Владимир Михайлов - Кольцо Уракары

— Видимость, бзинкшт. Оптическая иллюзия. Всего лишь. На самом деле они меня тогда крепенько взяли за жабры. И не выпускают до сих пор. Я у них под очень прозрачным колпаком. Будь уверен: даже то, что ты тут появился, будет замечено. Или уже замечено, и они вскоре снова пожалуют. А я рисковать не хочу. У меня тут много дел, и не собираюсь бросать их. Нет, я уже сказал: ищи другой способ.

— Сперва объясни: что это за «они», такие ужасные? Может, ты зря испугался?

— Тебе-то какая разница — кто? Посильнее меня, да и тебя, наверное, тоже — вот и весь сказ.

— Тогда выбрось меня побыстрее. И не будет поводов бояться.

— Легко сказать. А если тебя перехватят? Это, конечно, твой риск, но и меня по головке не погладят…

— Постой, постой. Они что же — нацелены именно на меня?

— А ты еще не понял? Туго у тебя стало с сообразительностью. Нет уж, послушай доброго совета: исчезай сразу и больше тут не показывайся. Выкручивайся дальше, как знаешь.

— Это обсуждению не подлежит, — сказал я таким тоном, что он понял.

— Ты что — тоже мне грозить собираешься? Дохлый номер.

Я усмехнулся:

— Это Армаг, верно? И они тебя вовсе не напугали. Просто купили. Почем продал душу?

Доброжелательность его как ветром сдуло. Он вскочил, сделал два шага, чтобы оказаться между мною и дверью. Из-за спины неуловимым движением выхватил дистант. Направил на меня:

— С-сука!..

Примерно такого развития событий я и ожидал, хотя некоторые детали не совпадали: например, по моим предположениям, он должен был воспользоваться ножом, которым владел мастерски. Стрелком же был посредственным; но на расстоянии трех шагов из дистанта цель поразит и слепой, и даже стоя к ней спиною. Вообще-то я полагал, что стрелять он не станет до последней возможности: я требовался ему живым и словоохотливым. Собственно, в расчете на это я и спровоцировал его вспышку. Иначе пришлось бы долго ходить вокруг да около. Может быть, я и доставил бы себе такое удовольствие — раскрутить его постепенно, вытягивая истину сантиметр за сантиметром и глядя, как он опадает, выпуская воздух; но не в таком цейтноте, в котором я находился сейчас. Время следовало экономить.

Поэтому я не стал ждать, что возобладает в его милли-секундных колебаниях: эмоциональное желание уложить меня на месте или разумное стремление овладеть ситуацией и сделать то, что ему было поручено. И поспешно поднял руки, выражая полную покорность обстоятельствам и рассчитывая, что он мне в этом поверит.

Абердох, однако, проявил разумную осторожность. Он не отвел оружия и не стал приближаться ко мне. Лишь проворчал удовлетворенно:

— Вот так-то лучше… И скомандовал:

— Лицом к стене! Руки на стену! Расставь ноги пошире!.. Ну, и все такое прочее, что полагается в таких случаях: рутинный ритуал. Я был совершенно послушен. Но чувствовал, что мне не верят. Он даже не подошел, чтобы обыскать меня, впрочем, мог убедиться в моей безоружности на расстоянии — для этого у него хватало способностей. Он, похоже, высоко ценил себя как сенсора, я всей душой надеялся, что это так и есть. И не ошибся. Продолжая оставаться на месте и не опуская руки с дистантом, он принялся делать мне внушение, собираясь, видимо, поступить со мною так же, как днем раньше я сам обошелся с рыночным библиотекарем. Но (подумал я) с куда меньшими шансами на успех.

Я бы на его месте начал со внушения мне уверенности в том, что он меня горячо любит и желает мне только добра. И что я, в свою очередь, горячо люблю его и просто неспособен причинить ему хоть какой-то вред. Абердох этим пренебрег. Зря, самоуверенность никого еще не доводила до добра. Он же решил сразу ухватить быка за рога:

— Ты измучен. Ты устал. Твои руки и ноги тяжелеют. Наливаются свинцом. Ты очень хочешь отдохнуть. Спать. Засыпаешь. Засыпаешь…

Господи, сколько веков назад ему ставили гипноз? И с этим-то багажом он вступает в схватку?..

— Ноги больше не держат тебя. Ты опускаешься на пол. Сползаешь по стене. Медленно… Осторожно…

Я так и поступил. Старался только не очень прижимать ладони к стене, чтобы не занозить руки. Мне удалось очень естественно опуститься на колени. И мягко повалиться набок, закрыв глаза.

— Ты уже спишь… Ты уснул. Но ты слышишь меня. Отвечай: ты меня слышишь?

— Слышу… — отрапортовал я тем потусторонним голосом, какой он наверняка и рассчитывал услышать.

— Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них. Скажи: ты будешь отвечать мне?

— Буду… — издал я в той же тональности.

— И будешь говорить правду. Только правду. Одну только…

— Одну только правду.

— Молодец. Вопрос первый: где ты собираешься искать семена уракары?

— На Синере.

Он чуть опешил: ожидал чего-то другого.

— Почему на Синере?

— Потому, что они там.

— Ты уверен? Откуда ты знаешь?

— Нашел информацию на Рынке.

Я помнил, что ему на Рынок вход был закрыт: видимо, когда-то он попытался что-то урвать там, но засветился. Поэтому ему и приходилось отсиживаться вне города и опасаться каждого патруля.

— Где именно?

— На аукционе. Купил.

— Почем?

А это еще зачем ему? А, понятно: этот расход он припишет себе и деньги положит в карман. То есть так он планирует. Но вряд ли это у него получится, вряд ли…

— По семнадцати галлов за бит.

— Назови сумму.

Я назвал. Сумма его обрадовала.

— Где семена хранятся на Синере?

Черт, приходится выдумывать сказки на ходу. Нет бы мне приготовиться заблаговременно. Хотя, надо сказать, в Абердохе я ведь меньше всего сомневался.

— У теневого папы. Он все и организовал. По заказу их главной квартиры.

(Господи, ну можно ли так безбожно врать?! Но дело стоит того. А Абердох именно в такое вранье и поверит: в совершенно беспардонное и наглое.)

— Как выйти на него?

— Надо лететь на Синеру.

— Это ясно. Там, на Синере?

— Связаться с ним по местной связи. Сказать пароль…

— Какой? Ну??

— «Хочу купить щенка синерианского шпица».

Мне просто лень было придумать что-нибудь позамысловатее.

— Врешь. — Но он тут же опомнился: — Нет-нет, это я так. Ты ведь говоришь мне только правду?

— Одну только правду.

— Вот и молодец… Постой. А номер? Как ему позвонить?

— Не помню. Записан на карточке. У меня в кармане. Внутреннем…

Я слабел, что называется, прямо у него на глазах, и он понимал, что допрос пора заканчивать. Впрочем, то, что его интересовало, он уже узнал.

— Хорошо. Спи. Ты крепко, спокойно спишь…

Теперь я больше не был ему нужен. Самое время для него было — воспользоваться дистантом, чтобы навсегда вывести меня из игры. Но я твердо знал: прежде чем выстрелить, он засунет мне руку за пазуху, чтобы извлечь карточку, и только потом станет расправляться со мной. Он не захочет рисковать записью: недаром я все последние минуты внушал ему именно эту мысль.