Александр Зорич - У солдата есть невеста (сборник)

Наконец Бран ощупью отыскал его.

Сердце козленка было холодным. Да что там холодным!.. Ледяным!

Возможно ли это – чтобы среди теплых потрохов… у здорового животного… и, главное, неужели это и есть взыскуемый знак?

Ледяные иголочки впились в большой и указательный пальцы Брана, сжимающие сердечко. Холод, исходящий от него, был агрессивным, жалящим.

Но Бран не замечал этого. Он размышлял над тем, как понимать данный ему знак.

Ни с чем подобным он раньше попросту не сталкивался.

Что же теперь сказать солдатам? Печень нормальная – это благоприятно. Сердце есть – это хорошо. Но оно… твердое как камень. Ледяное.

Плохо это? Или не очень? Итак, соврать им, что все прекрасно? Или напугать, чтобы не расслаблялись? Брана учили, что солдатам нужно говорить правду и он, дебютант среди княжеских военачальников, еще слишком хорошо помнил свое ученье… Но как можно сказать правду, когда этой правды не знаешь сам?

Наконец, Бран решился. Он величаво сошел с жертвенника, встал спиной к раздухарившемуся, высокому уже костру и, прочистив горло, провозвестил:

– Белокрылый Змей шлет нам дурное знамение!

Солдаты приуныли.

– Но он твердо обещает нам свое божественное покровительство! – добавил Бран. – Гадание объявляется благоприятным!

Бран увидел Ларсу в сумерках следующего дня.

Он и двое его приближенных командиров – Хенга и Слодак – стояли на поросшем хилом березняком холме. Оттуда открывался познавательный вид на окрестности.

Дорога серой змеей ползла к черному, безмолвно раскорячившемуся чудовищу мертвого города и исчезала в его пасти – в растворе городских ворот.

По дороге, к холму, на котором стоял Бран, двигались трое всадников.

Это были гонцы, высланные Браном два часа назад.

Да, ему хотелось знать, что скажут гонцы. Хотя и без них главное было ясно: город разорен, разграблен, сожжен.

Остальное – кем сожжен, давно ли, кто уцелел – лишь детали.

– Только не говорите мне, что я трус и паникер, – начал сотник Хенга, разменявший пятый десяток мужчина с бородавчатым лицом. Он выбился в командиры из рядового мечника и этим невероятно гордился. – Но я, братцы, так и думал!

– Да полно заливать-то, Хенга, – спесиво прищурившись, отозвался его молодой товарищ, родовитый Слодак, Брану он был ровесником. – Помню, вчера мечтал, как в бане нежиться будешь, когда до Ларсы доберемся… Мечтал?

– Вроде мечтал, – мрачно подтвердил Хенга. – Но одно дело мечтать. Другое дело – задницей чувствовать!

– Шел бы ты со своей задницей… Строишь тут из себя, – раздраженно проворчал Слодак.

– Ты сначала повоюй с мое! Тоже, небось, строить начнешь…

Вот так всегда. Когда дела идут сносно, Хенга и Слодак – не разлей вода, а солдаты друг другу – товарищи и братья. Но стоит только ветру донести запах тлена – и сразу раздоры, ссоры, а то и поножовщина.

– Ладно, хватит, – одернул спорщиков Бран. – Нужно подготовить людей. Особенно новобранцев.

– Уж я их подготовлю… Эх, подготовлю! – криво усмехнулся Хенга, со значением похлопывая хлыстом по ладони.

– А ты, Слодак, – продолжал Бран, – удвой охрану обоза. Твои пойдут замыкающими. Если вожди глевов устроили засаду… Ну, ты понимаешь.

Слодак сдержанно кивнул. Он всегда понимал Брана правильно.

В город они вошли затемно – Бран решил заночевать под защитой крепостных стен.

И хотя в стратегическом отношении это решение сулило некоторые выгоды, в остальных оно оказалось весьма спорным.

Новобранцы, которых с Браном было под тридцать, восприняли открывшееся их взорам зрелище чересчур близко к сердцу.

Увы, они еще не успели подружиться со всемогущей госпожой по имени Привычка. А без ее дружбы грядки разлагающихся, изрядно поклеванных вороньем трупов, каковые варвары не поленились разложить вдоль главной городской улицы, что соединяла северные ворота с южными, выглядели устрашающе. Особенно – в призрачном свете молодой луны.

Некоторых рвало.

Другие безостановочно ругались вполголоса.

Третьи молча молились своим духам-покровителям, не реагируя ни на приказы, ни на уговоры.

А неповоротливый и медлительный детина Гуз, над ним без устали подтрунивал весь отряд, и вовсе вывалился из седла, когда его лошадь шарахнула вбок, испугавшись юркой крысы. Брюхо у крысы было круглым, тугим, лоснящимся – от обильного мясного питания.

Нелепо раскинув руки, Гуз свалился в озерцо бурой грязи и обдал загодя спешившихся товарищей веером тяжелых брызг. Его буланая кобыла, отскочив в сторону, принялась отбивать задом – она отчаянно пыталась достать копытами врага, существовавшего только в ее воображении.

Все это выглядело довольно комично. Но никто не смеялся.

Лошади, казалось, были напуганы не меньше людей – многие из них тоже попали на войну впервые. Даже опытным конникам стоило больших трудов удерживать животных в повиновении.

Ни о каком соблюдении строя речь более не шла. Сохранить бы видимость хладнокровия…

Бран шел одним из первых, ведя Бела под уздцы – словно бы довершая череду несчастий, его любимец охромел.

Стараясь вдыхать как можно реже, он жадно смотрел по сторонам, мысленно воссоздавая картину того, что произошло в Ларсе три, самое большее четыре дня назад.

Прибегнув к некоей хитрости, не исключено, колдовского свойства, варварам удалось проникнуть за ворота и перебить ночную стражу. Затем нападающие отперли ворота (а может быть, при помощи лестниц перебрались через крепостной вал и невысокую стену). И учинили в городе резню.

Дело было ночью, судя по тому, как были одеты погибшие – кто в ночном платке, кто в домашней рубахе.

Не без труда подавив сопротивление захваченных врасплох профессионалов – а их в Ларсе никак не могло быть больше сотни – глевы добили раненых. Один удар топором в основание черепа – и раненый превращается в мертвого.

Затем они захватили в рабство немногочисленных женщин, что жили вместе со своими семьями в домишках, прилепившихся к городских стенам. Перебили мужчин-ренегатов – оседлых варваров, что запятнали себя мирным сожительством с Ледовоокими. Основательно разграбили склады, амбары, жилые помещения и мастерские, увели из конюшен всех лошадей, а из хлевов – скот. Напоследок сняли с воинов хоть сколько-нибудь стоящие доспехи, платье, обувь и нательные украшения. Подожгли все, что только могло гореть. И были таковы…

– Какие будут распоряжения? – спросил Слодак.

Он старался держаться со сдержанной непринужденностью, но Брану было ясно – увиденное потрясло его до глубины души. Глаза Слодака блестели окаянным блеском, а его пухлогубый рот искривила капризная гримаса. Да оно и понятно. Одно дело собирать дань по хуторам (раньше они со Слодаком занимались в основном этим) да брать с лету вредные пиратско-"рыбацкие" городишки Западного Аспада. И совсем другое дело наблюдать, во что превращается «взятый с лету» городишко спустя три дня.