Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

Но теперь Майк грокнул, что собирается отослать нас с Мариам, чтобы мы завершили работу. Точнее, он грокнул, что мы грокнем потребность в отъезде. Поэтому Майк решил побыстрее закончить работу, на которую при прежнем методе понадобились бы месяцы, если не годы. Кроме того, мы храним кассеты с лекциями Майка, которые тоже надо будет перевести на бумагу, когда будет закончен словарь.

Я вынужден сказать, что мы с Мариам и в самом деле скоро уедем, потому что Майк сменил метод. Тут есть восемь спален с магнитофонами. Все, кто способен (Патти, Джил, я, Мариам, ваша подружка Элли и некоторые другие), несут вахту в этих комнатах. Майк вводит нас в транс и накачивает марсианскими определениями, идиомами, понятиями за считанные секунды, которые кажутся нам часами… и затем мы сразу же начинаем диктовать, пока ничего не забылось. Но не каждый на такое способен. Нужно обладать четким произношением, способностью поддерживать телепатическую связь и уметь полностью выдать вложенное. Сэм, например, обладает всем этим, кроме произношения. Бог знает как, но он умудряется говорить на марсианском с акцентом Бронкса. Вот чем занята Элли. Она диктует. Для того, чтобы ничего не забыть, она находится в полутрансе, и если ее вывести из этого состояния, пропадет все, что она не успела надиктовать.

— Я грокнул, — согласился Джубал, — хотя Беки Веси в качестве марсианского адепта потрясает меня. Впрочем, она была одним из лучших менталистов в шоу-бизнесе. Она выдавала номера, которые заставляли публику визжать от восторга. Стинки, если ты покидаешь это место в поисках тишины и покоя на время работы, почему бы тебе не вспомнить о доме? В новом крыле полно пустых комнат.

— Возможно, так мы и сделаем. Но подождем.

— Милый, — искренне сказала Мириам, — это пришлось бы мне по душе… если Майк выставит нас из Гнезда.

— Ты хочешь сказать, если мы грокнем покинуть Гнездо.

— Это одно и то же.

— Ты говоришь верно, любимая. Но когда мы наконец поедим? Я испытываю прямо-таки немарсианское нетерпение. В Гнезде обслуживали лучше.

— Не хочешь ли ты, чтобы Патти работала над твоим дурацким словарем, заботилась, чтобы всем было удобно, выполняла поручения Майка, да еще и подавала на стол, едва ты проголодаешься, любовь моя? Джубал, Стинки никогда не заслужит сана. Он раб желудка.

— Я тоже.

— И вы, девушки, могли бы помочь Патти, — прибавил Махмуд.

— Что за грубый намек! Ты же знаешь, мы и так делаем все, что она нам дозволяет. И к тому же Тони вряд ли допустит кого-нибудь на свою кухню. — Она поднялась. — Джубал, идемте взглянем, что там готовится. Тони будет польщен, если вы посетите его кухню.

Джубал отправился за ней. Тони сперва взъярился, но увидев, кого привела с собой Мириам, просиял и с чрезвычайной гордостью показал свое рабочее место, перемежая объяснения проклятиями в адрес, подонков, разрушивших его кухню в Гнезде. Тем временем черпак продолжал совершенно самостоятельно опускаться в горшок с соусом и поливать спагетти на сковородке.

Вскоре обед был готов. Джубал отказался сесть во главе длинного стола, найдя себе место поскромнее. Патти села справа от центрального места, которое осталось свободным… Но Джубал то и дело подавлял ощущение, что там сидит Человек с Марса, и все его видят, кроме него самого.

Напротив него сидел д-р Нельсон.

Джубал подумал, что был бы удивлен, если бы Нельсона здесь не оказалось. Он кивнул ему.

— Привет, Свен.

— Привет, док. Разделим воду.

— Пусть никогда не мучает тебя жажда. Кто ты здесь? Домашний врач?

Нельсон помотал головой:

— Студент.

— Ага. Чему-нибудь научился?

— Я узнал, что можно обойтись без медицины.

— Я ответил бы то же, спроси ты меня. Видел Вана?

— Он будет либо поздно вечером, либо завтра рано утром. Его корабль только-только приземлился.

— Он всегда приходит сюда?

— Он вечный студент. У него нет возможности задерживаться тут надолго.

— Было бы здорово встретиться. Я не видел его год или около того. — Джубал заговорил с соседом справа, а Нельсон — с Доркас, сидящей рядом с ним. Джубал ощущал за столом все то же трепетное ожидание. Оно значительно усилилось, хотя никаких внешних признаков не было заметно. Тихий семейный обед в спокойной обстановке. По кругу была пущена вода. Когда стакан дошел до Джубала, тот отпил глоток и передал его девушке слева от себя — с округлившимися глазами и слишком испуганной, чтобы поддерживать с ним светскую болтовню — и сказал:

— Предлагаю тебе воду.

— Благодарю за воду, — с трудом выдавила она. — О… Джубал. — И это было все, что он услышал от нее за весь обед. Когда стакан обошел весь стол и был поставлен напротив свободного стула, в нем оставалось на мизинец воды. Он поднялся сам собой в воздух, наклонился, и вода из него исчезла. Стакан опустился на стол. Джубал подумал, что он, видимо, принимает участие в Делении Воды во Внутреннем Храме… и, возможно, в свою честь. Хотя это нисколько не напоминало вакхического разгула, который, как он думал, обязательно должен сопутствовать приему нового брата. Было ли это из-за новой для них обстановки? Или же он просто услыхал в неопределенной молве то, что хотел услыхать?

Или же они свернули все из-за того, что он отличается от них?

Это казалось похожим на правду… и огорчало его. Он уверял себя, что это к лучшему: не придется объяснять свой отказ от того, чего он сторонился даже в молодости, а уж теперь и подавно не собирался менять свои вкусы.

И все же… черт бы побрал!

Пусть никто и не заикается о коньках. Бабушка слишком стара и слаба, и это просто невежливо. Хильда, ты принесешь лото, и мы все поиграем. Бабушка любит лото. Мы покатаемся на коньках в другой раз. Хорошо, дети?

Это была обидная мысль. Джубал предпочел бы коньки. Пусть даже ценой сломанного бедра. Он выбросил эту мысль из головы и заговорил с соседом справа. Его звали, насколько он помнил, Сэмом.

— Эта неудача только кажущаяся, — заверил его Сэм. — Птенцы вот-вот вылупятся, и мы растечемся по стране. Конечно, у нас и дальше будут трудности, ибо ни одно общество не позволит безнаказанно бросать вызов его основам. А мы бросаем вызов всему, от святости собственности до святости семьи.

— Собственности тоже?

— Собственности в современном ее виде. До сих пор Майк противостоял лишь нескольким мошенникам. Но что произойдет, когда появятся тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч людей, которых не смогут задержать запоры банковских подвалов, и только самодисциплина будет удерживать их от того, чтобы брать все, что захочется? Конечно, эта дисциплина гораздо сильнее, чем любой внешний запрет, но ни один банкир не грокнет этого, пока сам не пройдет тернистый путь учения… и тогда он уже не сможет быть банкиром. Что станется с рынком, если люди будут знать, вверх или вниз пойдут те или иные акции?