Джозеф Конрад - Караин - воспоминание
- Ну вот, - сказал Холлис и шагнул к Караину.
Они посмотрели друг на друга с близкого расстояния. Взгляд Караина был растерянным; глаза Холлиса, казалось, еще потемнели и глядели властно, повелительно. Эти два человека являли между собой разительный контраст; один, бронзовокожий, был неподвижен, другой, снеговой белизны, поднял впереди себя руки, и сильные мышцы перекатились под его отсвечивающей, как атлас, кожей. Джексон подвинулся к нему поближе с видом человека, готового прикрыть товарища в трудном бою. Показывая на Холлиса, я сказал внушительным тоном:
- Он молод, но мудр. Верь ему!
Караин наклонил голову. Холлис легким движением накинул ему на шею темно-синюю ленту и отступил чуть назад.
- Забудь и обрети мир! - воскликнул я.
Караин, казалось, пробудился от сна. "Ха!" - произнес он и повел плечами, словно сбрасывая ношу. Он окинул нас уверенным взглядом. Кто-то из бывших на палубе отодвинул крышку люка, и в каюту хлынул свет. Утро уже настало.
- Пора наверх, - сказал Джексон.
Холлис надел куртку, и мы поднялись на палубу; Караин шел первым.
Солнце еще не показалось из-за гор, и их длинные тени тянулись в жемчужном свете далеко по водам залива. Воздух был прохладен и ясен - без единого пятнышка. Я показал на изогнутую полосу желтого берегового песка.
- Его там нет, - заверил я Караина. - Он больше тебя не ждет. Ушел навсегда.
Узкий поток горячих ярких лучей ударил в залив из впадины между верхами двух гор, и вода вокруг нас словно по волшебству ослепительно вспыхнула.
- Нет, он не ждет меня там, - согласился Караин после долгого взгляда на берег. - Я не слышу его, - продолжал он медленно. - Нет!
Он повернулся к нам.
- Он ушел опять - навсегда! - воскликнул Караин.
Мы многократно, решительно и без малейших угрызений совести подтвердили его слова. Очень важна была сила внушения, его уверенность в полном и окончательном избавлении от напасти. Мы постарались на славу и, надеюсь, выразили нашу веру в могущество амулета с убедительностью, исключавшей даже тень сомнения. Голоса наши весело звучали вокруг него в неподвижном воздухе, а над его головой ясное, безупречное в своей чистоте небо обнимало нежно-голубым сводом весь залив от края до края, словно обволакивая воду, землю и человека ласкою света.
Якорь был поднят, но паруса дрябло висели из-за безветрия, и со стороны берега к нам двигалось несколько больших лодок, чтобы вывести нас на буксире. Гребцы в первой из них, сойдясь с нами борт о борт, подняли головы и увидели среди нас своего правителя. Послышался легкий ропот удивления, затем общий приветственный возглас.
Он покинул нашу шхуну, шагнув, казалось, прямо в ослепительное великолепие своей сцены, вновь облекшись в иллюзию неизбежного успеха. Несколько мгновений он стоял, гордо расправив спину, поставив ногу на сходной трап, положив ладонь на рукоятку криса, в воинственной позе; избавленный от страха перед внешней тьмой, он держал голову высоко, он спокойным взглядом обвел завоеванный им берег. Дальние лодки подхватили приветственный клич; мощное многоголосие прокатилось по водам залива; горы откликнулись эхом, посылая вспять слова, сулящие долгую жизнь и славные победы.
Он спустился в лодку, и, как только она отвалила от борта, мы прокричали ему троекратное "ура". После дикого радостного вопля его верных подданных наши голоса, должно быть, прозвучали худосочно и чинно, хоть мы и старались вовсю. Встав в лодке, он поднял вверх обе руки, потом показал на необоримый амулет. Мы вновь гаркнули: "Ура! Ура! Ура!" Малайцы озадаченно, завороженно смотрели из лодок. Хотел бы я знать, что они думали; что думал он... что думает читатель.
Нас медленно вели к горловине залива. Мы увидели, как он причаливает, как смотрит на нас с берега. Кто-то приблизился к нему, смиренно, но открыто, не так, как приближался разгневанный призрак. Видны были другие бегущие фигуры. Возможно, его ночное отсутствие было замечено. Так или иначе, там началось великое волнение. Подбегали всё новые люди; а он шагал по песку, сопровождаемый разбухающей свитой, почти не отставая от идущей вдоль берега шхуны. В бинокли мы видели синюю ленту у него на шее и белый кружок на смуглой груди. Залив пробуждался. Утренние дымы, прозрачно завиваясь, поднимались выше пальмовых крон; по зеленому склону валко пронеслось стадо буйволов; худощавые фигуры мальчишек, фехтующих палками, скакали в длинной траве и казались на фоне зелени черными; цветная цепочка женщин с сосудами для воды на головах двигалась, покачиваясь, сквозь реденькую рощицу фруктовых деревьев. Караин остановился, окруженный людьми, и помахал нам рукой; затем, отделившись от живописной группы, подошел один к самой кромке воды и помахал нам еще раз. Миновав два скалистых мыса, служивших воротами залива, мы вышли в открытое море, и в этот миг Караин покинул наши жизни навеки.
Но память остается. Несколько лет спустя на Стрэнде я повстречался с Джексоном. Вид у него был, как всегда, внушительный. Его голова изрядно возвышалась над толпой, являя всем золото бороды, красноту лица, голубизну глаз; на нем была широкополая серая шляпа и ни жилетки, ни манишки - воистину вдохновляющий персонаж. Выяснилось, что он только-только прибыл на родину сошел на берег в тот самый день! Наша встреча создала завихрение в плотном потоке прохожих. Спешащие люди натыкались на нас, обходили нас, оборачивались, чтобы еще разок взглянуть на гиганта. Семь лет жизни мы попытались спрессовать в семь коротких восклицаний, после чего внезапно утихомирились и степенно пошли бок о бок, делясь друг с другом новостями давнего и недавнего прошлого. Джексон все время озирался по сторонам, словно искал знакомые приметы, затем остановился у витрины магазина Бланда. Огнестрельное оружие всегда было его страстью; он застыл как вкопанный, разглядывая грозное великолепие образцов, расположенных в ряд за стеклами, чьи черные рамы наводили на траурные мысли. Я стоял рядом. Вдруг он спросил:
- Помнишь Караина?
Я кивнул.
- Вот гляжу сейчас на это хозяйство и думаю про него, - сказал он, приблизив лицо к стеклу... И я увидел другого мужчину, его двойника, могучего и бородатого, вперившего в него взор из царства гладких вороненых стволов, способных излечить немало иллюзий.
- Да, вот гляжу и думаю, - повторил он медленно. - Нынче утром открыл газету: они опять там дерутся. Как пить дать, он тоже полез. Всыплет этим кабальеро по первое число! И пускай, удачи ему, бедолаге. Молодец был, любо-дорого посмотреть.
Мы двинулись дальше.
- Я все гадаю, помог амулет или не помог, - я про денежку Холлиса, помнишь? Допустим, помог... Вот уж тогда действительно шесть пенсов были потрачены с пользой. Натерпелся бедняга, однако! Надеюсь, избавился наконец от дружка. Хорошо бы... А знаешь, я вот думаю иногда...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});