Николай Соколов - Ариасвати

Началась настоящая борьба. Человек состязался в силе и ловкости с водяным чудовищем. Кто победит?

Андрей Иванович поднялся на ноги и, налегая на весло, всеми силами старался не допустить плот к опасному месту. Рыба не уступала и тянула плот к зарослям. Леса, обмотанная вокруг ноги Андрея Ивановича, натянулась до того, что врезывалась в тело. Сообразно с усилиями борцов, плот колебался то в ту, то в другую сторону: то подвигался на несколько шагов к опасному берегу, то Андрей Иванович брал перевес и отодвигал его снова к середине озера. Однако силы его заметно истощались и он чувствовал, что еще полчаса подобной борьбы — и он должен будет уступить. Он продолжал действовать веслом с лихорадочной торопливостью, как вдруг плот покачнулся так сильно, что едва не опрокинулся: застигнутый врасплох этим неожиданным толчком, Андрей Иванович потерял равновесие и с размаху полетел в воду…

Когда он выбрался снова на плот, весь мокрый и без шляпы, он прежде всего ощупал на своем колене обрывок лопнувшей лесы: лопнувшая леса и была причиной неожиданного толчка, от которого Андрей Иванович упал в воду. Очевидно, она не выдержала такого напряжения, с каким оба борца растягивали ее в противоположные стороны. Все труды пропали даром, добыча была потеряна. Сам он, усталый, голодный, исцарапанный, вымокший с головы до ног, сидел на своем плоту, как Марий на развалинах Карфагена, и благодарил Бога за то, что остался жив: если-б не оборвалась леса в момент его падения в воду, рыба утопила бы его наверно, утащила бы на дно озера…

Приходилось возвращаться с пустыми руками. Но прежде всего нужно было выловить шляпу, раньше чем она намокнет и пойдет ко дну. Подогнав к ней свой плот, Андрей Иванович достал ее концом весла и выкинул на мокрые бревна. Затем он принялся стаскивать с себя сапоги, чтобы вылить из них воду. Осматриваясь при этом кругом, он только теперь заметил, что растерял все свои рыболовные принадлежности: из четырех удилищ, взятых им на рыбную ловлю, на плоте оставалось только то, оборванная леса которого все еще была обмотана вокруг его колена, что касается сачка, сетки с мелкой рыбешкой, сажевки, то все это исчезло без следа.

Стоя на плоту, почти в костюме Адама, Андрей Иванович отправился к месту своего первоначального лова, оглядывая по пути зеркальную поверхность озера, с целью отыскать свои пропавшие снасти. Скоро он заметил недалеко от берега как будто конец удилища, торчавший из воды. Подъехав к этому месту, он действительно нашел свое удилище, запутавшееся в водорослях, куда, вероятно, затащила его рыба. С трудом вытащив удочку, он, конечно, не нашел уже на ней ни рыбы, ни приманки. На том месте, где плавало сиденье с привязанной к нему веревкой от якоря, Андрей Иванович нашел третье удилище, леса которого запуталась за веревку. Вероятно, рыба затащила его в те самые водоросли, от которых Андрей Иванович старался отвести свой плот.

Таким образом, после целого дня ожиданий и тревог, Андрею Ивановичу пришлось возвращаться домой с пустым желудком и, — что еще того хуже, — с пустыми руками. Переодевшись в сухое платье, он долго сидел у огня, на котором варился его ужин, и припоминал события минувшего дня. Глаза его устало следили за тем, как струйки огня трепетали, перебегая туда и сюда по тлеющим угольям, а мысли все еще вертелись на неудачной охоте. Он старался утешить себя тем соображением, что у каждого охотника есть свои счастливые и несчастные дни. Очевидно, сегодня был его несчастный день, но в другой раз он, конечно, будет счастливее. Да, если сказать по правде, чтобы он стал делать с этой чудовищной рыбой, когда ему и удалось бы вытянуть ее на берег? Съел бы он фунт или полтора сегодня, съел бы столько же или несколько больше завтра, а остальное все равно пришлось бы выкинуть, потому что на третий день он не в состоянии был бы проглотить ни куска, так как рыба скоро приедается и надоедает. К тому же на третий день она наверно испортилась бы.

Из-за темной пальмовой рощицы медленно поднималась полная луна, золотые звезды, еще недавно так ярко горевшие на темной лазури ночного неба, заметно побледнели и как будто отступили в глубину небосвода. Темная поверхность озера засверкала фосфорическим блеском, отражая в себе яркий лик луны. В траве неумолчно звенели и трещали мириады стрекоз: в лесу звонко раздавалось ауканье какой-то ночной птицы, на озере и на дальних болотах кричали лягушки, гармонические голоса которых, совершенно непохожие на голоса их северных сестер, звенели, как серебряные колокольчики.

Андрей Иванович вслушивался в этот волшебный концерт тропической ночи, смотрел на луну и на темные купы деревьев и думал: "Что значат все эти неудачи охотника, да и не только эти, но и все вместе взятые житейские неудачи, перед тем жизнерадостным чувством, которое навевает на душу вечно чарующая гармония неба, воды и земли с их чудными картинами, красками и бесконечно разнообразной жизнью!

IX. Лодка

Мысль о постройке лодки не покидала Андрея Ивановича. Управление неповоротливым плотом было так тяжело и трудно, что прогулки по воде теряли от этого всякую прелесть. Поэтому, вскоре после неудачной рыбной ловли, Андрей Иванович снова вооружился топором, долотьями, скобелем и принялся за работу. Еще во время рубки бревен для плота он натолкнулся на особую породу деревьев, обладавшую мягкой, весьма легко поддающейся обделке древесиной, которая, впрочем, высохнув, становилась довольно твердой. Деревья эти, весьма похожие по цветам и листьям на хлопчатник, быть может, тождественные с ним, достигали иногда весьма внушительных размеров: Андрей Иванович находил между ними экземпляры в два обхвата и даже больше.

Выбрав дерево подходящих размеров, Андрей Иванович, срубив его, повалил, обрубив ветви, обтесал колоду намеченной величины и принялся долбить ее то прямо топором, то полукруглым скобелем. Работа шла так быстро, дерево тесалось так легко, что эта легкость даже удивляла и забавляла Андрея Ивановича: ему казалось, что он строгает не дерево, а кочан капусты… К вечеру лодка была почти готова, оставалось только сделать разводы, чтобы придать ей необходимую ширину и округлость.

Полюбовавшись на свою работу, Андрей Иванович с аппетитом поужинал и пораньше лег спать, с намерением по-утру пораньше приняться за окончание лодки. Но после дневных трудов спалось ему так сладко, что пока он, вместо утреннего умывания, искупался в озере, оделся и позавтракал, не торопясь, солнце успело уже подняться почти на меридиан острова. Торопиться, конечно, было некуда, потому что оставалось сделать самые пустяки и — лодка готова. Андрей Иванович собрал свои плотничьи инструменты и напевая "ça ira"[4], отправился к тому месту, где накануне оставил свою лодку. Каково же было его огорчение, когда вместо лодки такой чистенькой и аккуратной, какою она была накануне, он увидел какую-то некрасивую трубку, свернутую почти спиралью и всю покрытую широкими трещинами, вдоль волокон дерева!