"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 8 (1967-68 г.)

– Наверное, человеку это все-таки ни к чему, - качал головой Юлий. - Да и невозможно практически. Всего через несколько тысячелетий «бессмертный» переродится полностью - по законам эволюции живого. Он не сохранит ни грана прежней индивидуальности. Человек - слишком хрупкая и еще несовершенная частица мыслящей жизни. Бессмертие присуще человечеству как совокупному носителю разума. А мы лишь его мыслящие атомы, бесконечно сменяющие друг друга иноварианты…

– Отказываешься от вечности, Ю?

– От «персональной» вечности для моего «я». Моему «я» хватило бы, скажем… тысячи лет…

– Аппетит у тебя! - посмеивался Липатов. - Но, говоря серьезно, я и этого не понимаю. Куда тебе столько?

– Надо найти иную цивилизацию. Во много раз более древнюю, чем наша. Побывать бы в антимире, если он есть… Может, дожить до времени, когда любые расстояния научатся преодолевать мгновенно…

– Ради высокого разума остановись, Ю! Ведь на это и тысячи лет не хватит! - смеялся Липатов.

Однажды, когда они в космобусе летели к Шару, Юлий необычным голосом произнес:

– Можешь смеяться надо мною, даже называть меня сумасшедшим… Я пришел к выводу, что смерть всякого мыслящего существа - относительна…

Липатов повернулся к другу и свистнул от неожиданности. «Вот он, феномен-то, о котором предупреждал Стахов».

– Понимаю, какой-нибудь новый «философический» трюк?

– Нет, это серьезно, - отмахнулся Странников. - Выслушай меня хоть раз более внимательно, чем всегда.

Юлий был сдержанно взволнован, как обычно в тех случаях, когда какая-нибудь «сверхбезумная» идея жгла его беспокойный ум.

Липатов, поняв настроение Юлия, покорно скрестил руки на груди.

– Понимаешь, трудно, не профанируя саму идею, объяснить это в нескольких фразах… Когда-нибудь я напишу книгу… может, попытаюсь создать теорию - о диалектическом бессмертии Разума во Вселенной… Но кое-что я должен сказать уже теперь.

В соседнем отсеке девушки запели песню о голубой Земле, ждущей своих сынов, улетевших к далеким мирам.

– Издревле неизбежность смерти тяготеет над людьми, над каждым, кто сознает себя как «я», и мысль о ее неотвратимости мучительна. В мифах, религиях, сказках живет мечта о бессмертии «я», мыслящей личности, разума. Внешне все выглядит просто: человек рождается, чтобы умереть; смерть личности - отрицание ее бытия, и это целесообразно: на место ушедшего и независимо от него появляется новое «я». Такова диалектика жизни и смерти. И все-таки это нелепость, чудовищная нелепость: быть, накапливать знания, ощущать, видеть весь этот огромный, прекрасный мир, знать о его бесконечности и - пройдя через любовь, сомнения и страдания - исчезнуть, стать ничем!

Звонкая песня монтажников ворвалась из соседнего отсека: при резком повороте космобуса откатилась дверь. Юлий поспешно закрыл ее.

– Как это у Шекспира:

Жизнь - это только тень, комедиант,

Паясничавший полчаса на сцене

И тут же позабытый; это повесть,

Которую пересказал дурак:

В ней много слов и страсти, нет лишь смысла…

Шекспир, вернее, герой его трагедии ошибся! И дело вовсе не в том только, что все лучшее, ценное после нас остается потомкам. И не только в том даже, что мы продолжаемся в какой-то степени в наших детях, внуках, правнуках. Суть в том, что мы продолжаемся, живем вечно во всех цивилизациях Вселенной, сколько их ни прошло и ни пройдет еще по ее беспредельным просторам!

– Ты хочешь опровергнуть Шекспира и прочих старых мудрецов? - возразил Валерий. - Но ведь тот же творец «Гамлета», помнится, изрек:

Вот так, подобно призракам без плоти,

Когда-нибудь растают, словно дым,

И тучами увенчанные горы,

И горделивые дворцы и храмы,

И даже весь - о да, весь шар земной.

– Но не Разум! Не Разум - единый с материей, неотрывный от материи, неуничтожимый, пойми ты, - неуничтожимый ее атрибут! - убежденно воскликнул Странников.

Липатов развел руками, не решаясь возражать всему услышанному. Он был озадачен.

– Мозг каждого мыслящего, - заметь, Валерий, - мыслящего человека (обыватель - это «растение»), состоит, грубо говоря, как бы из двух разумов. Первый - практический, бытовой, и он определяет неповторимость данного «я». Он-то и подвержен смерти! Он исчезает вместе с его носителем - «этим» человеком. Это, так сказать, «низший» разум, назовем его условно разумом типа «Б». Иные «человеки» всю жизнь прекрасно обходятся этим типом разума - так называемые практичные люди.

– Ты, конечно, намекаешь на мою особу, - вздохнул подавленно Валерий, у которого от этого разговора голова разболелась. - Но, поверь, я не обижаюсь - во имя науки.

– Однако есть вторая сторона разума в каждом мыслящем мозге, торопливо продолжал Юлий, - высший разум - как проявление самопознающей материи. Эта сторона разума, чем мощнее она в человеке, тем меньше зависит от индивидуальности «этого» «я». Вспомни, как Эйнштейн стремился насколько возможно полнее освободиться от своего «я»! И не случайно! Особенно отчетливо проявляется это в гениях. Разум этого типа везде во Вселенной един, ибо он «обречен» познавать законы материи такими, каковы они есть. Назовем его разумом типа «А». В процессе познания он всегда движется… ну, что ли, в соответствии с «силовыми линиями закономерностей самой материи…».

– Позволь, тут что-то уж очень заумно! - не выдержал Липатов. - Где же этот твой разум «А» гнездится, в какой части мозга?

– Никакого особого органа! Он «гнездится» в самой материи, из которой вылеплен твой, мой, всякий мозг - мыслительный аппарат любого познающего существа Вселенной. В материи и вечных законах ее проявления он «гнездится»! И потому разум типа «А» мыслит, так сказать, «общематериальными категориями» и не имеет своего «я» в отличие от разума типа «Б». Разум «А» - всеобщ, он - в каждом из созданий, достигших уровня «абстрактного» мышления, широкого миропонимания. Вот почему вечен он, как сама материя.

Юлий шагнул к широкому сферическому иллюминатору, сел и, глядя на колеблющиеся созвездия, продолжал:

– Человечество должно некогда выработать в своем коллективном сознании философию диалектического бессмертия мыслящего Разума! Коммунистическая цивилизация Солнца непременно осознает, что она тоже носитель разума «А», который был, есть и будет. Тогда исчезнет надуманная категория эфемерного «я» любого из нас, бесчисленных и нескончаемых иновариантов познающей материи, тогда исчезнет и культ страха перед неизбежностью смерти. Ибо вечна, повторяю, главная, самая бесценная часть каждого из нас и всех нас - высший Разум, рассеянный но Вселенной. И тогда каждый из нас, кто будет жить в то время, будет сознавать себя воистину бессмертным, вечным… Кстати, в «Бхагавадгите» есть строки, которые я люблю повторять про себя. Арджуна спрашивает Кришну о причинах братоубийственной войны. Ответ Кришны многозначителен: