Эдгар Пенгборн - Зеркало для наблюдателей

Утро было теплым, сырым и безветренным. Солнце пробивалось сквозь легкий туман. Тропический день — день для ленивых, день, заставивший меня вспомнить пальмы Рио или океан, дремлющий возле пляжей Лусона,[12] где я когда-то жил, но это было так давно…

Я ощутил тревогу еще до того, как достиг «ПРО.У.ТЫ». Голос Шэрон, холодный, сдавленный и испуганный, донесся из-под входной арки дома, расположившегося по соседству с магазином:

— Не надо, Билли! Я никогда не скажу… Не надо!

Я заторопился, и мои шаги, по-видимому, наделали шуму. Во всяком случае, когда я приблизился, ничего особенного как-будто не происходило. Шэрон неуклюже опиралась на заколоченную дверь, почти скрытая от меня широкоплечим мальчиком. Правую руку она держала за спиной. У меня сложилось впечатление, что мальчишка только что отпустил руку Шэрон. Он повернул белокурую голову и пристально посмотрел на меня. Гораздо выше Шэрон, тринадцати, а то и четырнадцати лет, крепкий, красивый, но с таким тупым выражением лица, как будто только что нацепил маску. Да, иногда у людей это хорошо получается.

Шэрон слабо улыбнулась мне:

— Привет, мистер Майлз!

Мальчишка пожал плечами и двинулся прочь.

— А ну-ка вернись, — сказал я.

Он обернулся — взгляд дерзкий, руки в карманах.

— Ты обидел эту девочку?

— Нет.

Он был спокоен и нагл. Голос взрослого человека, ничего похожего на карканье подростков. Он вполне мог быть старше, чем казался на вид.

— Он обидел тебя, Шэрон?

Она еле слышно проговорила:

— Нет-нет-нет.

У нее был красный мячик на резинке. Она с задумчивым видом подкидывала его. Я вдруг заметил, что она держит мячик левой рукой.

— Шэрон, можно мне посмотреть на другую твою руку?

Она вытащила ее из-за спины неохотно, но рука была как рука — ничего особенного. Когда я решил перевести взгляд на мальчишку, того уже и след простыл. Шэрон с досадой ткнула кулачком в мокрые глаза и сказала в манере, витиеватой даже для суда Святого Джеймса:

— Мистер Майлз, как я могла бы наидостойнейшим образом отблагодарить вас?

— Не бери в голову… А кто был этот желтоволосый феномен?

Это помогло. Она кивнула, подтверждая ценность услышанного слова:

— Просто Билли Келл… Черт! Он и вправду феномен.

— Боюсь, мне он не понравился. Что ему было нужно?

Она поджала губы:

— Ничего. — Она подкидывала мячик с ужасной сосредоточенностью. — Он явный феномен. Не берите в голову. — И добавила вежливо, стремясь не обрывать разговора: — Я слышала, у вас побывал взломщик.

— Да быстро расходятся новости!..

— Черт, да я просто заглянула в ваш дом утром. Перед тем как Анжело начал наряжаться в церковь. Он говорит, что Догбери никогда не доберется до сути происшедшего… Ну и плевать на Догбери, как вы думаете?.. Кстати, вы клянетесь никогда не проболтаться, если я вам чего-то покажу?

Я сказал, что клятвы — дело серьезное, но ей это было известно. Она изучала меня столь долго, что кто-нибудь слабонервный успел бы сойти с ума, и наконец приняла решение. Бросив пристальный взгляд на улицу, она направилась в полуподвал, расположенный ниже уровня тротуара. Вход в него прятался за ступенями фасадного крыльца. Вместо деревянной двери он был заколочен доской.

— Вам придется поклясться, мистер Майлз.

Я проверил свою совесть и сказал:

— Клянусь!

— Вам придется перекреститься, чтобы все было по закону.

Я перекрестился, и она, сделав легкое усилие, левой рукой сняла доску. Однако левшой она не была: я замечаю подобные вещи. Я последовал за ней, по ее приказу закрыв за собой эту насмешку над дверью, и мы оказались в жарком грязном мраке, затхлом и туманном, пахнущем крысами и старой сырой штукатуркой.

Я заверил Шэрон, что прекрасно вижу дорогу, но она взяла меня за большой палец и повела мимо множества пустых упаковочных коробок и гор не поддающегося описанию мусора в дальнюю комнату, которая раньше — до того как дом был покинут жильцами — исполняла обязанности кухни. В Латимере очень много подобных домов, и отток населения на окраины вряд ли способен дать объяснение этому факту. Хотел бы я знать, не начинают ли люди понемногу ненавидеть города, которым они отдали столько сил…

Посреди заброшенной кухни неясно просматривалось огромное хрупкое сооружение — нечто собранное на скорую руку из старых упаковочных ящиков, этакий дом внутри дома.

— Подождите!

Шэрон нырнула куда-то в недра сооружения. Зажгла спичку. Родились два огонька.

— Теперь можете зайти.

Когда я протиснулся внутрь, она была молчалива и торжественна. Морская синева ее глаз напрочь растворилась в жутком мраке.

— Никто никогда не делал этого раньше. Кроме меня… Это Амагоя. — Она немного подумала и, явно опасаясь, что я окажусь недостойным правды, добавила: — Конечно, это не игра в «воображалки».

Это была игра и не игра. Дно перевернутого ящика изображало собой алтарь. На импровизированном престоле (полка над ящиком) лежало то, что всякий принял бы за тряпичную куклу.

— Амаг, — Шэрон кивнула на куклу, — просто образ, привыкший быть куклой. Куклы — это так по-детски, не правда ли?

— Возможно, но фантазия — всегда реальна. То, что находится внутри твоей головы, не менее реально, чем то, что окружает тебя снаружи. Просто это другой тип реальности, вот и все.

Две горящие свечи стояли в карауле, оберегая предметы, лежащие на ящике-алтаре. Обтрепанная мальчишеская кепка, перочинный нож, серебряный доллар.

— Я и в самом деле единственный человек, кто видел это, Шэрон? А Анжело?

— О нет! — она была потрясена. — Амагоя — это я, когда мне одиноко. И теперь вот вы… Потому я и заставила вас поклясться. Ну потому, что вы не смеетесь, когда это нельзя.

Увы, Дрозма, мне пришлось прожить триста сорок шесть лет, чтобы услышать в свой адрес столь значительный комплимент.

— Доллар. Он получил его как школьную премию и подарил мне на счастье. Перочинный нож, потому что я хотела и он сказал: «Держи!»

Слышали бы вы то выражение, с каким она произнесла местоимение «он»!..

— Кепку он просто выбросил.

Любые комментарии были сейчас неуместны — даже вежливые, даже со стороны марсианина. Впрочем, Шэрон и не ждала комментариев. Я глядел почтительно, и ей этого было вполне достаточно. Она с облегчением сменила тему, заговорила порывисто дыша и словно ни о чем.

— Отец вернулся с профсоюзного собрания пьяным. Устроил настоящее сражение… Ударил крышкой подъемника по плите, просто чтобы наделать шуму. Разнес ее ко всем чертям. Откровенно говоря, вы не поверите, с чем мне приходится мириться. Откровенно говоря…