Игорь Водолеев - Где кот идет 2

Я вставил чистый бланк в свой «Роботрон» и быстро отстукал вежливый отказ. «Уважаемый товарищ Чанов!», напечатал я. «Реплика Ваша и справедлива и неплохо написана. Жаль, что примеры в основном взяты из произведений, опубликованных в 1982–1986 годах. Для периодической печати нужен материал посвежее. Поэтому просим Вас не бросать Ваших наблюдений и присылать сразу же, как таковые только появятся. Пока же заметку Вашу напечатать не удастся. Всего Вам доброго.

Подпись: зам. редактора отдела ЕНиМ (Естественных наук и математики)» – П. Белов.

Вложив отпечатанный листок в конверт с редакционным штампом, я надписал сверху адрес и бросил его в ящик для писем внутри города. Тогда я еще не знал, что именно в этот момент у троллейбуса, в котором ехал Мамаев, соскочили штанги. Троллейбус застрял на перекрестке, не доехав всего двести метров до остановки напротив редакции.

В следующем пакете я обнаружил статью на пяти машинописных страницах, подписанную неким С. Саничевым, метрологом из оборонного завода, каких немало на окраинах нашего города.

– Уважаемая редакция! – писал метролог. – Разрешите предложить Вашему вниманию небольшой обзор, посвященный проблеме инерцоидов. По природе я лентяй и никогда не собрался бы его написать. Но недавно мне в руки попал номер одного научно-популярного журнала, в котором были опубликованы сразу две статьи на эту тему. По курьезному совпадению первый автор доказывал, что инерцоидов не бывает (и это правильно), а другой спорил, что они не только бывают, но и очень полезны с точки зрения эксплуатации. Такие заявки поднимут с дивана кого угодно, даже бывшего физика. Главное, за коллегу обидно. Сколько сил и времени он потратил зря на эту бесплодную разработку. Лично я после службы в армии преподавал физику в школе и буквально с первых уроков вдалбливал ученикам, что понятие силы инерции надо забыть, как кошмарный сон. А тут такой яркий и по-своему убедительный (для тех, кто не в теме) проект космического лифта! Как потом доказать школьникам, что кандидаты наук тоже могут ошибаться?

Занятно, подумал я. После фагетов – инерцоиды. Иначе говоря, механизмы, приводимые в движение силами инерции. Но это только в теории. На практике еще никому не удавалось построить действующий инерцоид. Кто он, этот Саничев? Фамилия достаточно редкая. И где-то я её уже слышал. Судя по почерку, он должен быть моим ровесником или чуть старше.

И тут я вспомнил второй курс, зимнюю сессию, когда мы сдавали электричество доценту Г.П. Заставину. Студенты прозвали доцента головной походной заставой, сокращенно ГПЗ. Надо признать, на экзаменах семидесятилетний доцент стоял насмерть, полностью оправдывая свое прозвище. В тот день я немного опоздал к началу. Мамочка предупредил меня, что через Заставу пока еще никто не прорвался. Более того, пять минут назад вынесли монгола Жэгдэна, у которого доцент нашел «шпору». Мы решили переждать грозу и поднялись на этаж выше, чтобы повторить электромагнитные волны, которые Заставин просто обожал. Тот, кто изучал электричество по курсу Калашникова, наверняка помнит, сколько там различных теорий. Их так много, что напрашивалась ещё одна, которая должна заменить все предыдущие.

Когда мы пристроились на площадке четвертого этажа, я заметил кучку студентов, собравшихся возле кафедры теоретической физики. Всезнающий Мамаев объяснил, что сегодня заведующий кафедрой лично принимает теорию квантов у обманутых доноров. Мамочка объяснил, что месяц назад ребята сдали в университетской поликлинике по пол-литра родной кровушки, клюнув на обещание заведующей выдать за это справку на любой день сессии. Вчера уловка сработала, половина доноров на экзамен не явилась, прикрывшись липовыми справками. Униженный доцент Белкин, не желая торчать на кафедре до конца сессии, быстро докопался до истины и помчался с доносом к профессору Дольскому.

Ученик самого Ландау, профессор Дольский имел привычку выговаривать аспирантам: «Что же вы, голубчик, начинаете от мамонтов?», за что заработал кличку «Мамонт Дальский». Несмотря на внешне добродушный вид, перехитрить его на экзамене было невозможно. Он замечал абсолютно всё и не щадил студента, который посмел сдавать теорию квантов «на арапа». Случалось, Мамонт затаптывал посланцев братского вьетнамского народа, на которых даже у Заставы не поднималась рука. Впрочем, принцип неопределённости – не закон Ома, а четвертый курс – не второй.

Узнав о сговоре «на крови», Дольский тут же позвонил в поликлинику и потребовал прекратить выдачу липовых справок. Затем он выпытал у перепуганной насмерть заведующей фамилии доноров и предал список Белкину, приказав отправлять на кафедру лично к нему. Нет повести печальнее на свете, чем повесть об обманутом студенте! Но мы не могли ждать, чем закончится «кровавая» разборка у Мамонта. У нас была своя проблема с ГПЗ.

Давно известно, что природа-мать не терпит пустоты, а среди законов сохранения также имеется закон сохранения везения. Не повезло четверокурсникам – повезло нам. Зайдя на экзамен последними, мы с ходу получили по четыре балла. Билеты попались знакомые, а о дополнительных вопросах речи не было, поскольку ГПЗ так устал (возраст, ничего не попишешь), что из него уже сыпался различный строительный материал.

Окончание «кровавой» истории я узнал через неделю, когда зашел в общагу к Мамочке отметить успешную сдачу экзамена по истории родной партии, который наша группа, как всегда, задвинула в самый конец сессии. Развалившись на кровати (интересно, а стулья куда подевались?), Мамаев тряс головой и рассказывал, что стычка доноров с Мамонтом, похожая на избиение младенцев, закончилась со счетом 8–0/1-5 в пользу Дольского. По системе Мамочки это означало, что 8 студентов получили неуды, но один сумел вырвать у Мамонта все пять баллов.

Случилось так, что Саничев успел прочитать только половину курса. Понимая, что это опасно, он решил взять еще неделю. Живя по принципу «не торопись на старте, не опаздывай на финише», он пришел к врачу последним и увидел себя в черном списке. Явившись на кафедру, он и здесь остался верен себе, растянув до конца удовольствие от предстоящей встречи с Мамонтом. Саничев зашел к Дольскому, когда из кафедры вынесли последнего донора. Он взял билет. Вот тут и выяснилось, что черная полоса невезения закончилась на пороге кафедры. В билете, который он вытянул, оба вопроса оказались из первой части курса.

На этом месте Мамаев радостно заржал. Блестя черными глазками, он объяснил, что, вообще говоря, Сергей знает немного, поскольку от сессии до сессии не утруждает себя науками, а читает фантастику и слушает «харду». Но то, что он знает, знает твердо. В этом даже Мамонту его не свалить. Как он ни гонял донора по первому пункту, Саничев находил разумные ответы на все вопросы. Уставший Мамонт (как-никак восьмерых затоптал) спросил, готов ли он отвечать по второму пункту. Глазом не моргнув, Сергей ответил утвердительно. Он сообщил, что второй вопрос проще изложен в учебнике Давыдова. У Ландау тема рассмотрена, разумеется, более строго. А Блохинцев её едва затронул.