Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду

-- Да. Вы же наверняка помните их. Родион, Ваня, Петр Евгеньевич... Помните ведь?

Кривцов мгновенно забыл про промокшие ноги.

-- Вы хотите сказать, что мои роботы еще... -- он хотел сказать "живы", но в последний момент подумал, что это не самое подходящее слово.

Жанна кивнула.

-- Именно об этом я и хотела поговорить. Вениамин Вячеславович, вы обязаны им помочь! Они живут в клетке уже несколько лет, они мучаются, ведь они люди, настоящие, и...

-- Погодите. Но по закону их должны были просто разобрать. Достать нейрокристаллы и пустить с молотка. А тела -- на переплавку.

Жанна смутилась.

-- Я не знаю, почему этого не сделали. Забыли, наверное... А теперь они очень хотят, чтобы их либо признали людьми и предоставили свободу, либо тогда уж как по закону...

Кривцов почувствовал головокружение. Как такое может быть? Это ведь были его опыты, его кристаллы. Его люди. Он изучал свойства их характеров и сопоставлял с внешним видом нейрокристаллов. Он пытался менять их, проверял на них свои выкладки, они были свидетелями его всех побед и разочарований. Когда ему сказали, что опыты придется прекратить, он пришел в ярость. Левченко сделал докторскую на его адамах, а Кривцову, который был уже на пороге того, чтобы опровергнуть его результаты, пришлось отступить. Он ушел, потому что больше не было смысла оставаться. Он не мог заниматься делом всей своей жизни в стенах института -- он не сомневался, что Молодцов не станет его прикрывать. Тот высказался вполне недвусмысленно на этот счет. Молодцов всегда потакал Левченко, а на Кривцова посматривал с презрением. И Кривцов ушел, хлопнув дверью и в суматохе прихватив кое-что, что помогло бы ему работать дальше. Мелочь -- кое-какие реактивы, иглы, валидатор. И адама. На всякий случай.

А теперь, значит, выжили его, и опять за старое? Кривцов почувствовал, как возвращается старая обида.

-- Так опыты с моими роботами продолжаются? -- спросил он.

-- Нет! -- воскликнула Жанна. -- Нет, что вы, это же нельзя... Я же говорю, про них забыли! Их не могут выпустить, потому что не считают людьми. Их не могут... разобрать, как вы сказали, потому что они приписаны к отделению бессмертия, и нужна подпись заведующего, а его, отделения, в смысле, уже давно нет... А они же живые! Они чувствуют!

Кривцов подставил лицо под дождь. Он пока не понимал, что делать с новой информацией.

-- И что же вы хотите от меня? -- спросил он наконец.

-- Помогите им. Вы же их всех знаете. Вы работали с ними. Они пытаются написать прошение в правительство о том, чтобы их судьбу наконец решили, их никто не станет слушать... Они же даже не люди. А вы -- очень влиятельны, к вам прислушаются, если вы поручитесь за них, им, может быть, позволят остаться жить...

-- Они живы сейчас! Если про них узнают, их просто прикажут разобрать.

-- Если не получится жить полноценно, они согласны и на это, -- горячо сказала Жанна. -- Только чтобы не как сейчас. Они же с ума сойдут!

-- Не сойдут. Не получится, -- ответил Кривцов. В голове его царил полный беспорядок. Ему хотелось в тепло, чтобы спокойно разобраться в себе и ситуации.

Жанна смотрела на него умоляюще. Ее виски начинали золотиться. Кривцов узнал тот оттенок, что покорил его при первом их разговоре.

-- Пойдемте в кафе, Жанна, -- сказал он. -- Мне надо подумать об этом обо всем. И нам обоим не мешало бы выпить чего-нибудь горячего.

-- Кто там из них остался? -- спросил Кривцов, когда ему принесли кофе. Перед Жанной появился бокал с глинтвейном -- девушка отказывалась и смущалась, но Кривцов настоял. Ей нужно снять напряжение и согреться. А он полюбуется результатом.

Жанна принялась рассказывать, Кривцов слушал. Девушка называла имена, а он помнил кристаллы. Фиолетово-синий -- профессора, серовато-голубой с подпалинами -- художника, коричневатый -- клерка. Бежевый, очень недурной кристалл студентика с уродливым иссиня-бурым пятном -- его, Кривцова, ошибка. Игла соскользнула при прошивке. Кривцов сначала переживал и пытался исправить недочет, потом стал просто наблюдать, на какие реакции оказывает влияние это пятно. Материала набралось на статью в Nature. С тех пор он еще несколько раз ставил на кристаллы пятна -- уже специально.

А вот Иван Михайлович ошибкой не был. Его кристалл, бурый снизу и ржавый сверху, с проступающими черными крапинами, был просто кладезем информации о рефлексах.

Кривцов из каждого пытался сделать совершенство. Вот только устойчивого результата не получалось. Он досконально изучил физику, химию и биологию мозга, он пытался менять проводимость различных путей, скорость сигнала, он вводил в кристаллы реактивы. Множество кристаллов сгорело у него в руках. Но иногда он получал в результате своих опытов такой невиданной красоты материал, что это оправдывало все его неудачи. Он пытался менять окраску кристаллов, и даже преуспел кое в чем, но научиться сохранять результат так и не смог. Ему казалось, что он вот-вот решит и эту задачу, но тут Левченко пропихнул в парламент свой законопроект, и все рухнуло. Для Кривцова. Да и для Левченко тоже. Кривцова передернуло от воспоминаний.

Он судорожными глотками допил глинтвейн и зажег сигарету.

-- Вам нехорошо? -- спросила Жанна.

-- А? А. Нет, все в порядке. Вспомнил кое-что. То, о чем вы говорите -- большая часть моей жизни, многое с этим связано.

-- Вы поможете? -- спросила она с надеждой.

Надежда высветлила ее кристалл. Золотистое свечение, приглушенное дымкой голубого, становилось все отчетливее.

Теперь, отогревшись и слегка охмелев, девушка выглядела красавицей. Спокойное правильное лицо, довольно изящная фигурка -- на вкус Кривцова, грудь маловата. Но при таком нейрокристалле это не имело никакого значения.

-- Я попробую, -- кивнул Кривцов. -- Вы простите, что я так неуверенно говорю -- для меня это все очень неожиданно.

-- Да, конечно, -- сказала она.

-- Мне нужно все обдумать.

-- Да, конечно, -- снова сказала она.

Кристалл постепенно гас, и Кривцов почувствовал, что устал.

-- Я обязательно свяжусь с вами в самое ближайшее время, -- заверил он.

Бокал опустел. Кривцов записал все контакты Жанны и, спешно попрощавшись и сославшись на занятость, вышел в дождь.

По дороге к метро он наступил в лужу. Джинсы намокли по колено. Кривцов выругался. Почему его не могут оставить в покое? Почему вдруг все сразу навалились на него и принялись чего-то требовать? Женщины, адамы, дельцы, Андрей, даже погода -- их всех слишком много для него одного.

Кривцов остановился и закурил. Дождь прекратился, но в голове еще шумело.

"Внутри и выше остального сущего существует бытие" -- сказал голос изнутри его сознания.

Голос был негромкий, с хрипотцой, не поймешь, мужской или женский. Голос этот был Кривцову знаком. Впервые он появился шесть лет назад, когда Кривцов потерял все и занялся экспериментами дома. Этот голос не позволил ему сойти с ума в одиночестве. И потом несколько раз появлялся, когда Кривцов стоял на распутье.