощи превратно.

Милав был вынужден с этим согласиться. Они заняли места в повозке, отличавшейся от брошенной ими недавно, как сырая землянка от роскошного дворца. Повозка качнулась, и росомоны продолжили свой путь уже совсем в другом качестве.

Глава 10

"РОБИН ГУД"

Столица гхотов - город Тмир оказалась не столь близко, как представлял себе Милав. Потребовалось несколько дней, чтобы добраться до нее. В связи с этим Милава интересовало, как Латтерн О-Тог нашел их: ведь они могли пойти в Тмир совсем другой дорогой. Спрашивать об этом токонга было сейчас не слишком удобно, и Милав отложил этот вопрос на потом.

Их поселили в отдельном крыле огромного дворца, построенного совсем недавно. Латтерн О-Тог сначала предложил им другие помещения - более роскошные. Но Милав попросил чего-нибудь попроще, а главное - поближе к земле.

- Вы по-прежнему мне не доверяете, - сказал токонг, истолковав слова росомона по-своему.

- Вы не должны обижаться, - негромко произнес Милав. - Если бы я доверял всем, кто нам встречался на пути, мы бы никогда не встретились.

- Я не обижаюсь, - ответил Латтерн, - подобное чувство мне неведомо. Любой, кто заставит меня испытать его, проживет ровно до восхода солнца.

- Это касается и нас?

- Я никогда не делаю исключений!

И Латтерн О-Тог ушел. Кальконис заметил:

- Неделю назад он говорил другим тоном.

- Неделю назад он был в открытом поле один и против троих путников, пользующихся весьма дурной славой, а здесь... Здесь другое дело.

* * *

Прошло несколько томительных дней. Милав, Кальконис и Ухоня время проводили либо в отведенных им комнатах, либо в саду, куда вела дверь одной из спален. Милав обратил внимание на то, что он стал очень тревожно спать. Сны перестали радовать его сказочной круговертью; серая муть терзала сознание кузнеца зыбкими и незапоминающимися кошмарами. Кальконис тоже жаловался на плохое самочувствие.

- Уж не отравили ли нас?! - встревожился Ухоня.

- Нет, - поспешил успокоить его Милав. - Я каждый раз проверяю пищу способом, которому меня обучил Нагин-чернокнижник. Отравление исключено. Но то, что местный климат не идет нам на пользу, сомнения не вызывает.

- Предлагаю сделать вылазку на природу, - сказал Ухоня. - Заберемся куда-нибудь подальше в лес, порыбачим...

- Что-то тебя не туда понесло, - оборвал Милав ухо-ноида. - Кстати, ты выполнил мою просьбу?

- Обижаешь, напарник! Докладываю: во дворце больше пятидесяти комнат и около двух дюжин слуг. Воинский гарнизон насчитывает шесть десятков тощих сабель.

- Почему тощих? - не понял Милав

- Потому что они тоньше и уже той, которую сэр Лионель все время прячет под своим плащом.

- Что еще?

- Ничего подозрительного я не нашел. Ни тайных комнат, ни коварных головорезов, прячущихся за шторами и жаждущих порвать нас на мелкие кусочки, здесь нет. Чистая идиллия!

- Идиллия, говоришь, - сказал Милав с легким укором в голосе. - А то, что мы с Кальконисом каждое утро просыпаемся с головной болью и обессиленными? Как с этим быть?

- Прости, напарник, но я сплю... то есть... совсем не сплю... окончательно запутался ухоноид.

- То-то у тебя бока от местных кулинарных изысков уже округляться начали!

- Ты на себя посмотри!

- Друзья, не стоит ли вам приберечь свое раздражение до визита Латтерна, который обещался сегодня быть?

Но токонг не пришел. Росомоны ждали его до позднего вечера - важный гхот не появился. Вместо него уже перед самым сном прибыл гонец и сообщил Милану, что Латтерна О-Тога задерживают "важные государственные дела"; он будет завтра утром.

- Что ж, один день роли не сыграет, - сказал Милав. - Подождем до утра...

Ночевать они решили все вместе в одной комнате, где строители еще не успели закончить внутреннюю отделку. В случае возможных неприятностей здесь было чем встретить незваных гостей - начиная от плит родосского мрамора и кончая крепким сандаловым деревом.

...Милав долго ворочался на своей постели, пытаясь отогнать осточертевшую тревожную муть, которая являлась ему каждый раз, стоило только смежить усталые веки.

Так и не сумев заснуть, он решил освежить тяжелую голову ночным воздухом сада. Он уже собирался встать, когда со стороны окна послышался шорох. Охрана дворца так близко к стенам не подходила. И садовник едва ли станет подстригать цветы в ночной темноте!

Милав торопливо оделся и направился к Ухоне, чтобы разбудить его. В этот миг шорох за окном усилился, а вслед за этим раздался звон разбитого стекла, и в комнату влетело что-то темное. Где-то недалеко раздались крики стражи, замелькали факелы. В ту же секунду рядом с Милавом возник Ухоня и бросился на тело с глухим рычанием. Проснувшийся Кальконис запалил жировой светильник. При его достаточно ярком свете все смогли рассмотреть картину случившегося: недалеко от окна лежал кто-то в черном одеянии, туго обтягивающем его тело. Он лежал лицом вниз, не подавая признаков жизни. Ухоня, которому для охоты свет не требовался, стоял рядом, массивными лапами не давая неизвестному пошевелиться. Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней - в спине незнакомца в черном торчала стрела. Милав узнал ее.

- Наш доброжелатель не дремлет? - спросил Кальконис, осмотрев оперение.

- Похоже, - отозвался Милав.

В комнату ворвалась стража. Без лишних слов они сгребли тело, извинились за причиненное дорогим гостям беспокойство и стремительно удалились, прислав молчаливого слугу, убравшего осколки витража и остатки разбитого окна. Когда и он оставил росомонов одних, Ухоня недовольно пробурчал:

- Мы сидим здесь уже целую вечность. А добились только того, что петля вокруг нас начала понемногу затягиваться. Не знаю как вы, а я поговорю завтра с этим надменным гхотом. Ух, как я поговорю!

Ночное происшествие взбудоражило Милава до такой степени, что заснуть он смог только перед самым рассветом. Да и слово "сон" едва ли подходило тому пограничному состоянию сознания, в котором он пребывал. Сквозь рваное, тревожное забытье он чувствовал, что буквально задыхается. Проснувшись, он понял, что сон о собственной смерти - это не кошмар: все тело кузнеца было покрыто мельчайшими ворсинками, при ближайшем рассмотрении оказавшимися остатками магической паутины! Волокна были настолько тонкими, что Милав, с его незаурядными способностями к видению тонкой структуры мира, с трудом различал их. Крепость волокон была потрясающей - кузнец, как ни старался, порвать их не смог, они сами, едва наступил рассвет, истаяли, не оставив и следа. И если бы Милав не видел их собственными глазами, он едва ли поверил бы в их существование. Теперь стало понятно, почему росомоны слабеют на глазах, в то время как гостеприимный Латтерн О-Тог присылает им со своего стола все более изысканные деликатесы. Оставалось выяснить: имеет ли токонг короля Сыбзыка Четвертого к этому отношение.