Луи Тома - Запоздалое раскаяние
- Поскольку мы пришли к соглашению мне не будет смысла продолжать слежку, - сказал он. - Формально она будет, конечно, продолжаться.
- Что вы пишете в своих донесениях?
- Буду писать часовой распорядок дня, который вы мне дадите.
- Это смешно. Вдобавок я должен еще за вас работать!
- Разве было бы лучше, если бы я продолжал за вами следить? - спросил Роджер. - Нет, не правда ли? Я не вижу причины для вашего отказа, ибо мы оба будем удовлетворены.
- Согласен.
- Самому за собой следить, в некотором роде раздвоиться, чтобы быть преследователем и преследуемым... Разве это не пикантная ситуация? Вы передаете сведения м-ль Тусси каждый вечер. Я звоню ей ежедневно около девяти вечера и она передает мне, это очень просто.
Адская музыка прекратилась, но в голове Жака продолжали греметь тарелки, барабаны и литавры.
- Я еще не говорил с м-ль Тусси. - сказал Жак. - Я должен уведомить ее.
Он купил телефонный жетон и вошел в кабину.
- Я ждала твоего звонка, - сказала Жаннина. - Я не решилась уйти.
Как накануне у телефона, он закрыл глаза. Ее молодой и чистый голос действовал, как компресс на его разгоряченную голову. Жак моментально забыл свои заботы и стал думать только о молодой женщине.
- Как ты провела ночь?
- Плохо. А ты?
- Тоже не очень хорошо.
- Ты нашел выход из положения?
- Еще не нашел.
Почему он должен вдаваться в подробности? Это была не ее проблема.
- Сегодня я не приду, любимая. Могу ли я позвонить около семи часов?
- Если хочешь. Я буду весь вечер дома.
Он тихо сказал:
- Целую тебя, любимая.
- Я тебя тоже.
- Целую тебя очень и очень крепко.
Он пошел обратно к столу. Роджер ушел, предоставив ему оплатить счет. Жак купил пачку сигарет. На улице холод охватил его. Возбуждение от алкоголя сменилось депрессией. Тридцать тысяч франков казались ему недосягаемыми.
- Трудно, но возможно, сказал ему вымогатель.
Жак охотно сказал бы ему: "Но это невозможно! Невозможно! Все счета будут тщательно проведены. Будет вынут из кассы последний франк, чтобы купить фабрику белой кожи. Как вы не можете понять, что я ничего не имею вообще ничего.
К чему бороться, когда с самого начала все было потеряно?
Все ли? Нет, не все. Было потеряно состояние, но не любовь. Во тьме его депрессии засверкал огонек, лампа в конце туннеля, показывающая выход из него. Он немного успокоился. Разве не ждала его Жаннина, преданная и любящая? Да, действительно, почему бы не быть этому истинному счастью?
8
Желто-красная кабина подвесной канатной дороги скользила над Сент-Лауренсом. Однако солнцу не удавалось согреть старые домишки, замершие и прижимавшиеся друг к другу. Казавшиеся совсем низкими.
С высоты своего постамента неустрашимый Ксавье Жувин устремил свой бронзовый взгляд на маленькую, местами покрытую грязным снегом площадь.
Жак бросил на статую ненавидящий взгляд, словно считал его причиной своих неудач. К концу первой половины дня, сравнивая приходы и расходы, Жак не смог освободиться от мыслей о тридцати тысячах, которые были столь же недоступны, как неприступные горные вершины. В поисках возможности получения денег, он подумал о своей матери.
Мадам Меллерей получала порядочную пенсию, была бережлива, как муравей и имела еще кое-какие небольшие источники дохода.
Он закончил часть работы с тем, чтобы сразу же после обеда мог уехать из Монтефло.
Насколько я помню, у мамы есть деньги на сберегательной книжке, думал он, и нужно, чтобы она одолжила мне несколько тысяч франков.
Поглощенный этими мыслями, Жак торопливо поднимался по деревянной лестнице с шаткими перилами. Звуки телевизионной передачи были слышны из коридора. Оперная певица исполняла большую арию из "Лакмэ".
Жак вынул из кармана фунт конфет, купленный им по пути, и постучал в дверь.
Возьму пару тысяч здесь, потом несколько тысяч займу где-нибудь. Роджер играет на непреклонности. А если ему скажут, что он получит пятнадцать наличными вместо тридцати и у него будет выбор - это или вообще ничего, то не ухватится ли он за это предложение?
Жаку пришлось несколько раз сильно постучать, пока он не услышал голос матери.
- Это я, Жак.
Она поспешила открыть дверь.
- Добрый день, мой маленький, Жак.
Она была высокая, худая со строгим лицом, полная противоположность м-ль Матильде, которая сидела на стуле перед пустой чашкой из под кофе, очарованная экраном телевизора.
Мадам Меллерей обняла сына, затем выключила телевизор.
- Дай мне твое пальто и садись. Может быть хочешь кофе?
Она взяла чайник.
- Матильда рассказала, что вчера после обеда ты был здесь. Большое спасибо за конфеты, они были замечательные.
- Превосходные. - Подхватила Матильда, покосясь на пакет с конфетами.
В присутствии третьего лица Жак не хотел разговаривать на тему, ради которой пришел сюда, а толстая старуха, казалось, не имела намерения уходить. Видимо, мадам Меллерей догадалась о смущении сына, так как сказала, указывая на конфеты:
- Предложи Матильде, пока она не ушла.
Жак удивился способу избавиться от лакомки. Последняя с полным ртом и руками не замедлила удалиться.
- Весь смысл ее жизни - это еда, - вздохнула мадам Меллерей, проговорив это дружески-укоризненным тоном. К счастью она не может пожаловаться на печень.
Затем ее взгляд стал вдруг серьезен.
- У тебя лицо как из папье-маше!
С тех пор, как он женился, она встречала его подобными словами при каждом его посещении. Вероятно инстинктивно указывала этим, что жена обращается с ним хуже, чем она.
Обычно он возражал:
- Ты всегда это говоришь. Я опять поправился на четыре фунта.
Сегодня это должно быть соответствовало действительности, ибо Элен это тоже заметила, и он не стал возражать.
- У меня неприятности.
- С твоей женой?
- И да и нет.
- Что еще она затеяла?
Мадам Меллерей не имела теплых чувств к снохе. Они всегда осуждали друг друга и почти не поддерживали отношений.
Жак рассказал выдуманную им историю.
- На прошлой неделе я играл в покер. Я проиграл много денег и не сказал Элен.
- Ты теперь стал играть в карты!
Упрек и отвращение, которые появились на ее лице, укрепили решение Жака не доверять ей своих истинных забот. Развод и вымогательство были словами, способными привести ее в ужас.
- Сколько же ты проиграл?
Он вместо ответа сделал уклончивый жест, но она попыталась узнать.
- Десять тысяч - двадцать тысяч франков.
Она всегда считала в старых франках и это во сто раз увеличивало моральное значение денег. Тридцать тысяч франков для Роджера составляли три миллиона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});