Пол Андерсон - Странник. Зима Мира

Маленький самолет вздрогнул и застучал по земле. Взлет был проведен искусно — хотя был момент, когда порывом ветра он едва не был опрокинут — но затем самолет начал ровно подниматься ввысь. Пролетая над облаками, она глядела на облачный покров, волновавшийся словно море, а дальше — на Арго, горой выглядывающий из-за него, на звезды и спутники-компаньоны, мерцающие над головой. На севере еще больше сгустилась темнота. И в самом деле погода будет такой неуютной в ближайшие несколько часов. Если она вскоре не вернется, ей лучше остаться там, где она совершит посадку, пока не прояснится.

Янника быстро долетела до места сражения. Когда инерциальный пилот доставил ее туда, она сделала круг, надела шлем и активировала систему связи. Кровь пульсировала в венах, а рот пересох.

— А’и’ач, — выдохнула она, — не умирай, прошу тебя, не умирай!

Вспыхнул зеленый огонек. По крайней мере его передатчик работает. Он? Она должна сама лично связаться с ним.

Слабость, боль, путаница опавших листьев, брошенные сучья…

— А’и’ач, держись, я спускаюсь!

Порыв радости. Да, он действительно ощущал ее.

Приземление было и в самом деле рискованным делом. Самолет мог садиться вертикально, имел превосходный радар и сонар, компьютер и системы, которые выполняли большую часть этой работы. Однако свободное пространство снизу было ограниченным, оно надвое было пересечено расщелиной, и пока окружающий лесок оставался слабой преградой на пути ветра, будут ужасные порывы ветра и водовороты.

— Боже, себя вручаю я в руки Твои, — произнесла она и спросила себя, как и много раз до этого, каким же это образом Хью держится за свой атеизм.

Тем не менее, если она продолжит ждать, она потеряет остатки мужества. Вниз!

Ее спуск был еще более диким, чем она предполагала. Сначала облака поймали ее в свой водоворот, затем, уже миновав их, она увидела верхушки деревьев, внезапно попытавшихся ухватить ее. Самолет вращался, поднимался, отклонялся от курса. Не поступает ли она как полная идиотка? Она действительно не хотела бросать эту жизнь… Но Янника справилась с этим, и через несколько минут без сил откинулась на спинку кресла. Шевельнулась и почувствовала, как все тело ее испытывает боль от напряжения. Но с нею, внутри нее, была и боль А’и’ача. И призванная этой необходимостью, она освободилась от ремней и двинулась дальше.

В темном палисаде шум деревьев вокруг нее достиг огромной величины, ветви стонали, а кроны пенились, но ниже, на земле, воздух, хотя и беспокойный, становился тише, почти что теплым. Невидимый Арго освещал красным светом облака, давая достаточно света, чтобы ей не нужно было пользоваться фонариком. Она не обнаружила и следа мертвых ауранидов. Что ж, у них нет костей — дромиды, должно быть, доели каждый кусочек их плоти. Какое ужасное суеверие… Где же А’и’ач?

Вскоре она обнаружила его. Он лежал за колючим кустарником, к которому крепился с помощью своих переплетавшихся усиков. Тело его сократилось до минимума, став пустым мешком, но глаза его блестели и он мог говорить на пронзительном языке своего народа, который, как она уже знала, был мелодичным.

— Пусть моя радость передастся тебе! Я и не надеялся уж, что ты вернешься. Здесь так одиноко. — При последнем слове он вздрогнул. Аураниды не могли долго выдерживать одиночества, находясь вне Роя. Несколько ксенологов полагали, что сознание у них было скорее коллективным, чем индивидуальным. Янника отбросила эту мысль, считая, что ее можно применить по отношению к другим видам, обнаруженным в некоторых районах Дальнего. У А’и’ача была своя собственная душа!

Она опустилась на одно колено.

— Как ты? — Она не могла передавать звуки его языка лучше, чем он сам английскую речь, но научился ее интерпретировать.

— Мне не так плохо, особенно сейчас, когда ты рядом. Я потерял кровь и газ, но раны затянулись. Ослабев, я устроился на дереве, пока не ушли Звери. Тем временем поднялся ветер. Я подумал, оценив свое состояние, что лучше никуда не трогаться. И все же я не мог оставаться на дереве, меня могло унести ветром прочь. Поэтому я выпустил остатки газа и опустился в это убежище.

За этим простым объяснением скрывалось намного больше.

Точный смысл был передан лаконично и стоически, но отнюдь не то, что скрывалось за ним. А’и’ачу требовался по крайней мере день, чтобы срегенерировать достаточное количество водорода для подъема: сколько точно — это зависело от того, сколько пищи сможет он достать, будучи в этом своем бедственном состоянии… если только прежде его не обнаружат плотоядные, что было весьма вероятно. Янника представила себе, какие же мучения, страх и храбрость должны были нахлынуть на нее, надень она на себя свой шлем.

Она понесла в своих руках это дряблое создание. Весил он совсем ничего. На ощупь А’и’ач казался теплым и шелковистым. Он помогал ей насколько мог. Но при этом часть его волочилась по земле, что должно было доставлять ему боль.

Затаскивая его в самолет, ей пришлось, с еще большей грубостью обращаясь с ним, волочить его за складки кожи. Свободного пространства вполне хватало, и он практично разместился сзади. После его стона, ничего особенного не произнося, скорее как бы извиняясь, она запела ему. Он не знал древних земных слов, но ему понравилась мелодия, и он понял, что она имеет в виду.

Самолет был оборудован основными медицинскими средствами для оказания помощи туземцам, и она использовала их. Раны А’и’ача оказались неглубокими, поскольку своими размерами едва ли он был больше сумки; однако же эта сумка была разорвана в нескольких местах и, хотя проводилось самолечение, в полете раны могли открыться, если только он не получит подкрепление. Применяя местные анестезические средства и антибиотики — ей многое было известно о медеанской биохимии, — она зашила открытые раны.

— Ну вот, теперь ты можешь отдохнуть, — произнесла она, уставшая, вспотевшая и шатающаяся, закончив с этой работой. — Позже я сделаю инъекцию газа, и ты сможешь тут же подняться вверх и улететь, если пожелаешь. Однако, мне кажется, для нас обоих было бы более мудрым подождать окончания этого урагана.

«Мы в трудном положении здесь», — простонал бы человек.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, но… А’и’ач, позволь, я надену свой шлем. — Она указала на него. — Он соединит наши души, как это бывало и раньше. И, возможно, уберет из твоего разума безутешность. А на таком коротком расстоянии, давая нам новую информацию… — Ее пронзила дрожь. — Что же мы могли не заметить?

— Хорошо, — согласился он. — Нам, может быть, понравится этот уникальный опыт. — Концепция открытия нового, когда его самого спасают, была незнакома ему… но его поиски удовольствий были далеко от гедонизма.