Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

3. После столь сильного душевного потрясения (отчасти вызванного тем, что Жаба была большая и плотная, находящаяся на стадии перехода от тонкой фигуры к толстой) мне не составило труда вытащить на свет божий и остальных дружбанов, как-то утаившихся от Подводного.

4. Прежде всего, их не семь, а двенадцать. (Подводный весьма правильно предполагал какую-то связь с астрологией, но совершенно напрасно приписал гадам планетные соответствия, когда имеют место, по-видимому, зодиакальные.) Подобно тому, как вышние эоны соединяются в пары, особо тесно связанные друг с другом (наподобие супружеских), так (прокидывая принцип) все тонкие фигуры разбиты на пары, нуждающиеся друг в друге, но при том (как это обычно бывает у таких существ) особливо друг друга ненавидящие и способные объединяться только в самом крайнем случае на почве общей ненависти к уму. Две такие пары уже были открыты Подводным, хотя одна почему-то не распознана: это пара драконов (понимаемая у Подводного как разные головы одного Дракона, что неверно), а также пара Торопыжка — Серый. (Эти последние, впрочем, разобраны у Подводного несколько неотчетливо).

5. Первая пара: Жаба — Свинья

5.1. Свинья, как известно, эгоистка, и этим всё сказано. Как таковая, она истерична, то есть мыслит по принципу «дайте мне это немедленно, сейчас, чего бы это вам (и мне самой потом) не стоило!!!» Свинья капризна, бесконечно капризна, и это не случайное её свойство, а суть дела.

Свинья-эгоистка вроде бы только и занимается тем, что «преследует свой интерес». Это верно, но она никогда не думает, чем придётся за это платить — и чем больше Свинья, тем меньше она об этом думает. Для начала перестают замечаться те моменты, игнорирование которых не сопровождается немедленным пиздецом. Сначала это общие принципы этики («мне за это ничего не будет, а со своей совестью я уж сама как-нибудь разберусь»), потом мнение других людей («ну и пусть меня считают сукой — зато уж на шею не сядут!»), потом начинаются конкретные некрасивые поступки, иногда удивительно мелкие и мерзкие (вплоть до кражи кошелька с ночного столика у подруги). При уличении в таком деле Свинья нагло отпирается, — причём совершенно искренне, поскольку случившееся вчера полагает несуществующим. «Я вчерась нажралась говна, а сегодня опять голодна. Значит, никакого „вчера“ и нет, а если и есть — оно меня не интересует, вчерасем сыт не будешь.» Из этого следует: «Ну и что, что я тебе вчера в харю наплевала! то было вчера, пора и забыть, а сегодня я хочу, чтоб ты мне дал денег на ресторан!» Наконец, дело доходит до полного безумия — «скучно мне, пойду, прокучу последнюю сотню, а завтра пусть бог накормит или добрые люди».

Свинья обожает сидеть на шее у кого-то (при этом демонстрируя свою полную беспомощность) и к тому же ещё и срать на голову тому, кто её везёт. Это происходит не из-за какого-то садизма или осознанной неблагодарности — просто если уж свинье вообще оказывают услуги, то возможность в любой момент поправить себе настроение, вытирая об кого-то ноги — просто ещё одна из услуг. Свинья никогда не думает, что эти услуги ей оказывают за что-то (она даже не понимает самого такого понятия — за что-то). Она убеждена, что для неё что-то делают просто потому, что ей этого хочется. (Бывают, впрочем, рационализации этой мысли по типу «я такая замечательная, что было бы просто свинством относиться ко мне плохо и не давать мне того, в чём я так нуждаюсь», — или, в более циничном варианте: «какой дурак будет со мной связываться! им легче сделать так, как я хочу», или даже «я настолько выше всех этих людишек, что служить мне — это их естественный долг, это же так ясно!») Кстати сказать, настоящая Свинья (и, соответственно, одержимый ею человек) вообще не признаёт понятия (чьих бы то ни было) «объективных заслуг». Например, если сослуживца на работе как-то отметили или наградили, Свинья всегда будет бешено злиться и завидовать, и только потому, что убеждена — «эта сволочь больше понравилась начальству, чем я! он сумел как-то подольститься? или он вообще симпатичней и привлекательнее?», но никогда не подумает, что награду дали просто-напросто за дело. Никаких «дел» нет — в этом Свинья убеждена свято, также как и в том, что никакой «совести» не существует в природе.

5.2. Жаба является второй, дополняющей Свинью, эгоистической фигурой. Как Свинья бесконечно капризна и истерична, так Жаба бесконечно скаредна, маниакально скупа и скопидомна. Если Свинья вообще не думает об окружающем мире, а также о будущем, то Жаба только об этом и думает. Если для Свиньи главным словом было, есть и будет «хочу!!!», то для Жабы столь же значимо гораздо более веское для неё «… жалко!!!» Настоящая Свинья готова лишиться всего (когда-нибудь потом) ради сиюминутного удовольствия, — а когда придёт Пиздец, она будет горько и очень искренне визжать, но за собой никакой вины притом не чувствуя. Жаба не такова — ей жалко потратить хоть что-нибудь из уже имеющегося даже на нужное дело, поскольку лучше синица в руках, чем журавль в небе и лишний геморрой в жопе. Когда же приходит Пиздец, Жаба предаётся самоедству за то, что не предусмотрела всего и соответствующим образом не подготовилась к приходу дорогого гостя. Впрочем, когда он запаздывает, Жаба тоже начинает себя чувствовать неуютно, поскольку смысл всей её деятельности как-то обесценивается.

И Свинья, и Жаба полностью солидарны в том, что касается игнорирования целей и интересов других людей, хотя и по разным причинам: Свинья их просто не видит — и даже, кажется, не подозревает об их существовании, Жаба же вообще склонна игнорировать какие бы то ни было цели и интересы, прежде всего своего хозяина, и уж тем более людей посторонних. «Мало ли кому чего хочется!» — это ее credo и «Отче наш». К сожалению, презрительное отношение распространяется не только на повизгивания Свиньи, но и на любые цели и намерения вообще. «Тебе что, больше всех надо?» — это чаще всего говорит Жаба, добавляя к тому ещё что-нибудь насчёт хаты с краю. Все развитые теории эгоизма создала именно Жаба. Свинья в этом отношении импрессионистка, дитя минуты, случайными мазками творящая на жизненном полотне картину живого свинства, всегда гениально незавершённую. Жаба же высиживает (кстати, если рассматривать Жабу и Свинью с анально-фрейдистской точки зрения, то Свинья больше ассоциируется с непрерывным поносом, а Жаба — с перманентным запором) целую концепцию жизни и уж от неё старается не отступать. Интересно, что при всём том Жаба изводит хозяина не меньше, чем Свинья. Если последняя постоянно (хотя, видит Бог, нечаянно!) подставляет хозяина под действительные беды, то Жаба заставляет его страдать от воображаемых. Человек, которого задавила Жаба, может не спать ночь, мучительно размышляя, выгодно ли он купил доллары, или же следовало приобрести швейцарские кроны, или — если уж такие проблемы носителю Жабы не по карману — как бы сэкономить последние три сотни, чтобы дотянуть до пятницы. Это не значит, что таких проблем у данного человека вообще не существует — но Жаба их раздувает до уровня космических, а если их действительно нет — изобретает, благо это нетрудно: в конце концов, можно озаботиться роскошным надгробием из розового порфира. Или счастьем будущих внуков — но, как правило, не детей, и вообще никого из ближних.