Роман Глушков - Северный шторм

– Конунг слышал историю о Стрелке, спасшем троих детей Проклятого Апостола и сбежавшем с ними в Петербург, – ответил Горм. – Однажды дроттин даже признался мне, что это одна из его самых любимых историй. Возможно, ради этих детей он тебя и простил, а возможно, еще по какой причине… Мне это неизвестно, Хенриксон. Когда попадешь в Валгаллу, сам у моего конунга и спросишь.

– Разве Вороний Коготь попадет в Валгаллу? Но ведь он…

– Мой конунг непременно туда попадет. Ты разве не слышал – он же бросил вызов самому Видару! И как, ты думаешь, будет выглядеть в глазах воинов их всемогущий бог, если вместо того, чтобы ответить на брошенный вызов, он трусливо сошлет своего врага в Кипящий Котел? Этому, Хенриксон, никогда не бывать! Да, мой конунг не верил, что после его дерзких слов Видар позволит ему встретиться с сыном. Но зато мы верим в это. А раз верим, значит, так оно и случится. В Асгарде грядет великая битва – Вороний Коготь будет биться с самим верховным асом Видаром! Будь уверен, Стрелок, ни один эйнхерий не пропустит такое событие, и очень скоро ты услышишь об этой битве множество легенд.

– И кто же, по-твоему, победит? – поинтересовался я.

Фенрир не ответил, лишь одарил меня скупой ухмылкой, что на его дергающемся от тика лице больше напоминала гримасу предсмертной агонии.

– Ну а что будет с ним? – задал я другой вопрос и указал на сидевшего под охраной Пророка. Его Наисвятейшество вновь отрешился от реальности в истовой молитве и потому ни на кого не обращал внимания.

– Его судьба решится сегодня на сборе дружин, – приоткрыл мне карты Горм. – Лично я выскажусь за его смерть, но братья могут проголосовать иначе. Все они теперь богачи, а богачам, сам знаешь, свойственно великодушие. Да к тому же эти движущиеся картины в небе, что показал нам Пророк… Конунг, конечно, разгневался, но братьям все равно понравилось, что ни говори… У нас не принято убивать тех, кто доставляет нам удовольствие, так что, вероятно, этот святоша и выживет. К вечеру будет видно…

К вечеру я был уже далеко от этого стократно проклятого мной города. Угнав бесстыжим образом брошенный на улице «Сант-Ровер» (захватившие его норманны как раз отвлеклись на разграбление очередного магазинчика), я добрался до Южных ворот, где с удивлением узнал, что моя слава меня опередила. Стерегущие ворота «башмачники» пропустили меня безо всяких проблем, правда, глядели при этом так, словно я прикончил их конунга предательски, из-за угла, а не дрался с ним на равных условиях. Я спросил, не проезжали ли через эти ворота мои друзья, но норманны лишь отрицательно помотали головами. Я уже был в курсе, что Михаил и компания сменили транспорт либо, что тоже вероятно, движутся пешком: брошенный грузовик с разбитым «генератором миражей» в кузове я обнаружил неподалеку от Ватиканского холма.

Впрочем, то, что привратники не видели моих друзей, еще ни о чем не говорило. К утру на городской стене уже не осталось Защитников, а выбившие их оттуда захватчики отправили следить за окрестностями лишь несколько наблюдателей, поскольку отбивать завоеванную Цитадель сегодня было некому. Поэтому я вполне резонно предположил, что Михаил, Конрад и Ярослав не стали рисковать, выбираясь из города через ворота или пролом на севере, а пересекли стену по какому-нибудь сквозному служебному проходу, которым еще вчера пользовались многочисленные патрули Защитников. Зная Михаила, я мог с уверенностью сказать, что такая идея непременно придет ему в голову.

Искать друзей ни в Ватикане, ни за его пределами не имело смысла, к тому же было достаточно рискованно. И потому я не стал долго задерживаться возле стен Вечного Города и рванул на северо-восток, к Сиене, где нас наверняка уже заждался наш проводник Фокси и куда, так или иначе, должен был подтянуться Михаил со товарищи.

Отъехав от Ватикана на несколько километров, я все же не выдержал и остановился, чтобы в последний раз взглянуть на Цитадель.

Лучше бы я этого не делал и оставил в памяти образ прежнего, знакомого мне с детства, Ватикана. Вид знаменитых ватиканских стен навевал сегодня траурное настроение. Избитые снарядами, покрытые пятнами копоти, с огромной брешью, оставшейся от взрыва норманнской траурной ладьи, стены повергали в уныние и демонстрировали уже не величие, а полнейший упадок. Но, пожалуй, самое непривычное и удручающее одновременно – над ними больше не возвышался Стальной Крест. На его месте голубело ясное весеннее небо, совершенно неуместное над разоренной столицей Святой Европы. Мирное небо над разоренным Вечным Городом – таким я его и запомнил…

Бросив на Ватикан прощальный взор, я сел в «Сант-Ровер» и продолжил путь. На свое уничтоженное и поруганное прошлое я больше не оглядывался…

Эпилог

Эпоху можно считать законченной, когда истощились ее основополагающие иллюзии.

– Ну ты и врать, папаша! – расхохотался Фокси после того, как услышал последние новости в изложении нюрнбергского торговца информацией – горбатого старика Руфуса. На пятый день нашего обратного пути к российской границе мы остановились, чтобы выведать у этого отшельника кое-какие сплетни. А поскольку Михаил, помня данный ему Руфусом наказ, раздобыл перед визитом к горбуну по дороге пару бутылок неплохого виски, благодарный информатор предложил нам остаться у него на ночлег. Мы были не против, тем более что радушный хозяин оказался к тому же еще и хорошим кашеваром, а нам уже трое суток приходилось питаться лишь всухомятку.

– Сам ты врешь! – обиделся осмеянный байкером Руфус. – Клянусь, что в Ватикане все именно так и происходило! Я лично разговаривал с одним купчишкой, который по глупости остался в столице перед осадой, а во время штурма чудом слинял оттуда. Так вот он собственными глазами наблюдал это светопреставление! А потом другие добрые люди повторили мне эту историю практически слово в слово. А ты сразу: «брехун»! Да я, к твоему сведению, отродясь не торговал сомнительными фактами! Только подлинными и полученными из надежных источников!

– Ладно, папаша, забудь. Я просто пошутил, – пошел на попятную Фокси после того, как Михаил погрозил невежливому байкеру пальцем. – Только уж больно сказочно звучит твоя правда. Поэтому в нее как-то сразу и не верится.

– А ты, юноша, поверь, – посоветовал Руфус, приступая к опустошению второй подаренной бутылки. – Потому что всем нам рано или поздно придется в это поверить. Ведь никто сегодня не отрицает, что когда-то в Киеве тоже происходила жуткая чертовщина, связанная с колдовством. А поначалу тоже все смеялись и обзывали брехунами многих добропорядочных людей. Однако потом даже Пророк признал, что да, имел место факт злостного колдовства, инициированного неким чернокнижником Максютой, и посему город Киев следует заново освятить, а Максюту – сжечь… Вот такая порой в мире вскрывается прелюбопытная истина.