Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

– Эту песню я уже слышал, – отмахнулся Андрей, разглядывая бумагу на свет. – Ба, да здесь водяные знаки!.. Не желаете уточнить, какие?

– Понятия не имею!

– А вот я, кажется, догадываюсь… – Голицын кивнул городовому на задержанного. – Уводите. В камеру.

Затем еще раз рассмотрел водяные знаки на просвет, задумчиво потер мочку уха и также вышел из кабинета.

К утру эксперты сообщили, что бумага действительно британского производства. Голицын, оставшийся ночевать в участке, несмотря на настойчивые пожелания пристава отвезти «его благородие» домой, сумел подремать часа три-четыре на огромном кожаном диване в кабинете начальника участка. На вопрос Андрея, откуда сие чудо мебельной мысли взялось, седеющий пристав охотно пояснил:

– Так то в прошлом году на Курляндской ресторан горел. Ну, мои-то ребятки подсуетились, спасли много чего из имущества. Вот нам господин Боровиков, владелец, от щедрот и подарил. Всё равно, сказал, буду мебеля менять, а вам – память о смелости на пожаре.

Когда же прибыл курьер с результатами экспертизы, Голицын только-только продрал глаза и пытался с помощью гимнастических упражнений вернуть телу привычную гибкость и силу. Распечатав конверт, Андрей впился взглядом в скупые и сухие строчки.

– Есть!

– Что случилось? – встрепенулся пристав.

– Доказательство. Наши вчерашние «гости» теперь пойдут по ведомству его превосходительства генерал-лейтенанта Николая Ивановича Петрова. Так что все-таки встретятся с ним, хотя и в другом качестве. Бумага-то у господина Тухачевского от самого британского атташе сэра Локхарта получена!..

– Да ну?!

– Точно. То есть она точно такая же, какую использует британское представительство. А уж кто ее писал, выясним вскорости. – Голицын улыбнулся и с чувством пожал приставу руку. – Благодарю за содействие! Телефонируйте на Шестую линию, пусть пришлют арестантскую машину и перевозят голубчиков по новому адресу.

– А вы куда же, ваше благородие?

– Работать дальше, любезный! Нужно успеть провести еще одно дознание, пока чего не вышло…

И Голицын спешно покинул участок. Ноги сами понесли его в нужном направлении – снова на улицу Лифляндскую. Лишь пройдя половину пути, Андрей вдруг осознал, что сейчас еще слишком рано, чтобы ломиться в дом к одинокой женщине, к тому же вдове героя военной кампании. Пришлось притормозить и заглянуть в кофейню на углу набережной и Старо-Петергофского проспекта. Здесь с утра подавали замечательный кофе со сливками и свежими булочками.

Хорошо подкрепившись и прогнав остатки сна, Андрей с трудом высидел полчаса и наконец не выдержал, двинулся на Лифляндскую. Напустив на себя строгости и деловитости, позвонил в наддверный колокол. Сочный звук уплыл в глубину дома. Пару минут ничего не происходило, потом внутри раздались шаркающие шаги и неразборчивое ворчание.

– Кого еще нелегкая принесла? – донесся из-за двери хриплый, недовольный голос. Он явно не принадлежал вдове.

– Из Канцелярии Его Императорского Величества. Открывайте! – рявкнул Голицын.

За дверью явственно охнули, загремел засов, клацнул замок. Тяжелая створка приоткрылась, и на Андрея уставились круглые от страха, подслеповатые глаза.

– А-а… вы кто будете?

– Капитан Голицын. Со срочным пакетом для госпожи Пашутиной.

– Ох, ма…

Дверь распахнулась. На пороге стоял пожилой человек в выцветшем, потертом мундире солдата-артиллериста, накинутом на плечи, домашних штанах и шлепанцах на босу ногу. Он, прищурившись, несколько секунд разглядывал Андрея, потом спохватился, отступил на шаг в сторону и даже попытался выпрямиться по стойке «смирно». Однако последнее у него не получилось – старый солдат болезненно сморщился и виновато сморгнул.

– Извиняйте, ваше благородие, спина перебита… Проходите.

– Где воевал? – поинтересовался Голицын, входя в просторную прихожую.

Правда, здесь было довольно темно, окно над входной дверью не мыли очень давно, а канделябр, стоявший слева на полке, давал тусклый дрожащий свет от пяти парафиновых свечей.

– Балканская кампания. Ранен дважды – под Плевной у Горного Дубняка и под Пловдивом. – Старик покряхтел, попереминался с ноги на ногу. – А что ж вы так рано-то прибыли, ваше благородие? Хозяйка моя еще почивают…

– Срочное дело, герой. Так что иди, буди хозяйку. Я в гостиной подожду…

Ждать Голицыну пришлось не менее часа. Наконец двери гостиной распахнулись, и в помещение вплыла высокая, располневшая не по годам женщина, одетая в домашнее платье и чепец. Поверх платья вдова куталась в меховой казакин, заметно побитый молью.

– Чему обязана, молодой человек? – сердито спросила Пашутина, опускаясь на диван напротив камина.

Вошедшая следом служанка тут же подвинула к дивану столик на гнутых ножках. На нем Андрей заметил шкатулку с папиросами, пепельницу и коробку спичек. Вдова не торопясь извлекла длинную дамскую папироску, прикурила и, прищурившись, посмотрела на гостя.

«Однако, серьезная женщина», – невольно отметил про себя Андрей. Встал и отрекомендовался:

– Капитан Службы охраны высшей администрации при Канцелярии Его Императорского Величества Голицын.

У вдовы едва заметно дрогнула рука с папиросой, и на секунду метнулся в сторону взгляд. «Ага, у мадам имеется-таки камень за пазухой!» Андрей сделал вид, что не заметил замешательства хозяйки.

– И что же привело вас в мой дом? – уже менее уверенно поинтересовалась Пашутина.

– Дело государственной важности, – строго сказал Голицын и продемонстрировал ей изъятую у Тухачевского бумагу.

У вдовы оказалось прекрасное зрение, и буквально через минуту она, прочтя документ, явственно побледнела и положила недокуренную папиросу в пепельницу.

– Н-ну а я-то здесь при чем?.. – почти прошептала Пашутина, отводя взгляд.

– Вы, мадам, может быть, сами и ни при чем. А вот ваши посетители…

– Ка-какие по-посетители?.. – На вдову было жалко смотреть.

– Например, вчерашние, – веско произнес Андрей, решив не давать ей ни малейшего шанса придумать какую-либо правдоподобную отговорку. – Одного, кажется, зовут господин Лембовски? А второго…

– …Каминен. Тиму Каминен…

– Ого! Финн?! Ладно, допустим. Хотя, думается, по-настоящему их зовут не так.

– Вы правы, господин капитан, – голос у вдовы сорвался, она всхлипнула, губы ее задрожали.

«Только бы истерику не закатила или в обморок не хлопнулась», – встревожился Андрей, подвинул свой стул поближе к дивану, сел и участливо улыбнулся.

– Ну, полноте, мадам, не надо так волноваться. Я ведь ни в чем вас не обвиняю пока. Нет оснований. Вы могли и не знать, что это за люди.