Антон Орлов - Антираспад

– Как будто мы уже сто лет здесь бродим, – тихо заметила Илси.

Ну да, Норберт тоже ощущал усталость. Хотя с чего бы ей взяться?

Галерея привела их в соседнее здание, опоясанное по периметру кольцевым коридором. Остальную часть постройки занимал громадный зал с открытыми шкафами, разделенными внутри на одинаковые ячейки.

– Библиотека? – с болезненной гримасой спросила Илси.

– Инкубатор, я видел их на фотографиях. Лайколимы хранили тут коконы с зародышами.

Все сильнее болела голова, это мешало соображать. Вдруг его озарило:

– Илси, ты как себя чувствуешь?

– Плохо.

Можно и не спрашивать, по ней видно.

– Ясно, мы с тобой надышались какой-то дрянью. Здесь или раньше, около тех чертовых кочек. Сейчас заберем артефакт – и бегом домой!

Он вновь попытался вызвать Олега – результат тот же. Зато металлоискатель настойчиво сигналил. Получается, что артефакт должен лежать в одной из пустых ячеек, однако его там нет. На всякий случай Норберт обшарил соседние ячейки – нигде, ничего… Потом присмотрелся повнимательней – и усмехнулся, хоть голова и разламывалась от боли: одна ячейка явно мельче остальных! Поддев лезвием ножа фальшивую перегородку, сделанную из того же серого волокнистого материала, что и весь шкаф-инкубатор, отбросил ее и вытащил увесистый металлический чемоданчик. Еще в тайнике лежал сложенный вчетверо листок пластиковой бумаги с коротким посланием на нем: «Кревлес, я знал, что ты его найдешь. Выпей за мое здоровье!»

Кто такой Кревлес? И за чье здоровье надо выпить? Норберт сунул послание в карман, а чемоданчик убрал в рюкзак.

– Пошли! – кивнул он Илси. – Немножко осталось.

Они почти бегом добрались до выхода, но, когда глотнули свежего воздуха, боль не прошла. Наоборот, усилилась.

– Нор, опасность! – скривившись, предупредила Илси.

Он оглядел равнину: как будто ничего нового, все спокойно. Пожалуй, слишком спокойно! Ни одного шарика, а час назад они тут порхали вовсю. Сестра молча указала на ближайший живой водоем: там было полно летучих существ, словно те надумали совершить групповое самоубийство. Иные все еще трепыхались. Из-за лайколимских зданий доносились громкие хлюпающие звуки – этого тоже раньше не было.

– Мне жалко их, – всхлипнула Илси, на ее щеках блестели слезы. – Мне всех жалко, и себя, и тебя. Нор, как больно. Давай сядем здесь и никуда не пойдем!

– Давай, – согласился Норберт.

Его охватила горькая обида на весь мир и нежелание что-либо делать. Теперь болела не только голова, но и каждая клеточка тела… Илси права, надо сесть и сидеть. И не двигаться…

Опустившись на землю, сестра уткнулась лицом в ладони, ее плечи вздрагивали, и сердце Норберта разрывалось от острой жалости. Он вытер скатившуюся по щеке слезу. И тут какое-то движение сбоку не то чтобы вызвало у него сильный интерес, но привлекло некоторую часть внимания.

Из-за угла выполз, перебирая множеством вывернутых, как у паука, лап, громадный кожистый мешок, покрытый редкой бурой щетиной. Голое мягкое брюхо волочилось по земле, головы не было – вместо нее торчал толстый длинный хобот с зубастой пастью на конце. Зверюга запустила хобот в водоем, с бульканьем втянула в себя содержимое, и Норберт увидел, что после этого ничего там уже не осталось – ни шариков, ни распластавшегося по дну и стенкам хищника. Просто овальная лунка в белесой почве.

«Бедные животные, – содрогнулся он от жалости, – их съели… А это одинокое существо с хоботом, до чего оно проголодалось».

Илси плакала навзрыд, как маленькая. Хобот неуверенно потянулся к ней, и тут Норберт опомнился. С ним творилось что-то неладное, неправильное! Он испытывал не свои эмоции. Похоже, с Илси то же самое… Церемониться было некогда – он пинком отшвырнул сестру в сторону с траектории хобота, достал из кобуры бластер. Именно достал, а не выхватил: рука слушалась плохо, пальцы ныли. Выстрелить не успел: с тонким визгом подавшись назад, зверюга скрылась за углом. Держа оружие наготове, Норберт левой рукой подхватил Илси под мышки и втащил в дом. Она дрожала, лицо было мокрым от слез.

– Илси, очнись! – Он встряхнул ее.

– Нор, это существо такое несчастное, – шмыгнула носом сестра. – Никто не хочет его понять…

– Ага, такое несчастное! – отчаянно борясь с болью и дурнотой, выдавил Норберт. – Оно взяло под контроль нашу психику, а мы попались!

– Зачем взяло под контроль?

– Чтобы нас слопать!

Теперь, несмотря на паршивое самочувствие, он снова мог думать, хоть и с трудом, и картина получалась довольно мрачная: похоже, зверюга разумна – вид оружия напугал ее. Или она телепатически уловила намерение Норберта? Раз она способна так мощно воздействовать на чужую психику, это не исключено. Связи с кораблем нет, и неизвестно, не подвергся ли корабль нападению.

– Мы должны выбраться! – Он посмотрел на Илси. – Возможно, придется выручать остальных: в нашей пятерке мы с тобой самые сильные. В Тренажере тебя учили защищаться от телепатических атак?

– Нет. Там одна автоматика, а Карен говорила, что автомат научить этому не может. Вот у нее были такие тренировки, она рассказывала… – Запнувшись, Илси сморщила лицо и ломающимся голосом произнесла: – Она меня бросила!

Новая атака, Норберт тоже это почувствовал. Боль усилилась. Надо выйти наружу, тогда все будет в порядке. Выйти, но ни в кого не стрелять, потому что все заслуживают жалости…

Выругавшись, он покрепче стиснул рукоятку бластера занемевшими пальцами.

– Илси, не поддавайся! Это такое же дерьмо, как тетка Лионелла!

Илси тоже достала бластер, хотя в глазах у нее стояли слезы. Они прятались в пыльном коридоре, освещенном рассеянным светом, который падал из высоко расположенных окон. Зверюга в такое не пролезет. А вот с другой стороны – комнаты, окна там достаточно большие. Пожалуй, сможет протиснуться, если очень захочет. Впереди зиял прямоугольный дверной проем – три метра в высоту, два в ширину. За ним расстилалась знакомая белесая равнина, у горизонта розовели холмы, скрывавшие океан и «Антираспад». Норберт вытащил из кармана передатчик. Связи не было. А чувствовал он себя препаршиво. Боль то отпускала, то вновь накатывала. В ушах звучал, ни на мгновение не умолкая, настойчивый вкрадчивый шепот: если кто-то хочет тебя съесть, надо его понять, простить и пожалеть, в этом и состоит истинный гуманизм. Скотина не может не быть разумной, раз оперирует такими аргументами! Или аргументы изъяты из его, Норберта, человеческой памяти, и тварь манипулирует единицами его сознания, не улавливая их истинного смысла?

В десятке метров от входа мелькнул темный щетинистый хобот, погрузившийся в водоемчик. Туши не было видно. Вскинув бластер, Илси простонала: