Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

Через три минуты рослый молодой мужчина поставил передо мной изящную фарфоровую чашку с вензелями, вроде бы под старину, но, боюсь, здесь, как на пиру во время чумы, пользуются в самом деле подлинным антиквариатом: чашками, из которых изволили пить кофе цари. Даже кофейник, Бог мой, в нем настолько чувствуется рука мастера, что ему стоять только на выставках, а не в кабинете, где у генсеков руки тряслись от старости, а у одного из президентов – от пьянства…

Кабинет постепенно наполнялся встревоженными, взволнованными людьми. Все смотрят, как на ожившего динозавра.

Палеев, глава администрации, первым осторожно приблизился, отвесил поклон.

– Наши приветствия, господин президент. Докладываю: страну лихорадит. Курс доллара серьезно подскочил, наши ценные бумаги упали… Еще не обвал, но близко к тому. Надо выступить с заявлением, успокоить народ.

– Чем? – огрызнулся я. – Сказать, что вся наша предвыборная платформа – брехня? И ни к какой гребаной Америке присоединяться не станем?

Он хмыкнул.

– Да, тогда курс доллара снова упадет, а государственные акции повысятся. Но вы так делать почему-то не станете.

– Вот именно, почему-то.

Он развел руками.

– К сожалению, вы застали страну и нас врасплох. Сейчас ваш штаб размещается в пределах вашей досягаемости, они первыми начнут готовить ваши речи, а мы подключимся. Нашим спичрайтерам надо дать ваши ключевые заявления, а они разовьют дальше.

Он усмехнулся, я буркнул:

– Самому смешно?

– Нет, господин президент, – ответил он серьезно. – Я как раз подумал, что впервые на пост главы государства встал человек, который лучше составляет речи, чем его помощники. Наши спичрайтеры понадобятся, чтобы убирать некоторые сорняки да повторы. Честно говоря, если бы наши спичрайтеры были сильнее, то в этом кресле сидел бы другой президент!

Я кивнул.

– Спасибо за откровенность. Я выступлю по телевидению ближе к вечеру.

– С программным заявлением?

– Нет, всего лишь с подтверждением верности курсу. Я думаю, что именно этого ждут и Америка, и другие заинтересованные страны.

– А остальные – боятся, – сказал он серьезно.

– Но все равно сказать надо. Да, кстати, приготовьте кабинет для Уварова. Это глава Союза промышленников… Он сделал немало, но главное – первым увидел выгоду для России, а такой человек должен занимать пост на государственной службе… Если, конечно, удастся его уговорить.

Приблизился Горшков, лицо озабоченное, я умолк, повернулся к нему.

– Генеральный штаб работает по военному графику, – доложил он, – военно-воздушные силы приведены в полную боевую готовность. Все войска, какие только можем, спешно перебрасываем к южным границам. Это мучительная операция, господин президент! Однако в некоторых отдаленных гарнизонах очень неспокойно…

Меня обдало холодком.

– Насколько?

– На грани неповиновения, – ответил он бесстрастно. – Все эти демократические веяния здорово расшатали верность присяге. Раньше приказ был превыше всего, а сейчас даже военные начинают рассуждать, как им поступить. Не мешает хотя бы подсластить пилюлю.

Глава администрации сказал с неожиданной твердостью:

– Подсластить можно, но вы зря нагнетаете, господин Горшков. Военные сейчас… слишком инертны. ГКЧП был совсем недавно, помнят. Только на этот раз не удастся свалить все на Пуго, да и стреляться никто не решится. Нет, наши военные такие же слизняки, как и все остальные политики. Лучше обратите внимание, господин президент, на выступление перед телекамерами. Оно должно быть твердым, продуманным, взвешенным, на вашем лице не должно быть ни тени сомнения. Кстати, ваше выступление уже готовят!

В сторонке раздался звонок, молодой мужчина, явно из моей администрации, доложил торопливо:

– Господин президент, на прямом проводе президент Соединенных Штатов. У него очень важный разговор.

– Через минуту буду, – ответил я.

Мы как-то забываем, подумал я, направляясь в секретную комнату с прямым телефоном, что Русско-японская война закончилась не сама по себе, ее остановил Теодор Рузвельт, за что получил Нобелевскую премию мира. Япония еще тогда намеревалась оттяпать у России не только все острова и Курилы, но и Дальний Восток. Это Штаты, обеспокоенные усилением Японии, постарались ее остановить. Все-таки Россия Россией, но любое усиление Японии угрожает Штатам.

И вот сейчас неожиданным финтом со стороны России Штаты оказались прижаты к стене. Как я и рассчитал, им приходится действовать немедленно, что тамошней администрации очень бы не хотелось.

– Слушаю, – ответил я.

На том конце провода раздался тягучий голос, я сразу ощутил запах плантаций:

– Господин президент, поздравляю вас еще раз с избранием, а теперь сразу, уж извините, о срочном. Вы просчитали ходы за ваших соседей?

– Да, – ответил я.

– В чем они заключаются?

– У вас самые мобильные группы в мире, – напомнил я. – Пока ваш сенат, конгресс, законники и вся-вся президентская рать раскачаются, будет поздно. Но вы вправе послать сейчас же несколько десантных групп на побережье России, где граничит с Японией, а также побольше групп на границу с Китаем. Если Китай перейдет границу, ему потребуется смять ваши войска. А это уже другое дело, чем вторгнуться в беззащитные просторы Сибири…

На том конце после паузы послышалось хмыканье.

– Да, вижу, вы это продумали тоже. Вы нас переиграли, господин Зброяр! Мои помощники сходятся во мнении, что придется действовать по вашему сценарию.

– Мой помощник передаст вам файл с картой удобных для высадки мест, – продолжал я, – мы также открываем для вас все военные базы, что вблизи границ. Сразу же приступайте к охране, чтобы ни у кого из вторгнувшихся не было сомнения, что придется столкнуться уже со Штатами. И не в газетной полемике, а с оружием в руках.

После долгой паузы он сказал с заминкой:

– Да, вы переиграли. У нас нет еще таких законов… но принимать их некогда. Китай медлить не станет, вы, к сожалению, правы. В чем преимущество тоталитарного строя: там достаточно слова генсека, чтобы армия тут же перешла гра­ницу.

– Вам надо поторопиться, – напомнил я.

– Меня распнут, – послышался невеселый голос. – И в сенате, и в конгрессе, а пресса вообще сделает из моей шкуры чучело для метания дротиков.

– Поторопитесь, – сказал я еще раз, уже настойчивее.

– Наш разговор слушают военный министр и секретарь по национальной безопасности, – ответил он. – Уже нажимают какие-то кнопки… Боюсь даже подумать, какие! Я человек сугубо гражданский. Ладно, приоткрою краешек тайны: после нашего прошлого разговора мы загрузили на авианосцы тяжелую технику и отправили две эскадры к вашим берегам. Предупредите там, чтобы не стреляли, мы через два часа готовы начинать десантную операцию по высадке первых частей на берег вблизи Владивостока.