Абдухаким Фазылов - Уникальное подпространство

* * *

Права первооткрывателя и подробного описателя загробного мира принадлежат, кажется, слепому старцу Гомеру. Он провел в царство Аида Одиссея и его не слишком ретивых спутников, и те выслушали там туманные вещания прорицателя Тиресия о перспективах своего ближайшего будущего. Затем патриарх латыноязычных поэтов Вергилий описал страшные странствия Энея по загробному миру в сопровождении не в меру эмоциональной Кумской сивиллы. За такой героизм Эней был вознагражден встречей с тенью умершего отца и в придачу получил гарантию, что станет родоначальником племени, которое со временем создаст великую империю - Римскую. Наконец, Данте скитался по загробному миру в поисках своей возлюбленной - Беатриче. Он взял себе в гиды Вергилия, вероятно, рассчитывая на его былой опыт по ориентации в загробном мире. Мне ничего не известно о попытках людей Востока проникнуть в потусторонний мир. Возможно, они, по восточному мудро считая, что, в конце концов, все мы там будем, не спешили туда раньше времени. Правда, я слышал об одном древнеегипетском папирусе, где говорится... Но Египет - не Восток, в географическом смысле этого понятия, хотя и не Запад во всех других смыслах. Нетрудно представить, какой великой ответственностью я проникся, обдумывая предложение шайтана. Ведь я считал себя чуть не первым представителем Востока, который решился на такое путешествие... В то же время в голове кружились мысли типа: "Ведь никто из вернувшихся "оттуда" не имел такого экзотического проводника". И вообще все это выглядело страшновато... - Боишься? - ухмыльнулся шайтан. - Я думаю: все, кто ходили туда, имели перед собой ясную цель. А что гонит туда меня? - задумчиво соврал я, чтобы замаскировать свою нерешительность. Шайтан продолжал загонять меня в угол: - Цель? Ты, по крайней мере, увидишь своими глазами, что чертям мало дела до ваших земных делишек. Мы там и так перегружены: воздаем должное за ваши самостоятельные грехи. Пусть хоть один из вас убедится в этом. - Какая гарантия, что я вернусь? - спросил я резко. - Слушай, не ты ли выступаешь сторонником справедливости и правды? А что ты реально сделал для этого? Много вас ходит на Земле, таких честных, которые пальцем не пошевельнули, чтобы утвердить справедливость. А она, между прочим, как я понимаю, требует борьбы за себя, каких-то жертв и риска, в конце концов. А вы только и знаете, что ныть и жаловаться... Можешь не дрожать! Мое предложение отменяется. Шайтан был на высоте. Мне нечем было крыть его доводы... Вряд ли я смогу внятно описать ужасы преисподней... Не вина древних авторов, если их потусторонний мир не всегда кажется таким уж страшным, недостаточно потрясает нас. Я теперь знаю: это у нас не хватало воображения, чтобы представить их страшный путь. Когда шайтан сказал: "Сейчас ложись спать как всегда, проснешься уже не здесь", я долго не мог заснуть. Все мерещилось - вот сейчас открою глаза и увижу себя на склонах той мрачной горы, где великому флорентийцу на узкой тропе дорогу преградили "свирепый лев", "проворная рысь" и, кажется, "алчная волчица". Напряжение от ожидания неизведанного довело меня до того, что порой казалось, будто я уже стою на краю бездонной пропасти, куда со страшным клокотанием низвергается легендарная подземная река... Так я пролежал в полудремоте до глубокой ночи и, наконец, усталый и изможденный, заснул. Очнулся я, как ни странно, в своей постели, но... не у себя в комнате! Кровать, на краю которой сидел, скрестив ноги и дымя необычайно едкой сигарой, "материализовавшийся" шайтан (до сих пор он являлся, оживляя рисунок), стояла посреди необычного, но вполне мирного пейзажа. - Кажется, мы несколько ошиблись адресом, не правда ли? - съязвил я. - Не адресом, а эпохой, - не оборачиваясь, ответил шайтан, - сейчас мы это исправим. Тебе, между прочим, повезло. Ты увидишь многое, чего я и не думал тебе показывать. - А что случилось? - Да перехватил я чуточку в прыжке через это... нуль-пространство, о котором вы пока знаете только по вашим фантастическим романам... Мы с тобой оказались в той части преисподней, где обитают души людей, умерших в более ранние времена. Сейчас придется догонять твою эпоху. - Как? Мы же считали, что все души, когда-либо попадавшие в ваши руки, уживаются в одном месте! Ведь у Данте тоже... - Данте, Данте! Ну что за идиотский консерватизм, я просто не понимаю! Думаешь, со времен Данте наш ад не изменился? Только у вас развитие, прогресс и тому подобное? Ваши общественные системы выдержали бы, если вдруг ожили все люди, когда-либо жившие на земле? С их жутко различающимися мировоззрениями, нормами поведения? Нет! Вот и у нас было много трудностей и путаницы. Бесконечные фокусы анахронизма. Одно время мы только и занимались, например, ограждением деда от его прапрапраправнука, у которого оказывалась загубленной жизнь из-за "плохих генов", унаследованных от старика. Внезапно моя кровать плавно поднялась и начала все быстрее двигаться на высоте птичьего полета в сторону скалистых гор, высившихся вдалеке. Я дотянулся до одежды, висевшей на спинке кровати, кое-как оделся, страшно боясь свалиться, и тоже сел, свесив ноги. Под нами уже скользили острые черные скалы. Скоро и они остались позади. Дальше лежала окутанная серым дымом огромная долина с признаками кипучей жизни. Были видны отдельные строения, костры; вдалеке, в тумане, можно было различить целые города. Скоро я начал замечать отдельных чертей, снующих туда-сюда, местами они полчищами маршировали куда-то. Везде чувствовалась предельно деловая атмосфера. - Здесь обитают души ваших средневековых предков,- сказал шайтан, очертя рукой долину. Селения, города, отдельные строения, одеяния людей, которых удавалось различить, были средневековыми - минареты, арки, длинные халаты, чалмы... Я начал слышать голоса - пронзительные дикие вопли, проклятия многочисленных людей. - Вон там, на медленном огне, поджаривают беднягу Абдуллатифа1, - показал шайтан, зевая от скуки. Под нами я увидел аккуратные ряды больших котлов, облизываемых снизу языками красноватого пламени. В котлах барахтались грешники, издавая эти жуткие вопли. - Ты симпатизируешь этому подонку? - удивился я. - Ну, конечно! Ведь фактически его отца убили другие люди, более изощренные в коварстве. Правда, они воспользовались руками Абдуллатифа. Но его единственная вина при этом - властолюбие. За такую вину смело можно поджарить половину человечества... Мне становилось не по себе. Ад, над которым я начал было посмеиваться в начале путешествия на летящей кровати, давал о себе знать. Я уже ощущал жуткий запах паленого мяса, а сердце замирало от диких воплей. Нашим взорам открывались все новые и новые страшные сцены. - Посмотри туда, видишь, там наши возятся с Мажиддином2? Он был не такой, каким вы знаете его по трактатам Бабура3. История не все донесла до вас. Но от нас-то ничего не скроешь. Вот он и рассчитывается за все свои грехи - никак не может рассчитаться. Говорят, еще не дошли даже до середины его толстого дела. А недавно поползли слухи, что нескольких наших уже отстранили, притом одного даже серьезно наказали. - Почему же? - спросил я, пытаясь получше разглядеть суету, происходящую вокруг высокого человека в халате с.тусклым серебряным подбоем. - Ему каким-то образом удается вызвать у исполнителей казни расположение к себе, мало того, возник даже тайный протест против приговора. Наши исследователи в последнее время приходят к выводу, что здесь работает тот же механизм, что имеет место и у вас, на Земле: человек, правдой и неправдой сумевший окружить себя властью, почетом, и в беде не остается без внимания - всегда найдутся слабые, которые продолжают тайно дрожать перед былой силой такой личности. - Какой приговор ему вынесен? - Он предоставлен произволу своих бывших жертв, которых загубил коварной жестокостью. Каждый из них казнит его по своему усмотрению. Это целая система очередности и правил, за которыми следят наши. Вот как раз их он и подкупает, зачастую небезуспешно... Мы приближались к следующей гряде мрачных скал. Камни здесь были темнее и отливали холодным лунным светом. Кое-где я заметил тусклый отблеск ледяных глыб. - Сейчас ты увидишь людей другой эпохи, - заметил шайтан задумчиво. За скалами открылась еще более сумрачная долина. Вдалеке у горизонта виднелись действующие вулканы. Временами гигантские языки пламени лизали и темное небо. - Как здесь ужасно! - вырвалось у меня. - Конечно,- согласно кивнул шайтан,- ведь и ваша наука оценивает восемнадцатые, девятнадцатые века на твоей родине как самые мракобесные и темные. - А вы что, согласны с нами в этом? - Мы просто видели, как в эти столетия религиозный фанатизм, невежество и жестокость потопили миллионы людей в пучине гнуснейших преступлений. Вот здесь создан соответствующий комфорт для тех, кто особенно отличался в этих делишках. Я попытался разобраться, что же там творится внизу, во мгле. На небольшой поляне, склонив головы, стояли несколько человек. Все они были без головных уборов, обриты. Золотой и серебряный подбой халатов тускло мерцал в отблесках далекого пламени. Руки людей были связаны за спиной. Я с ужасом увидел, что рядом, на их глазах, шли приготовления к дикой казни. Одни палачи точили длинные ножи, другие копали ямы для стока крови. - Кто эти несчастные? - А, эти? Эмир Бухарский Насрулло, его сыновья и внуки - возможные наследники. - За что их так? - Плохо знаешь историю. Этот эмир, называвший себя "примерным поборником ислама", казнил поэтессу Нодиру и ее сыновей, внуков в основном за то, что она была духовно намного выше него. Здесь впервые применена "казнь его же методом". Эффект поразительный. Группа, ведущая это дело, сообщает, что страх и ужас мучеников, пока идут приготовления, просто потрясающие. - И долго будут идти приготовления? - Вечно, но грешники не знают об этом. Через некоторое время мы оказались над лабиринтом узких улочек старого среднеазиатского города. Темные тупики, неожиданные узкие повороты, теснины глухих стен глинобитных домов... По одной из улочек, спотыкаясь, падая, из последних сил бежала женщина в парандже4. За ней стремительно мчалась растянувшаяся на сотни метров стая волчиц. Когда стая с торжествующим воем догоняла женщину, той удавалось обмануть голодных зверей, свернув в одну из боковых улочек. Поплутав некоторое время, стая вновь выходила на след. Опять душераздирающая погоня. - Что за травля? - Это знаменитая сводница из старого Коканда, неотразимая Мастурахон. Изощренным обманом и хитростью, завидной даже для нашего брата, она завлекала девушек в тайные гаремы духовной и светской знати Коканда. Не один десяток молодых и красивых дочерей бедняков, и иногда даже и довольно могущественных родителей пали жертвой ее интриг. - Постой, постой, я, кажется, вспоминаю о ком речь. В "Тайнах паранджи" писателя Хамзы смакуются... - Точно. Только, как всегда, вам известна лишь какая-нибудь сотая часть ее проделок... - Почему такое странное наказание? - Пришлось с ней повозиться. Вначале за Мастурахон гналась толпа загубленных ею женщин. Ты, конечно, догадываешься, чем кончилась бы погоня, если бы они ее настигли. Но эта лиса, даже при такой дикой скачке, умудрялась подкупать некоторых чертей из группы, контролирующей казнь (несколько чертей и сейчас сидели на глинобитных крышах, наводя сбитую с толку стаю на след): сводница соблазняла их прелестями самых хорошеньких из преследовательниц. После этого женщин заменили голодными волчицами. Мы приближались к следующему скалистому рубежу эпох. - Сейчас попадем в твой век, - сказал шайтан, оживляясь. Начало быстро светать. Когда скалы остались позади, я увидел бескрайнюю долину, залитую ярким светом, совсем земную и привычную. Необычными были только черти, шнырявшие туда-сюда. - Почему здесь все как на Земле? - спросил я неуверенно. - Это наше последнее достижение, можно сказать, пример дерзкого взлета творческой мысли черта. Мы у себя создали ваш мир, скомпоновав его из определенных сторон вашей жизни. - Для чего? - Не спеши. Скоро поймешь, - сказал шайтан, плавно сажая наш воздушный транспорт на окраине моего родного города. Кровать тут же исчезла. - Теперь будем передвигаться как все - пешком или городским транспортом. На самом деле, городской транспорт работал привычно- с давками на остановках (был час пик), троллейбусные штанги с лязгом срывались с проводов. Только по улицам ходили люди, в большинстве недавно ушедшие из нашего мира. -- Это называется ад? Так ведь то же самое наши говоруны-очковтиратели с пеной у рта пытаются выдать за рай. - Как раз здесь они по-настоящему в аду. Ты скоро их встретишь. Шайтан остановил одну из машин с зеленым огоньком, и мы понеслись по знакомым улицам. Всюду люди куда-то спешили, занимались разными делами. Попадалось много знакомых - из числа умерших. Машина притормозила у здания с ложно-классическими колоннами -Академии медицинских наук. Здесь царила торжественная обстановка, искусно создаваемая аппаратом Президиума Академии в день годичного собрания. Демонстрируя рассеянную непосредственность, бескорыстную влюбленность друг в друга, ходили знакомые мне академики и член-корры. Заметив друг друга издалека, они с восторженными восклицаниями спешили в обоюдно открытые объятия, звонко при этом чмокаясь. Вокруг же, следя за каждым из них, ходили толпы услужливых докторов и кандидатов наук, дальнейшие судьбы которых зависели от сих высокочтимых учителей. - Мы, кажется, угодили к самому началу спектакля. Сейчас появится и тот, для кого все это инсценировано. "Ну, конечно же, это последнее годичное собрание, о котором недавно писали газеты", - вспомнил я. - Но позволь. Ведь многие из этих академиков, как я знаю, еще ходят в живых? Шайтан ухмыльнулся. - Их роли здесь для полноты впечатления играют наши. Подъехала холеная черная "Волга". Несколько человек проворно ринулись к ней, и счастливчик, которого я не смог разглядеть в сгустившейся толпе, открыв дверцу, выпустил из машины высокого, чуть сутуловатого старика с густой копной совершенно седых волос. Это был недавно ушедший из нашего мира вице-президент Академии, рентгенолог Максудходжаев. Все расступились, пропуская его в здание, и он прошел по живому коридору, по-отечески одаряя окружающих кивками и мягкими рукопожатиями. На лице и в глазах почтенного старца была написана бесконечная усталость от неземных забот. Черты его благородной внешности говорили о полной отчужденности от каждодневной мирской суеты, от мышиной возни услужливо шныряющих вокруг карьеристов. - Пошли, если опоздаем, нас могут не впустить, - толкнул меня мой проводник. В конференц-зале я опять увидел много знакомых лиц. Президиум собрания состоял, как водится, из маститых академиков, представителей вышестоящих организаций. В центре, как украшение всей кампании, сидел Максудходжаев. - Для чего вы повторяете это ничем не примечательное собрание? Что здесь произойдет? - Казнь, - коротко ответил шайтан, и я, не смея больше задавать вопросов, с содроганием начал ждать событий. Долго тянулся скучнейший отчетный доклад главного ученого секретаря Президиума Академии. Кончилось перечисление "фундаментальных научных достижений", сделанных за год, многомиллионных экономических эффектов (существующих только на бумаге), несущественных и безобидных недостатков, не затрагивающих конкретно ни один из институтов, а следовательно, и личностей их директоров - академиков. Все заметно устали, от налета одухотворенности на лицах присутствующих не осталось и следа. Не удосуживаясь скрыть зевоту, люди нетерпеливо поглядывали на часы. Казалось, только Максудходжаев внимательно слушал доклад и по-прежнему с отеческой заботой следил за происходящим. - Не знаю, что вы тут затеваете, но старика-то можно было избавить от этого спектакля, - не удержался я. Шайтан, странно хихикнув, промолчал. Тем временем шли прения по отчетному докладу. Выступали академики, говорили о необходимости увеличения ассигнований на работу именно их институтов, доказывали, что только эти научные направления могут принести долгожданную честь, славу и доходы Академии. Наконец, прения кончились, после того как было создано соответствующее впечатление "всесторонности обсуждения" отчетного доклада и началась самая оживленная и праздничная часть собрания - вручение премий, почетных грамот, объявление благодарностей. Решения конкурсных комиссий и приказы о поощрениях зачитывал один из вице-президентов Академии. Максудходжаев при этом почему-то насторожился. Публику больше всего интересовали результаты конкурса Академии на лучшую научную работу года - победителям полагались большая денежная премия и пожизненное звание лауреата. Каждый год вокруг конкурса разгоралась оживленная закулисная возня, временами неожиданно выхватывая из тьмы до сих пор не известные стороны деяний некоторых членов жюри и участников конкурса. Будучи уже наслышан о результатах конкурса этого года и о церемонии вручения дипломов, я уже следил за происходящим с неодолимой скукой. Вручали премию группе биологов во главе с сыном Максуд-ходжаева за исследования начальной стадии формирования микроорганизмов в небереговых районах озера Безводное, высохшего несколько веков назад, и за "прекрасное" обобщение их в толстой монографии. Я вспомнил, что через неделю после вручения премии в сатирическом журнале "Кувалда" был опубликован фельетон, восхвалявший бесподобный талант Максуд-ходжаева-младшего в области плагиата. Спустя еще неделю старик скоропостижно скончался. Все понимали, что его безупречно честное сердце не выдержало откровения о жульничестве единственного сына ("В самом деле, - говорили люди,- не мог же старик предполагать такое. Знал бы, пресек это безобразие в самом корне!"). Эта блестящая операция пройдохи-сына положила тем не менее начало его карьере. За плагиат он получил всего-навсего строгий выговор по административной линии, о котором все быстро забыли, зато навсегда присоединил к своей фамилии уточнение - лауреат премии... о котором он постарается чтобы не забывали. Ну да, победителей ведь не судят... Жаль старика! Председательствующий торжественным голосом зачитал решение жюри конкурса, назвав первым Максудходжаева-младшего. Зал зааплодировал. Сейчас он пригласит новоиспеченного лауреата, чтобы вручить ему диплом и соответствующие документы для получения кругленькой суммы... Мне рассказывали полгода назад, как все это происходило на самом деле: Максудходжаев-старший с благородной улыбкой наблюдал с высоты президиума, как сын принимал хваткой рукой диплом лауреата. Мудрые глаза, говорили, блестели от слез... Но тут случилось неожиданное. В центре зала поднялся интеллигентный мужчина в очках и, чтобы все услышали, обратился к президиуму. - Товарищ председатель, хотя это против установленных правил, но в виде исключения я прошу, чтобы наш уважаемый вице-президент товарищ Максудходжаев ответил мне на один вопрос, связанный с присуждением первой премии его сыну. - Голос мужчины звучал очень уверенно. Такую уверенность люди обычно проявляют, имея несокрушимые козыри. Старик заметно побледнел, улыбка исчезла с его лица. - Вот тут кончается ваш земной спектакль, - шепнул мне шайтан, - дальше все пойдет по нашему сценарию. Председательствующий при желании мог бы запросто заткнуть рот наглецу, по его поведению было видно, что он прекрасно это умел делать и в более сложных ситуациях. Но он явно не спешил. В последнее время Максудходжаев сидел у него в печенке. Старик везде был на первом плане, и его благообразная внешность, авторитет, безупречная репутация нарушали здоровый сон коллеги. А тут чутье подсказывало что-то скандальное... Разумеется, для видимости, председатель, наморщив лоб, напустил на себя крайне недовольный вид и с раздражением поинтересовался: - А вы не могли бы задать свой вопрос после собрания самому Икраму Махсумовичу? Это было произнесено таким тоном, что зал безошибочно понял: если человек из зала будет настаивать на своем, то председатель, как человек демократичный, не станет чинить препятствий. Часть падкой на всякие неожиданности публики притихла. - Нет, я хотел бы задать его сейчас, при всех. Ведь нашему многоуважаемому Икраму Махсумовичу нечего бояться, не правда ли? Председатель повернулся к членам президиума и беспомощно развел руками мол, вынужден уступить просьбе из зала. - Уважаемый Икрам Махсумович, скажите, пожалуйста, почему вы настаивали на проведении этого собрания ровно на неделю раньше назначенного срока? произнес настойчивый товарищ из зала. - У Икрама Махсумовича путевка на курорт, срок которой начинается с сегодняшнего дня. Из-за этого собрания он уже теряет день отдыха. Если бы мы назначили собрание через неделю, он опоздал бы на море на целых восемь дней. Вы удовлетворены? - за старика ответил председатель, явно, разочарованный слабостью и, как ему показалось, беспредметностью вопроса. - Икрам Махсумович не собирался ехать к морю. Два дня назад он по этой путевке отправил туда свою дочь с любимым зятем. А переноса собрания на неделю раньше времени он добился, чтобы опередить выход в свет вот этого номера "Кувалды", - не переставая говорить, мужчина вытащил из внутреннего кармана пиджака корректуру статьи из "Кувалды". Старик опустил голову. Микрофон, установленный на столе президиума, донес до зала его негромкое: "Это конец". - Какое отношение имеет "Кувалда" к нашему собранию, говорите яснее, сказал председатель, почувствовав наживу. - Самое прямое. Здесь напечатан фельетон о научных достижениях Максудходжаева-младшего, за которые вы ему сегодня присудите премию. Стопроцентно доказанный плагиат. Наш выдающийся лауреат, оказывается, создал свой труд испытанным методом, который среди учащихся средних школ известен под названием "скатать". Будучи прекрасно информирован об этом, Икрам Махсумович после неудачных попыток снять фельетон - он был уже набран и слишком много людей о нем знали - решил хотя бы опередить его выход. Ведь потом, после присуждения, вы не отмените лауреатство, хоть напечатай там десять фельетонов. Таким образом мощный импульс для будущей карьеры бездарного сына обеспечен. В этот кульминационный момент Максудходжаев вдруг как-то обмяк, уронил голову на стол, а затем вовсе свалился со стула. Дальше была известная суета с машиной "скорой помощи" и озабоченная возня белых халатов, тут же зарегистрировавших смерть. Собрание само собой закрылось. Потрясенные сотрудники тихо расходились, обсуждая происшедшее. - Он ведь один раз уже умер от разрыва сердца, почему вы здесь повторяете эту смерть? - спросил я шайтана, выходя из зала. - Там, у вас, этот уважаемый аксакал сидел в президиуме до победного конца, хотя внутри у него, как говорится, кошки скребли. Он не был публично разоблачен и унижен, а наоборот, с достоинством принимал поздравления в связи с награждением сына. А самым же страшным для него была публичная огласка. Вот мы и устроили ее. За те десять-пятнадцать минут, когда публика с жадностью слушала о жульничестве его сына и закулисной деятельности его самого, он испытал такие муки, что пером не описать. Острая форма инфаркта миокарда, только в специально замедленном для этого случая темпе. Мне было жалко старика и в то же время стыдно за него. Какую внутреннюю чистоту и бескорыстие ему приписывали! Опять люди оказались одураченными... Мы-то считали, что он скончался, не выдержав позора за поступок сына... - Завтра все здесь начнется сначала, - сказал шайтан, выходя из зала...