Фрэнк Герберт - Белая чума

Что произошло с прежними человеческими ценностями?

Берген чувствовал, что ведет одинокую борьбу за сохранение чего-то из прежней морали – заботы о своем ближнем. Золотого Правила.

Доклад, который ему передали еще до того, как он ворвался в свой офис, обозначил источник местных волнений мусульман. Шилох Бродерик! Берген начинал смотреть на Бродерика как на сатанинскую фигуру, сосредоточие всего, что должно подавляться, чтобы мир мог быть восстановлен до какого-то подобия прежнего порядка. Агенты Бродерика действовали в Нью-Йорке и пяти других основных центрах, включая Филадельфию. Доклад только подтверждал это. Может быть, Бродерик принимал участие в убийстве Папы? Берген уже был готов поверить и в это.

Как спасти все то лучшее, что есть в человеческой морали, перед лицом таких людей?

Берген предчувствовал приближение новой волны в исследовании чумы. Они стояли на грани очень важных открытий. Тотчас же на ум ему пришел лозунг. Все то, что было хорошего в прошлом, необходимо сохранить!

«Спасите животных!»

Он уже видел перед собой яркие плакаты, способ отвлечения замкнутых людей от тяжелых проблем, пока исследователи не найдут средства от чумы. Эта идея вдохновила Бергена и подсказала решение другой проблемы.

Нужно ли обсуждать доклад о Бродерике с Вэлкортом? Берген все еще подозревал, что президент мог быть каким-то образом вовлечен в кампанию Шилоха Бродерика. Говорили, что они ненавидят друг друга, но это была старая уловка. Бродерик очень удобный инструмент для таких людей, как Вэлкорт. Впрочем, все равно. Знание того, что Генеральный секретарь ООН наслышан о последнем налете Шилоха Бродерика, может заглушить продолжение насилия из этого источника. И Берген знал, что у него есть радостная нота, на которой можно закончить.

«Спасите животных!»

Он подошел к красному телефону на своем столе и уже дотронулся до него, как вдруг изменившиеся снаружи звуки заставили его прислушаться. Что-то вдруг разбилось… Звуки голосов стали какими-то странными: сдавленные крики, горестное рыдание, некоторые голоса внезапно обрывались. Берген убрал руку с красного телефона и встал в нерешительности, как вдруг дверь в его кабинет с грохотом распахнулась.

Человек в черной лыжной маске появился в дверном проеме. В руках у него был пулемет, снабженный глушителем. Очередь пуль прошила Бергена и оставила нить отверстий на стекле позади него.

Стрелявший издал дикий крик, и это был последний звук человеческого голоса, услышанный Бергеном:

– Аллах акбар!

57

О король, рожденный для того, Чтобы крепостных освободить, В предстоящей битве Помоги гэллам.

Вдоль залива с юга ехали три всадника – их черные тени были видны в мутном освещении. Джон наблюдал их на расстоянии, слыша в то же время гудение нескольких тяжело груженных машин на склонах выше лаборатории. Лошади были взмыленны, но все еще слушались седоков. Джон смотрел на них со своего места на лужайке над заливом, где пребывал в одиночестве после беспокойного дня. Джон чувствовал, что здесь он не один: за ним наблюдали чьи-то обеспокоенные глаза со стороны входа. У Джона не оставалось сил для того, чтобы даже просто возмутиться этим. Он чувствовал себя истощенным, неспособным даже нормально передвигаться.

Вопросы… вопросы… вопросы…

В этот день практически не было ни минуты, чтобы кто-то не окликал Джона. Ответы изливались из его рта совершенно бессознательно – другой голос, другая личность, действующая изнутри, вырастая из странного тревожного источника самостоятельности.

О'Нейл-Внутри ли это?

Он даже не точно в этом уверен.

Всадники были еще на некотором расстоянии, но не снижали темпа. Джон заметил, что они не оглядываются назад. Это он расценил как тот факт, что их никто не преследует, и быстрота движений этих фигур почему-то испугала Джона. Что-то в этих всадниках не так… Он ощутил холодок надвигающегося несчастья.

Звук приближающихся машин становился все ближе и ближе, но Джон слышал теперь только стук копыт. Его сердце сжалось. Затем он разглядел двух всадников – о, Боже! Это были Кевин О'Доннел и Джозеф Херити с незнакомцем посредине. Лошади погружались в тень от каменистых склонов по мере того, как солнце опускалось за западные горы.

Почему сюда едут Кевин О'Доннел и Джозеф Херити… и на лошадях? Он наблюдал, как три всадника проехали мимо, вверх по лужайке. Херити послал Джону дьявольскую усмешку, но остальные даже не обернулись. Все въехали во внутренний дворик, опустили поводья и спрыгнули вниз рядом с надзирателем Джона, не сказав при этом ни единого слова.

«Поездка на лошадях: почему это таит в себе угрозу?» – спрашивал себя Джон. Когда солнце окончательно спряталось за горы, оставив мир в полумраке, похолодало. Джон задрожал. Он находился здесь уже девять недель, наблюдая переход от механических исследований к живому творчеству. Здесь было самое лучшее оборудование в мире, доставленное на судах через Финн Садал, и лишь теперь оно использовалось по назначению. Джон целый день испытывал сильное волнение, и это было одной из причин его усталости.

Его держали в южном крыле большую часть дня, где он знакомил лабораторных служащих с усовершенствованными компьютерными технологиями, показывал им, как применять автоматику в лабораторных исследованиях. Еще одна неделя, максимум две, и у них в руках окажется патогенный микроорганизм чумы.

А после этого… что?

Однажды на протяжении этого дня Джону почудилось, что он мельком видел Доэни. В старой крепости сегодня кипела деятельность, и «множество людей суетилось в здании комплекса. Большой грузовик с плоским днищем въехал с торца в недавно проделанную дыру в кирпичной стене. Затем он появился опять через некоторое время с большим черным предметом, похожим на трубу, уложенным в кузов. Джону эта труба показалась большим стальным резервуаром. Грузовик присоединился к бронированным машинам и остальному конвою, свернувшему на северо-восточную дорогу. Джону говорили, что в том направлении находится Келлс, а на Ирландском море – Дандэлк. Эти места он, наверное, никогда не увидит.

Старый Мун вошел и попросил Джона пройти с ним в лабораторию, чтобы проверить правильность настройки автоматического комплекса.

Джон понял, что Мун является постоянной принадлежностью лаборатории. Старик все время ходил, шаркая своими дряхлыми ногами, словно преследуя какую-то цель, но стремительности ему явно не хватало. Многие исследователи здесь также обнаруживали явную нехватку независимости в рассуждениях, но открытия Джона их вдохновили. Пожалуй, Мун не знал, что происходит в облицованных кафелем комнатах и эзотерических лабораториях, мимо которых он так часто проходил. Этот человек не проявлял никакого благоговения перед учеными. Если что-то и проскальзывало на его лице, то только презрение ко всему окружающему.