Юрий Долгушин - Генератор чудес

— Зачем, Альфред, мне ведь нужно только окунуться, — слабо возражает Анна.

Остаться наедине с ним сейчас слишком страшное испытание. Отказаться решительно… Нет аргументов. Этим она выдала бы себя и погубила бы все дело. Нет, нельзя отказаться.

«Как бы захватить с собой и Николая?» — думает она, мучительно подыскивая предлог для этого. Но Виклинг как будто угадывает ее мысли.

— Нет, нет, Анни… Все равно вам нужно остыть перед купаньем. Давайте руку. Вот так. Отдыхайте. Можете кстати прочесть письмо, очевидно от Константина Александровича. А Николай пока что закончит приготовление обеда. Наташа с Федором ушли, а вам сейчас же после купанья нужно будет основательно поесть.

Он поспешно сталкивает лодку, садиться на корму и, загребая одним веслом, отъезжает от берега.

— Больше никому не было писем, Альфред?

— Нет, Анни, никому.

Она полулежит лицом к нему, почти на дне лодки, только голова ее возвышается над средней банкой. Берег удаляется. Николай машет ей рукой и отходит к палатке. Из кустов появляются Федор с ружьем и Наташа, поднимают над головой трофеи — двух уток — и что-то весело кричат Анне. Но она их не слышит.

«Писем больше нет», — настойчиво вертится в ее мозгу одна и та же фраза. Значит, сообщение Ныркина он решил оставить у себя, просто украл письмо, негодяй… Опасное положение! Сложная борьба идет в душе Анны. Ненависть к человеку, сидящему перед ней, притворяющемуся заботливым другом, то вскипает ключом, то затихает, заглушенная приливом необычайного хладнокровия.

Анна вскрывает конверт, и из письма отца на грудь ей падает небольшой листок, покрытый цифрами. «Копия радиограммы!» — радостно догадывается она и сразу же схватывает напряженный, колючий взгляд Виклинга, устремленный на листок. Ей хочется улыбнуться ему, прозевали, мол, опять «герр Виклинг», прав был этот Рено…

В конце письма приписка Ридана: «Посылаю копию радиограммы, полученной Ныркиным сегодня (он тоже посылает). Это на случай, если в вашем захолустье какое-нибудь из писем затеряется».

Виклинг взволнован. Это чувствуется по резким толчкам весла в его руках, по его затянувшемуся молчанию. Если он узнал цифры, он может предпринять сейчас что-нибудь… Сложив письмо, Анна прячет его в свой потайной карман и при этом немного вытаскивает оттуда револьвер, на всякий случай.

Иногда Анне кажется, что все происходящее — тяжелый, мучительный сон. Может ли быть, чтобы она действительно принимала участие в этих страшных, фантастических событиях? Ее рука сжимает револьвер. Неужели она может выстрелить в человека? Да, может… Это произойдет само собой.

— Анни, — говорит, наконец, Виклинг, явно нерешительно и уже не скрывая волнения, — вы, вероятно, заметили, что я стремился остаться с вами наедине… Вы догадываетесь, для чего это…

— Нет, Альфред, не знаю, — отвечает Анна, чувствуя, что наступает решительный момент.

— Мне очень жаль, что вы так отвечаете, Анни, слушайте… Эти два дня, проведенные без вас, были очень тяжелыми для меня. Я сам не думал, что так… люблю вас…

Шаг рассчитан тонко. Анна вздрагивает, как от удара хлыстом. Жар возмущения бросается ей в голову и окончательно лишает ее самообладания.

— Подлец вы! Предатель! — глухо вскрикивает она, забыв о всякой осторожности, и рука ее, как бы сама собой, молниеносно выхватывает револьвер.

Глаза Виклинга расширяются, лицо становится серым. Несколько секунд длится молчание. На миг Анна сознает, какую опасную ошибку она совершила, не выдержав своей роли. Но…

— Я ничего не понимаю, Анни… Слишком невероятно, чтобы мое признанье… — говорит Виклинг, и новая волна гнева охватывает девушку.

«Теперь все равно», — думает она.

— Бросьте кривляться, Виклинг! Можете говорить без этого дурацкого акцента. Теперь отвечайте, куда вы дели письмо Ныркина?

— Какое письмо Ныркина? — по-прежнему с акцентом спрашивает тот.

— Я буду стрелять, если вы не прекратите эту игру. Вы прекрасно понимаете, что я говорю о письме, которое вы вскрыли и не передали Николаю. Я знаю достаточно, чтобы не верить сейчас ни одному вашему слову. Я знаю, зачем вы ходили на завод. Знаю, как вам хочется расшифровать некоторые радиограммы… Достаточно?.. А теперь поворачивайте лодку к лагерю.

Виклинг поднимает голову и осматривается кругом, как бы для того, чтобы взять нужное направление. Теперь он овладел собой, лицо его стало спокойнее. Это кажется подозрительным Анне, и она добавляет:

— Смотрите… одно лишнее движение — и я выстрелю. Вы знаете, как я стреляю…

— Хорошо, Анна Константиновна, — медленно произносит Виклинг на чистом русском языке, — я вижу теперь, что моя роль кончена. Сдаюсь… Признаться, я давно устал от этой роли. Но вы не все знаете. Я мог бы рассказать вам нечто более интересное, чем моя диверсионная работа. Хотите?

— Почему вы не поворачиваете лодку?

— Погодите, Анни. Я хочу урвать еще несколько минут из того времени, которое мне осталось жить. Вы только что вынесли мне приговор. Я имею право сказать последнее слово… Правда, мне оно уже не принесет пользы, но вам понадобиться. Как это ни парадоксально, я хотел бы быть полезным вам хоть чем-нибудь…

Глаза Виклинга скользят по речной глади, то и дело останавливаются на чем-то, лежащем впереди лодки, за спиной Анны. Может быть, он хочет заставить ее обернуться, чтобы ударить веслом по голове? Нет, она не отведет глаз от него.

Между тем, лодка выходит на быстрину, скользит вниз и, захваченная течением, снова отклоняется к берегу, на котором расположен лагерь. А впереди — немного ниже — какой-то случайный широкий плот, причаленный к берегу толстым канатом. Струя течения исчезает под ним, журча у передней линии связанных бревен.

— Итак, слушайте, Анни, — медленно говорит Виклинг, — через два, максимум через три месяца Советский Союз перестанет существовать!..

— Бросьте говорить глупости!..

— Нет, нет, на этот раз это серьезно. Я и сам не верил бы в успех, если бы не знал о новом страшном орудии борьбы, которого еще не знает Красная Армия.

— Аппараты Гросса?

— Да… Вы знаете о них?

— Это не ваше дело… Чепуха все, что вы говорите. Поворачивайте лодку.

— Хорошо, поворачиваю.

Увлекаемая быстрым течением, лодка стала поперек струи как раз в тот момент, когда до плота оставалось не больше трех метров. Раздался глухой удар в борт. Лодка будто всхлипнула, отбросив волну, пригнулась бортом, зачерпнула воды…

В следующий момент она перевернулась и вместе с Анной, не успевшей даже сообразить, что произошло, исчезла под плотом.