Дмитрий Громов - Сборник "Один плюс один"

Взовьются великой, вселенскою тризной,

Когда мы умрем.

…и очи закрыли, как небо, крестами.

Зачем нас зарыли? Затем, чтоб не встали?!

Так знайте, мы встанем – сердитые! – встанем,

И всё нам наличными выдать заставим:

Балладным стихом, оружейною сталью,

Любовной игрой,

Звездою Героя, восторженным гимном,

Бутылками пива – хоть "Гёсер", хоть "Гиннес" –

И критику скажем: "Паскуда! Не лги нам!",

Нависнув горой

Над бронзой, над славой, над лестью-шалавой,

Над гробом с кистями, над слёзною лавой,

Над бюста ухмылкой, смурной и лукавой,

Сегодня и здесь.

Строчат некрологи друзья-бандерлоги,

Но сердце не платит со стука налоги,

Хоть кстати, хоть нет, хороши или плохи –

Смотрите! Мы есть!

ЭХО СТАРЫХ ЛЕГЕНД

МНЕ СНИЛОСЬ…

I

Мне снился сон. Я был мечом.

В металл холодный заточен,

Я этому не удивлялся.

Как будто был здесь ни при чем.

Мне снился сон. Я был мечом.

Взлетая над чужим плечом,

Я равнодушно опускался.

Я был на это обречен.

Мне снился сон. Я был мечом.

Людей судьей и палачом.

В короткой жизни человека

Я был последнею свечой.

В сплетеньи помыслов и судеб

Незыблем оставался я.

Как то, что было, есть и будет,

Как столп опорный бытия.

Глупец! Гордыней увлечен,

Чего хотел, мечтал о чем?!.

Я был наказан за гордыню.

…Мне снился сон. Я БЫЛ мечом.

II

Мне снился бесконечный путь,

Пронзающий миры.

И в том пути таилась суть

Загадочной игры,

Игры, чьи правила – стары,

Игры, чьи игроки – мудры,

Они не злы и не добры…

И я кричал во сне.

Мне снился обнаженный меч,

Похожий на меня,

И яростно-кровавый смерч

Взбешенного огня,

И бились о клинок, звеня,

Копыта черного коня,

Что несся на закате дня…

И я кричал во сне.

Мне снилась прожитая жизнь –

Чужая, не моя.

И дни свивались в миражи,

Как сонная змея.

И шелестела чешуя,

Купался лист в воде ручья,

И я в той жизни был не-я…

И я кричал во сне.

III

Стояли двое у ручья, у горного ручья,

Гадали двое – чья возьмет? А может быть – ничья?

Стояли двое, в дно вонзив клинки стальных мечей,

И тихо воды нес свои израненный ручей…

Стояли два меча в ручье – чего ж не постоять?

И отражал, журча, ручей двойную рукоять,

И птиц молчали голоса, и воздух чист и сух,

И упирались в небеса вершины Сафед-Кух,

Вершины Белых гор…

Но нет мечей, есть лишь ручей – смеясь и лопоча,

Несется он своим путем, своим Путем Меча,

Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,

В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор…

Легенды – ложь, легенды врут, легенды для глупцов,

А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,

И нет начала, нет конца у этого кольца,

Как рая нет для подлеца и меры для скупца…

Мне снился сон. Спроси – о чем? Отвечу – ни о чем.

Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.

Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,

Я был грозой и летним днем,

Прохожим и его плащом,

Водою и огнем…

ЭПИЛОГ

…Стенанья роз колеблют небосвод,

Грустит вода, погрязшая в овраге,

Змея течет из-под гнилой коряги

И холм творит немое волшебство.

Пора слагать таинственные раги

О том, что было живо и мертво,

Трусливо и исполнено отваги,

Вставало твердью из предвечной влаги,

Считалось всем, взойдя из ничего,

Пора уйти в глубины естества

И научиться складывать слова,

Как складывали их былые маги.

Граница меж мирами – лист бумаги,

Последняя строка всегда права,

Вот двор, трава, и на траве дрова,

И не болит с похмелья голова,

Дурман осенних туч пьянее браги,

Засиженное мухами окно

Откроется меж буднями и сном,

И ты не вспомнишь: порванные флаги,

Огонь, тела… и черное пятно

Над нами.

Над тобой и надо мной.

ЕРЕСЬ СВАСТИКИ

Таинственны мудрости древней скрижали,

Сколь счастливы те, что ее избежали.

х х х

Бессмертна от века душа человека –

Но гибнет от старости тело-калека,

Страдая от хворей, напастями мучась.

Увы, такова неизбежная участь

Души, что меняя тела, как одежды,

Идет по Пути от надежды к надежде,

От смерти к рожденью, от смеха к рыданью,

От неба к геенне, от счастья к страданью.

Дорога, дорога, дорога, дорога,

Извечный удел человека – не бога.

Ведь те, кто вкусили амриту благую,

Телами со смертью уже не торгуют,

Для плоти их тлена не сыщешь вовеки –

Завидуйте им, муравьи-человеки!

У тела бессмертного участь другая:

Оно не потеет, не спит, не моргает,

Не ведает боли, не знает старенья,

Достойно назваться вершиной творенья,

Вовек не знакомо с чумой и паршою –

Но суры за то заплатили душою,

И души богов, оказавшись за гранью,

Подвержены старости и умиранью.

Дряхлеет с веками, стара и убога

Душа всемогущего, вечного бога –

Становится пылью, становится прахом,

Объята пред гибелью искренним страхом.

Сухою листвой, что с деревьев опала,

Осыплется наземь душа Локапалы,

Сегодня умрет, что вчера шелестело –

И станет бездушным бессмертное тело.

О скорбь и страданье, о вечная мука! –

Коль в суре поселится серая скука,

Наскучат утехи, любовь и сраженья,

Наскучит покой и наскучит движенье,

Не вспыхнут глаза грозовою зарницей,