Юрий Касянич - Лабиринт

*

Аккуратно, стараясь не наступить на чью-нибудь торчащую из-под столика ногу, Берт протискивался поближе к рекордсмену; там совершенно точно был микрофон; Берт был одет непохоже, но его внешний вид никого не удивлял: поспешная, болезненная жажда отключки жила в зрачках, беспорядочно блестевших вокруг него, как осколки разбитого зеркала; фокусируя свой взгляд, Берт видел, что улыбки скорее напоминают оскалы и само веселье - какое-то искусственное, подогретое; и вдруг он почувствовал - его сознание перестало осмысливать все, что бесновалось вокруг, глаза стали подобны телекамерам, бесстрастно фиксирующим мизансцены перед объективом, ушные мембраны, словно магнитные записывающие головки, запоминали всю звуковую картину, но ничто не вызывало в его сердце никакой реакции, будто он стал зомби, настроенным на одну-единственную программу - получить возможность обратиться к собранию сибаритов, глохнущему от ураганной торжественной музыки, временами срывавшейся на помпезный медно-электронный марш; - гляди, какой забавный старикан!- раздался голос откуда-то слева и снизу; удивительно было то, что музыка, которая звучала что есть силы, тем не менее не поглощала голоса; очевидно, ее частотный спектр не включал в себя основные гармоники человеческого голоса; его еще никогда так не называли ему послышалось "таракан"; он повернулся на голос и увидел полулежащего в низком кресле молодого парня, на голом животе которого в беспорядочном ворохе волос блаженно улыбалось юное, но уже отмеченное скорбными чертами лицо его подружки; на столике Берт увидел спокойно семенящего скорпиона; они их называют тараканами? и не боятся? врожденный иммунитет? во скольких же поколениях закреплялись мутации? или мутировали скорпионы, растеряв свой яд, и стали неопасными? на лице его остановилась гримаса отвращения.

*

- А он боится скорпионов, смотри, как скривился,- говорил парень; он приподнялся и щелчком сбросил скорпиона на пол,- дед, иди к нам, глотнем, отхлебни коктейля. между столов сновали официантки; невозмутимые, как манекены, в длинных полупрозрачных мешках на голое тело с прорезями для рук и головы, они ловко проскальзывали среди посетителей, никого не касаясь; ну и дрессура,восхитился Берт; официантки ставили на столы высокие конические бокалы с прозрачной бесцветной жидкостью и бесшумно упархивали, собрав использованные; подружка оживилась, она уперлась узким острым локтем в крепкий, расписанный мышечными квадратами живот парня, достала из кошелька, болтавшегося между худыми грудями, три таблетки и бросила их в три бокала; жидкость вспенилась и заискрилась; девушка жадно схватила бокал и стала медленно и неотрывно, наслаждаясь, втягивать в себя коктейль; Берт взял бокал с чистой жидкостью, понюхал - запаха не было, пригубил вкуса не было; - дед, не пей пустую воду, вот же коктейль, расслабься, пусть тебе будет так же весело, как нам, а то ты угрюмый и странный, словно думаешь о чем-то плохом,- не веселым, а каким-то деформированным голосом сказал парень; Берт отхлебнул пены, и в мозгу его немедленно, как праздничный фейерверк, взметнулись искры; и когда они погасли, оставив ощущение заглохшей боли, из калейдоскопа слов, завертевшихся в сознании, как вихрь разноцветных оберток на базарной площади в ветреный день, отчетливо, как печать на бланке, выделилось одно; слово, подчинившее себе все остальные микрофон; он поставил бокал, молча кивнул и не отказал себе в удовольствии наступить на скорпиона, ползавшего под столом; оставив за собой посмертный хруст членистоногого, он пошел к фонтанам, отделявшим триумфатора Лая от ликующей толпы; "надо упразднять нашу жизнь, делать ее ярче и удивительнее, будем стремиться к неожиданным формам и таким же неожиданным рекордам, которые противоречат застывшим общественным догмам, нельзя лишать себя возможности фантазировать и удивляться, противопоставим нашу радость трудностям, которыми нас щедро одаряет природа, только тогда мы достигнем непрерывного всеобщего ликования, нужно повышать ценность каждой минуты нашего существования!",- с подвываниями, теребя шейный платок, вещал сегодняшний кумир; какая-то женщина в платье, состоявшем из узких полос ткани, которые ниспадали от плеч, бросилась на грудь Берту и простонала в эйфории: - это оргазм! он невыносим! он грандиозен! потом она подняла свое лицо, влажное от слез, из-за которых немного покраснели ее первые возрастные морщинки, испуганно вскрикнула и спросила: - какой кошмар! кто вы?Берт отстранил ее и, стараясь придать словам вес и многозначительность, ответил: - скоро узнаете.

*

Как только толпа, набухавшая на дрожжах экстаза, подступала слишком близко к помосту, где стоял Кроум, мощность фонтанов возрастала, и обрызганные девицы с визгом отскакивали; "они уже настолько привыкли к жаре, что боятся холодной воды, тем лучше для меня, значит, преграда преодолима"; Берт бесцеремонно растолкал дергавшихся, как язычники в ритуальном танце, поклонниц и шагнул в фонтан; вокруг раздались крики ужаса, словно он нарушил какое-то табу; "вот уж, и в самом деле, племя дикарей"; струи воды, словно серебряный взрыв, вырвавшись из-под ног, обрушились на него с новой силой; хорошо, что комбинезон внизу на стяжках,- подумал Берт; он в три шага достиг подиума, штормовка тоже не промокла; стряхнув с себя холодные алмазные крошки, он взобрался туда, где испуганно замолчал рекордсмен; "интересно, он что - ожидает потасовки? может, у них это принято?"; Кроум без сопротивления отдал Берту микрофон; и куда подевалась недавняя победительность взгляда рекордсмена, все его фразы уже валялись под ногами у ошарашенной толпы, как осыпавшаяся с посленовогодней елки хвоя; шумное дыхание Берта, сжавшего добытый без боя микрофон, заполнило салон; - тихо, теперь буду говорить я,- Берт властно- выставил вперед растопыренную пятерню и распорядился,- дозиметрист, убери музыку!- он поразился, представив себя со стороны,- ни разу в жизни ему не приходилось стоять перед столь большой аудиторией, он никогда не считал себя оратором; однако - никакой боязни перед микрофоном, словно он пару десятков лет скакал на эстраде! видимо, это пещерный Эдем настолько поразил его воображение, что всякие сомнения отступили; удивительно было, что музыка, подчинившись его приказу, стихла, остался только шум препятствующих фонтанов и слабый шелест слов; - я - Берт,- бросил он вниз, как гранату, свое имя, и оно, взорвавшись, гулко разнеслось в пространстве,- я пришел оттуда, из лабиринта,- приняв иконную позу, он указал на стену салона, которая сохранила естественный рисунок горных пород; - из того самого лабиринта, который вы превратили в склад отходов после ваших ликований и упразднений; вы должны знать, что лабиринт тянется значительно дальше, глубже и в конце его есть раскаленное озеро, в котором скопилось покинувшее вас, впрочем нет, теперь я должен говорить - "покинувшее нас" время; он заметил, что, когда прозвучало слово "время", какой-то человек в белом костюме, сидевший в центральной ложе, увитой гирляндами разноцветных лампочек, вскочил и, опершись руками о край ложи, нагнулся вниз и, ныряя взглядом, стал выискивать кого-то в зале и, найдя, сделал резкий жест; "их испугало упоминание о времени, сейчас они предпримут какую-то акцию"; - вы должны изменить свою жизнь, нельзя наполнять ее безумием, подобным сегодняшнему, Время еще может простить вас и вернуться; однако если вы не захотите врачевать поразившую вас хворь, Время выйдет из лабиринта не постепенно, а разом - и страшна-я судьба ждет город; этот потоп не оставит ни следа от всего, что и кто находится в городе; верьте мне, верьте, заклинаю вас, поверьте мне, это не бред безумца, не наркотические галлюцинации, не таблеточный страх, я был там, в глубокой, горячей бездне, я говорил с озером Времени!" Берт видел, что юноши и девушки, лениво потягивавшие коктейли, стали поодиночке, а потом и группками подтягиваться ближе к фонтанам; Лай Кроум парализованно стоял в глубине сцены у двери, заменявшей кулисы; и тут дверь отворилась, и через узкую щель плоско, как тень, проскользнул юркий загорелый мужчина в шортах шоколадного цвета, сливавшихся с загаром; оглянувшись, Берт в первое мгновение опешил, решив, что он голый; человек держал в руках второй микрофон, шнур которого уползал за дверь; Звучным,, профессионально ослепительным голосом он с неискренней жизнерадостностью крикнул в микрофон: - Сан Шейспок приветствует вас, мои друзья! молодежь салютовала ему, всплеснув сотней тонких рук; - внимание, экспресс-интервью у гостя из лабиринта! человек в белом костюме удовлетворенно сложил руки на груди и сел; - смотри, это же он, смотри!- женский возглас спорхнул откуда-то сверху; Берт поднял голову и увидел уже знакомую даму из ложи и, стараясь скрыть растерянность, возникшую с появлением самоуверенного репортера, помахал ей рукой, как старой приятельнице; инициатива уходила из рук, словно сильная скользкая рыба; момент был скомкан, как ресторанная салфетка; этот белый рассчитал точно; оставалась надежда на интервью;