Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

Они надоели друг другу до чертиков и, судя по всему, способны были препираться бесконечно. Гаруса демонстративно зевнула и поинтересовалась:

– Так я пойду? – И спокойно выдержала взгляды четырех пар глаз.

– Ну что, братья, отпустим гостью? – ухмыльнулся Орвар.

– Давай отпустим, – согласился Расмус, тяжело глядя на нигири. – Пусть идет.

Злоба, полыхнувшая из-под черных бровей, не сулила Гарусе ничего хорошего.

Теперь женщина четко понимала расклад сил: сейчас она на кладбище, во владениях Орвара, который почему-то не склонен причинять ей вред. Или хочет поиздеваться, поглумиться над попавшей в ловушку Отига Гарусой, но, судя по всему, готов предоставить ей шанс. А вот стоит шагнуть за ограду, как рядом появится Расмус, сумасшедший угольщик, большой любитель перетереть добычу в черную пыль. И все знали, что нигири чернобородый ненавидит больше человеков. Потому что...

– Хочешь со мной встретиться, Углежог?

– Позабавиться, – уточнил Расмус.

Его рыжая подружка скорчила гримасу, показывая, что ей забава тоже доставит удовольствие.

– И не боишься? – холодно осведомилась женщина.

– Боюсь? – Чернобородый расхохотался. – Я прихлопну тебя, как муху, татуированная дрянь.

– Можешь прихлопнуть. – Гаруса усмехнулась. – Но станешь ли?

– Ты не первая нигири, из которой я сделаю полмешка угля.

– Но я первая нигири, которая способна пережечь на уголь тебя. – Женщина с вызовом посмотрела на Расмуса. – Ты ведь знаешь, кто я.

Бразар угрожающе фыркнул, напоминая, что драться грязной твари придется не только с хозяйкой.

– Колдунья. – Углежог сплюнул. – Тем лучше. – Сжал кулаки. – К тому же ты слаба и трясешься в лихорадке.

– Это тебя особенно радует, не так ли, Расмус Грязный Трус? Ты ведь не нападаешь на сильных колдунов нигири, которые плевать хотели на Отиг. Обходишь их стороной.

Чернобородый зарычал.

– Смелая, – коротко высказался Охотник.

– Глупая, – презрительно бросила Дагни Два Сапога.

– Отчаянная, – угрюмо произнес Орвар, обгладывая очередную кость. – Она будет драться до последнего. И козел ее – тоже. А когда закончится магия, она станет рвать когтями и зубами. – Рыгнул и закончил: – Я бы на твоем месте поостерегся трогать мою гостью, Расмус.

– Ты издеваешься? – Чернобородый задохнулся от ярости. – Да я ее...

– А ты загляни в будущее, грязнуля, – издевательским тоном предложила Гаруса. – Посмотри, чем закончится наша схватка.

Предсказания не давались ночным тварям. Они знали все, что было раньше, знали все, что было сейчас, но грядущее... Смотреть вперед им не разрешалось.

– Она ворожила! – тревожно воскликнул Углежог.

И кто знает, что увидела? Уж не потому ли колдунья ведет себя столь нагло, что уверена в победе? Что предсказание показало гибель знаменитого Расмуса? Нигири кажется слабой, но кто знает, на что способна татуированная дрянь? Опять же – козел. Таращится из-за спины хозяйки да рогами поводит. А в два витых кинжала наверняка вплетены магические нити...

Размышления Углежога столь явно отразились на его физиономии, что Охотник не выдержал – беззвучно заржал, повалившись на оленью шкуру. Заулыбались псы, вывалив из пастей языки. Хихикнул Орвар, но тут же закашлялся, подавившись очередным куском. Даже мечник, что до сих пор играл в статую, и тот шевельнулся.

Покрасневшая Два Сапога вскочила на ноги:

– Расмус, выдери эту дрянь! Брюхо не посмеет вступиться! В конце концов, сейчас Отиг, мы в своем праве!

– Да, Расмус, будь мужчиной, победи едва живую женщину, – немедленно встрял толстяк. – Убей ее. Тебе ведь нетрудно.

– Я сам решу... – начал было чернобородый.

– Ты будешь решать в угольной яме! – рявкнул Орвар так, что с окружающих кладбище осин посыпался снег. – А сейчас ты у меня в гостях!

Расмус втянул голову в плечи. Два Сапога, ожидавшая от приятеля большего героизма, с независимым видом уставилась на холеные ногти.

– Я же просил – потише! – Охотник обеспокоено посмотрел на заворочавшуюся Сив. – Невеста проснется – приставать начнет. Оно вам надо?

Оно оказалось никому не надо.

Дагни на цыпочках подкралась к спящей и умело просвистела ей в ухо мелодичную колыбельную. Девушка неразборчиво пробормотала несколько слов, перевернулась на другой бок и затихла.

Дальнейший разговор продолжали громким шепотом.

– Ты специально ее привел! – Углежог ткнул грязным указательным пальцем в Брюхо.

– Ага, – подтвердил тот, объедаясь свиными ушами.

– Я бы с удовольствием прошла мимо, – вставила Гаруса. – Охота была в Отиг по гостям шляться. Да еще с ребенком.

– И попала бы к братцу Расмусу. – Орвар ответил чернобородому его же жестом: направил на Углежога толстый указательный палец, с которого капал жир. – Который и ребенком бы не поперхнулся.

– Решил надо мной поиздеваться? – угрожающе проскрипел Углежог.

– Поиграть, – уточнил Большое Брюхо. – Хотел повеселиться.

– Я тебе покажу «поиграть»!

– И что же ты мне покажешь?

– Толстый братец забывает, что нас двое, – вкрадчиво произнесла Два Сапога.

Расмус приободрился. Но ненадолго.

– Орвар не один, – подал голос мечник.

Углежог поскучнел. Дагни выругалась. Гаруса поняла, что чего-то не поняла. Бразар шумно выдохнул, без колебаний принимая в ряды еще одного бойца. Большое Брюхо улыбнулся, вгрызаясь в аппетитнейший окорок. Охотник удивленно поднял брови, но промолчал, зато принялся рассеянно ерошить шерсть лежащей рядом суки.

– Зачем тебе, Ингольф? – осведомилась Два Сапога.

– Мое дело, – коротко отозвался мечник, по-прежнему глядя на огонь. И повторил: – Орвар не один.

Гаруса тихонько перевела дух.

«Что все это значит?»

– Колдунья моя, – злобно сказал Расмус. – Она шла ко мне.

– Ошибаешься, братец, она шла ко мне, – вздохнул Большое Брюхо, которого еще называли Повелителем Кладбищ, и пристально посмотрел на женщину: – Не так ли?

– Смотря что ты имеешь в виду, – тихо отозвалась нигири.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Все идут к тебе, братец, – грубовато бросил Расмус. – Все попадают на кладбища.

– Но никто не торопится, не лезет без очереди, а когда приходит время, всеми силами старается избежать участи. И вот... – Орвар замолчал, не спуская глаз с женщины, которая машинально положила руку на меховой сверток. То ли пыталась защитить, то ли набраться сил. Продолжать невысказанную мысль Большое Брюхо не стал. Жестко заявил: – Я сожру твою плоть и обглодаю кости, колдунья.

– Я знаю.

– Не останется ничего.

– Я знаю.

– И тебе будет очень больно. Ведь смерть – только начало, потом прихожу я.

– Вечноголодное пузо.