Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

ГЛАВА 6

Первым, кого Причер увидел в офицерском баре, оказался Эйб Кронштейн. На этот раз психиатр красовался в парадном черном кителе с погонами капитан–лейтенанта. Выглядел он в этом наряде, грузный и поддатый, чрезвычайно внушительно.

Рядом с психиатром сидело нечто, словно призванное оттенить его великолепие. Далеко не могучей комплекции, светловолосое и какое–то забавно взъерошенное, облачено оно было в совершенно неуместную здесь, на Кляксе, невзрачную русскую пехотную форму.

– Сюда, отче! – заорал Кронштейн, вскакивая из–за столика и размахивая для вящей заметности фуражкой. – Милости просим!

Нечто в пехотном на эти телодвижения не отреагировало никак. Крепко зажав в кулаке стакан, оно глядело куда–то мимо жизни. При ближайшем рассмотрении глаза его оказались чуточку навыкате, что придавало всему лицу выражение легкой обиды и удивления.

– Ну садитесь же! – Кронштейн подскочил к Причеру и с завидной силой ухватил его за локоть. – И никаких возражений, никуда я вас сегодня не отпущу, тут же поговорить не с кем вообще!

– Да я вот… э–э… – начал было Причер, мучительно соображая, что могут означать две звезды на погонах индифферентного Кронштейнова собутыльника.

– Тэйлор не пришел еще, – сообщил Кронштейн. – Не удивляйтесь, мы в курсе. Наслышаны. Прямо сейчас и поздравим вас с боевым крещением. Эй, военный! Танкер, мать твою! Еще горючего сюда! И много!

– А вас что, в поход не взяли? – только и смог пробормотать увлекаемый к столу Причер, который наконец–то догадался: с Кронштейном сидит целый двухзвездный генерал – или, как это у русских называется, генерал–лейтенант.

– Да мы вернулись уже!

– А–а… А я проспал, наверное. Как–то вы быстро.

– Да тут с космодрома серия пусков была. Так разворошили атмосферу, что весь планктон сдуло к едрене матери! Ураганище! Врезало, блин, как из пушки! К югу отсюда джунгли прибрежные легли на фиг! До сих пор не разогнутся. Адмирал лютует, грозится на транспортников в суд подать – у него фуражку за борт сдуло… Ну, садитесь же. Будем отмечать. Сначала ваши подвиги отдельно, потом нашу удачу вообще.

– Так штормило, что могло не поздоровиться? – с деланным пониманием спросил Причер, останавливаясь у столика и думая, что неплохо бы представиться генералу как подобает. Генерал, он даже в стельку пьяный все равно генерал – это Причер, генеральский сын и внук, знал не понаслышке. А тут еще генерал союзнической армии – проявишь сдуру неуважение, отвечай потом за международный конфликт…

– Штормило знатно, – гордо заявил Кронштейн. – Видали и хуже, но реже. Жаль, тут ваших супертоннажников нет. Линкоров там, авианосцев.

– Зачем? – удивился Причер, изучая русского генерала. Какой–то он был… Подозрительный. Хотя кто его знает, что у них за генералы.

– Посмотреть, как тонут! – сообщил Кронштейн и радостно заржал. – Да садитесь же, Причер! Эй, военный! Где наше топливо? Майкл, очнись! Погляди, кого я привел! Настоящий святой отец, едрит твою! И мужик боевой, между прочим!

«Нет, это не генерал», – подумал капеллан. У него отлегло от сердца, он присел к столу и буркнул «Здравствуйте».

– А кто тут не мужик? – уныло поинтересовался «генерал». – Одни мужики повсюду. Твари непобедимые. И невыразимые.

С этими словами он припал к стакану. Капеллан отметил, что пиво у «генерала» какое–то странно бледное. И отдувался «генерал» после глотка, будто что–то другое пил. После чего снова уставился в пространство.

– Не обращайте внимания, Причер, – посоветовал Кронштейн. – У Майкла припадок фантомной боли. Саднит ампутированный романтизм. Да, прошу любить и жаловать – прапорщик Воровский. Человек на самом деле выдающийся, творческая личность, при этом не зазнайка, свой в доску, лучший друг мичмана Харитонова и все такое прочее. Ага, вот и пиво… Ну–ка, отче, глоток отпейте и давайте сюда ваш бокал.

Причер, не очень понимая, чего от него хотят, все–таки послушно отхлебнул и подвинул бокал Кронштейну. Тот воровато оглянулся, с изумительной ловкостью извлек из–за пазухи тускло блеснувшую флягу и щедро плеснул капеллану в пиво какой–то прозрачной жидкости.

– Это что? – спросил капеллан, машинально переходя на шепот.

– Это то, чего тут не подают. – Кронштейн повторил ту же операцию над своим бокалом, спрятал флягу и хитро подмигнул. – И не смогут вплоть до ближайшего грузовика.

Причер тупо уставился в бокал. Потом нагнулся и понюхал.

– М–да, – сказал он. – «Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток…» Может, сразу вызвать «эм–пи»? Или лучше прямо санитаров…

– Почему? – На этот раз пришло время удивляться Кронштейну.

– Я думаю, нам сейчас будет плохо.

– Коллега Причер! Нам сейчас будет исключительно хорошо!

Причер, не отрывая глаз от бокала, медленно перекрестился.

– И это человек, с которым мы на киче выдули почти литр! – укоризненно покачал головой Кронштейн.

– Откуда? Моя фляжка рассчитана всего лишь на полтораста, больше в протез не влезет.

– А у меня что, с собой не было?..

– Не надо «эм–пи», – подал голос Воровский. – Здесь от нормальных–то мужиков не продохнуть. А если что, так я вас к себе отвезу.

И опять загадочно умолк.

– Все слышит! – восхитился Кронштейн. – О своем думает, а что ему надо – слышит. Одно слово, творческая натура. Ну, святой отец, давайте. Вздрогнем! За боевое крещение. Во всех, мягко говоря, смыслах. Подключайся, Майкл. Приобщись к благодати. Когда ты в последний раз поддавал со священником? С ними пьется, я тебе доложу, потрясающе. С гражданскими так не засосешь.

– Ладно, уговорили, – вздохнул Причер. Поднял бокал, чокнулся с русскими, быстро сотворил про себя молитву, сделал осторожный глоток и замер, прислушиваясь к ощущениям.

– Сейчас вставит, – пообещал Кронштейн. – Вы еще отхлебните. Бояться нечего, честное слово. Это ж не отрава, а эликсир жизни все–таки.

– Эликсир жизни у нас под ногами течет, – пробормотал капеллан. – Если верить ученым, конечно.

– А вы как, верите?

– Не знаю… – Капеллан глотнул вторично и мысленно согласился – действительно, не полная отрава. Просто нечто противное на вкус, с крепкой сивушной отдушкой. Причер слыхал, что русские это пьют, но не очень представлял – как. И, главное, зачем.

– Я в Господа верую, – сказал капеллан грустно. – Угодно ему будет шарахнуть по людишкам таким чудовищным соблазном – значит, шарахнет. Значит, время пришло испытать нас по–крупному. Вы только не подумайте, Эйб, что я какой–то там безвольный фаталист… Слушайте, а ведь правда, вставляет!