Владимир Покровский - Планета отложенной смерти (сборник)

— Фей, — говорю я.

— Узнали, — ласково улыбается он. — Узнали, голубчик Вальграф. У меня очень запоминающаяся внешность. Если даже это и недостаток, то я им…

— Что все это значит, гранд-капитан?

— …то я им дорожу, — заканчивает Фей. Благожелательно глядя на меня, он задумывается, он теребит подбородок, добрая улыбка на его лице вызывает очередной приступ боли, терпимый, впрочем. — Дорогой Вальграф! Я хочу сообщить вам прежде всего приятную новость. Следствие по интересующему вас делу закончено, и убийца найден!

Я сначала не понимаю.

— Какой убийца?

— Ну как же, убийца вашего друга, нашего дорогого Коперника. Неужели забыли? Нехорошо.

— Но он же… — Я оглядываюсь по сторонам в поисках Копа, но его нет в комнате. Это странно. Я знаю свой удар, он уже должен был оклематься.

— Я говорю про убийцу Виктора Коперника, сотрудника космопола, вашего соинспектора, которого на ваших, между прочим, глазах удушили не далее чем сегодня. Неужели не помните?

— Да, но… Я же его видел потом! Он сказал, что это был спектакль.

— Спектакль, — улыбаясь, говорит Фей. — А? Хорошенький спектакль! Ну конечно, спектакль, дорогой мой! Спектакль, во время которого был убит ваш товарищ. Разумеется, что еще, кроме спектакля?!

— Я что-то не очень понимаю…

— А я вам как раз и объясняю. Ничего не намерен скрывать. Не таков. Для начала хочу сообщить вам (а вы все никак не даете), что оперативная инвестигация, проведенная не без вашей помощи, кстати, за что стража городского спокойствия выражает вам искреннюю… то есть это я выражаю вам от имени… — Фей немного путается в словах, ему хочется сказать книжно. — Словом, преступник найден и обезврежен. Это…

Фей делает паузу, многозначительную и, пожалуй, чересчур долгую. Но я не собираюсь его прерывать. Мне и самому интересно.

— Это…

Я молчу и внешне не проявляю любопытства. Я болен, мне надо набрать силы, чтобы отбиться от обвинения в убийстве собственного приятеля.

Двадцать человек все-таки. Ох, ребята…

— Это — Подводный Вулкан! — провозглашает наконец Фей тоном конферансье, объявляющего выход артиста. — Прррошу!

Раздаются аплодисменты. Кто-то кричит «браво». Любопытно развлекаются здесь цветастые. Появляется, я не заметил откуда, мой старинный знакомый, официал Мурурова. На тонком металлопластовом поводке, зацепленном за наручники, он ведет того самого худосочного парня, что удушил Коперника — я сразу его узнал. Оба празднично улыбаются.

— Знакомьтесь! — говорит Фей. — Его зовут Подводный Вулкан. Настоящего имени не знает никто (парень приветственно дергает головой). У него было тяжелое детство. С раннего, можно даже сказать, с очень раннего возраста он пошел по кривой дорожке и связался с районной бандой душителей. Изворотливость (парень кланяется), неуловимость (еще поклон), смелость поступка и мысли (поклон и аплодисменты, которые Фею приходится переждать) снискали Подводному Вулкану дурную славу, сделали его грозой всего города. Но он связался с космическими охотниками, и это положило его карьере конец.

— М-да, м-да, м-да! — Вулкан юмористически всхлипывает и дурашливо разводит руками. — Вот это самое меня и сгубило. Ни за что не связывайтесь с чужими, они не доведут до добра!

— От имени Эсперанцы хочу заявить вам, дорогой Вальграф, что люди Галлины никогда не подняли бы руку на прославленного стража космического спокойствия, каким, вне всяких сомнений, был незабвенный Виктор Коперник.

— Ни-ко-гда! — с жаром подтверждает Вулкан.

Солидным кивком Мурурова выражает свое согласие со сказанным.

— Иные силы направили руку Подводного Вулкана, иные, это доказано. Он был лишь слепым орудием, невинной жертвой циркумстанций — обстоятельств в переводе со староанглийского.

— Невинной? — удивляюсь я через силу.

— Именно.

— Именно, — вторит Вулкан. — Конечно, невинной. Еще чего.

— Проклятые космические охотники, а не он, отняли у своего злейшего врага Виктора Коперника, самое дорогое, что у него было — они у него отняли жизнь. И мы еще посчитаемся с ними, у стражи городского спокойствия длинные руки!

— И когти, — вставил, ухмыляясь, Мурурова.

— Но, дорогой Хлодомир, пока у нас только их слепое оружие, и мы должны считаться с тем, что хотя его невиновность только что перед вами доказана полностью… да-да, полностью, дорогой мой, ирония здесь мало уместна… доказана полностью, слепое орудие тоже должно быть наказано, пусть и… как это?.. минимально — так требует закон.

— Перед законом я склоняюсь, — произнес Вулкан, расшаркиваясь, и в подтверждение своих слов склонился перед законом.

— Мурурова, приступайте, пожалуйста.

Тот тяжело вздохнул, укоризненно посмотрел на меня:

— Из-за вас все, инспектор. Говорил же я, не люблю таких дел.

Он отцепил от наручников, сковывающих руки Вулкана, свой металлопластовый поводок.

— Ну-ка, повернись спиной!

— Чего еще?! — с тревогой вскрикивает Вулкан.

— Повернись, тебе говорят!

Он разворачивает Вулкана к себе спиной, тот в страшной панике оборачивается к Фею, хочет что-то сказать, но петля уже захлестнута вокруг шеи. Вулкан взбрыкивает и обмякает в руках Муруровы.

Не могу пошевелить даже пальцем от слабости или от чего-то еще. Я чувствую себя плохо, ребята, и я понимаю, конечно, что хорошо чувствовать себя в таких обстоятельствах просто неприлично — я только хочу сказать, что мне немножечко хуже, чем можно себе представить. Мои мозги — тошнотворная теплая жижа. Мне все время хочется выяснить, весь этот день проклятый хочется выяснить, что же, в конце концов, вокруг меня происходит, от объяснений Фея только еще больший туман, хочется нужные вопросы задать или отдать, я не знаю там, нужные распоряжения, а вместо этого я или молчу, или подаю нужные не мне реплики, совершаю поступки, цель которых мне не ясна, и такое чувство, что впадаю в абсурд, не могу из него выбраться. Только и остается что бить лапками изо всех сил и стараться сбить в масло эту сметану.

Я молча наблюдаю, как довольный Мурурова с гордостью победителя утаскивает за ногу труп Вулкана. Я теперь вижу, куда он уходит, там такая маленькая дверца на кухню. Когда дверца открывается, оттуда доносится шипение, бульканье и пахнет очень аппетитным каким-то варевом. Впрочем, если человек целый день не ел…

Я сглатываю слюнки и говорю:

— Это расправа. Зверская расправа. Для удовольствия.

— Нет, мой дорогой Мурурова, — скорбно возражает мне Фей. — Это казнь. Это жестокая необходимость. Убийцу должна настигнуть кара. Она его настигла.