Владислав Былинский - Конструктор сущностей

Приноравливаясь к изменяющейся вселенной, испытывая внезапную потребность измениться и самому, Богун, тридцатилетний службист, огонь и воду прошедший, вспомнил вдруг крученый и безалаберный жаргон давней своей подростковой поры. Он сказал: - Чувак! Клево! Кайфуй, чувак: забашляла рыбка золотая! Мэнов-герлиц на сейшен аскну, - оповестил он вселенную. - Звякну, кликну, призову... Сбегать портвейну взять? Разглядывая телефон, он долго думал о вещах незначительных: например, о том, что замечательно раскованный язык, на котором когда-то свободно изъяснялось его поколение, рассыпался, перестал быть всеобъемлющим. В нем возникли провалы, очень многое унесено течением, а на поверхности плавал всякий сор, попавший туда из последующих времен, всевозможные "прикиды" и "тусовки". Ненастоящие это слова! - с легкой озлобленностью объявил он залетевшей на огонек сигареты бабочке. - Настоящие - все во мне! Только я их не помню... - Оглянись! Столько лет осыпалось! - ответила бабочка. - Все нос к стеклу прижимаешь, все тебе хочется те дворцы получше рассмотреть, а их и нет уже. Поезд давно в других краях - бай, бэби, бай... Уймись, забудь, не кисни, встань, прошвырнись, подними градус! А что? Крылатая дело речет. И забуду. И прошвырнусь. Богун вспомнил Грегора. Взгрустнул. Грегор бесследно исчез - а был мужик компанейский и безотказный. Кащей? Давненько не встречал он шефа. Куда их всех утащило? Он успокаивал себя тем, что сегодня, согласно плану, начал набирать обороты проект. В проект вовлечены спецы по теневым мирам и практикующие маги. Кто знает, сколько странного и невозможного заложено в этой рисковой задумке? Близился славный июньский вечер, - размышлял Богун, - отчего бы и не прошвырнуться, в самом деле? Одеться по-кабацки. Пеструю павлинью рубаху. Ботфорты со шпорами. Блокнотик перелистать, встретиться, собраться, вспомнить, поспорить, покричать друг на друга. А выговорившись - врасти в ночную тишину. В час луны жестокой и безлюдных улиц; в час раскрытых крыльев над розовой водой. В сосредоточении, в шепоте звезд, в чутком молчании посвященных попытаться отреставрировать рухнувшее... - Опасно! - просигналил ему недремлющий Страж. Конечно, опасно. Жизнь - опасное занятие. Нелегкая ноша для работников спецслужб.

В недавнем бреду он ощущал себя Мытарем - человеком, сумевшим проникнуть в его мысли и заблокировать их. Возможно, этот загадочный Мытарь и выходил его там, в лесу. Он мне больше чем брат - теперь он часть меня самого. Я верю Мытарю, он присмотрит за Элли. Элли рано или поздно разыщет свою маму.

Вернулся он через час, робко изумился проросшим на стенах обоям, зашвырнул в холодильник бутылки; бабочки деликатно прятались по углам; свежеокрашенные двери уже подсохли, запах выветрился. Богун подумал, улыбнулся - и решительно набрал номер. - Анна? - А, это ты, - узнал его муж Анны. - Я, - согласился Богун. - Ну и как ты там? - Устраиваю отвальную вечеринку. Отбываю в мрачный край... в мир иной. Бегу мирской суеты. Всерьез и надолго бегу. Возможно, навсегда. - Врешь! - убежденно ответили ему. - Врать - неприлично. И незачем. Не вру я. Соберется тесная компания. Все свои. Приходите. - Такие же мерзавцы, как ты, - сообщил муж. - Не смеши. Не делай из меня идиота! Это твой, - сказал он в сторону, - стыд забыл, к себе зовет, - и, снова в трубку: - Ладно, передаю ей... - Богуша? - пропела Анна. - Чего тебе надобно, чудище? - А ничего, ровным счетом ничего. Исчезаю я. Похоже, что надолго. Жду. Приходи. И друга жизни приводи... если не сможешь от него отвертеться... - А я его и не собираюсь брать! - с веселым вызовом сообщила Анна. - Пускай дома сидит, бирюк! Я почти готова, правда, в другое место готовилась, - что ж, сменю маршрут! - И это правильно! - воскликнул Богун. Первым делом он красиво и аппетитно расставил все на кухне. Затем взялся за облагораживание спальни. Позвонил Котеночечку и Глазу. Котеночечек и Глаз обрадовались и одобрили идею. Вновь звонок. Он, что-то мурлыча, поднял трубку. - Аня у тебя? - Еще не появилась. Что передать? - Я тебе, дружок, вот что скажу. Наглец ты, конечно, первостатейный. Я сегодня спокойный: все еще надеюсь, что ты и впрямь слиняешь с наших горизонтов. Вычеркни наш номер из списка! И... Покажись сексопатологу, чудо! Глядишь - найдет способ помочь тебе... - злобно-обиженные интонации его голоса напомнили Богуну несколько слов, оброненных однажды Анютой. Эти слова, как зерна на пахоте, давным-давно взошли и прижились в нем. Не спорь с рогатиком, - приказал он себе, - не оскорбляйся. Избегай злых импотентов и терпи их излияния... - Покажусь. Проверюсь. - И повежливее с ней! Она все рвется за тобой доглядеть, с тех самых пор. Младенца нашла! Боится за тебя, альфонса. Не обижай ее! - Да не обижаю я никого! - с досадой ответил Богун. Ну и мерзавец! Он едва успел привести себя в порядок. Анна не торопилась переступить порог. Над ее головой молниями мелькнули бабочки; она проводила их рассеянным взглядом - бабочки растворились в ее зрачках. Спросила, мягкостью голоса сглаживая резкость фраз: - Ты один? Любопытно - что ты выдумал на этот раз? Ты все еще на что-то надеешься? - Анна, пощадите! - он щелкнул каблуками, почтительно голову склонил. - Когда-то, сударыня, вы приняли на свой счет слова, предназначенные совсем другой женщине! Да, я распоясан, безумен и дик, - но в чувствах щедр и постоянен! Поймите, милая Анна: те слова, которые должны прозвучать, томятся и умирают от невостребованности, - и только потому, что вы, давным-давно меня простив, из мести или лукавства обходите стороной мою келью... - Прочь с дороги! - твердо сказала Энн, направляясь на кухню. - Поправь галстук и заткнись. Помогать мне будешь. Что бы ни творилось вокруг, женские привычки постоянны, - отметил Богун. И поспешно добавил: - В ознаменование неизбежного примирения нижайше прошу отведать чего судьба послала! Я уж и разложил все. Глянь-ка глазом вещим, неподкупным! Услышав это, Анна резко обернулась и замерла на миг, выискивая что-то во взгляде Богуна. Затем, успокоившись, объявила: - Чудесно, милый. Я потрясена: все мужики - исключительные сволочи! Стоит жене уехать - и в них начинает преобладать главное свойство. - Какое свойство? - благодушно спросил Богун. - Сволочность. Как дети малые! - она в совершенстве владела женской логикой. - Приходится заступать на дежурство и нянчиться с ними. - Зачем - нянчиться? Мы народ взрослый, умелый. Будет у нас людно, шумно. Запаздывают они, правда. Приличный человек не может не опаздывать... - подойдя вплотную, он обхватил руками ее лицо. Запрокинул, поцеловал. - Помада! - вскрикнула она, освобождаясь. - Ну, наконец-то... Я думала, ты не рад!.. Вскоре было здесь людно, шумно и славно. Анна вызвалась помочь с посудой. Они остались вдвоем. Тихо сновали над мойкой бабочки. Обе стрелки на часах смотрели в зенит. Звезды плыли мимо облаков, как ночные кораблики в темном океане. Под окном на три голоса старательно исполняли похабную песню. Он попытался было открутить голову припрятанной бутылке, но Энн остановила его. Она сказала: - Мой почему-то не звонит. Загулял, закрутил, зашкалил! - Пьет? - удивился Богун. - Не-а... Спит и во сне самоутверждается, - загадочно ответила она. По вселенным своей души бродит. - С бабенкой скуластой? - Если бы! - она прошлась по квартире, заглянула в спальню, отстегнула телефонную пряжку от линии. - Нет, он на другом подвинут. Вокруг мужики как мужики. В дом несут, водку глотают, футбол-хоккей смотрят. А этот собственные сны в компьютер запихивает. Датчики, шлем, пси-интерфейс... Да кому они нужны, сны бредовые? Я, говорит, не бездельник, я - хакер ментальных полей... Дурачок... Богун насторожился. - Он что, воевал где-то? - Как бы не так! Умом он слаб... Да и не знаю я о нем ничего. В то, что не бездельник, верю: на хлеб нам хватает; а еще - звонки постоянные, отлучки, тайные встречи, - может, деловой он? Боевик наркомафии... - она рассмеялась. - Чушь, чушь и чушь! Он такой правильный, огромный, с виду сильный и надежный, но - блаженный... не знаю, чем он там занимается в свободное от сна время, только иногда боюсь за него. Не дел его боюсь, спохватилась Анна, - он ничего незаконного просто не способен учинить; только все эти странности... ненормальность... ты имей в виду, я на одного тебя надеюсь, если вдруг что случится. Он не порченный, он под чьим-то влиянием, он жалкий и бессильный. - Ладно! Учту, - хмуро пообещал Богун. - Любишь ты его! - Я многих люблю, - печально сказала Анна. - Но живу я с ним. И если уйду от него, то не потому, что взяла вдруг и разлюбила. Я так не умею. - В наше время все жалкие, все под влиянием. И я не исключение! беззаботно сообщил Богун. - Со мной тоже бывает. Знаешь, как в фильме странном: все вдруг меняется, другим становится, непривычным. Люди - в масках, вещи - как призраки, и везде - двойное дно. Она подозрительно прищурилась. - Вот и мой о том же! Маски, корни в глубине, второе дно... личинки, бабочки... - Бабочки? - У нас по ночам все окна настежь. Вечером закрываю - утром раскрыты. Он их расспрашивает, сердится, приказы им отдает. Я скоро сама рехнусь. - Постой-постой... - Богун по-прежнему плохо соображал и никак не мог уяснить, о чем ему говорят. - Как так - приказы? Он ими командует, что ли? - Ну да! В воображении своем. Он не псих, - повторила она, - он этим балуется только в шлеме. Вдохновение посреди сеанса озаряет - и все, и не подходи. Он и мне предлагал. Поначалу скрывал, прятал, и шлем, и зеркало прятал, - а теперь предлагает. Но теперь уже я не хочу. Опротивело. Как так можно - сны от яви не отличать? - Назови мне его имя, - настоящее имя. Я по картотеке проверю. Если он уже под колпаком - попытаюсь что-нибудь выяснить о нем. - А ты не знаешь? Настоящих имен у него много. У вас его, наверное, Руниным зовут. А меня зовут Энн... - она хихикнула. - Чем имя короче, тем ты известнее! - Анна или Энн - разница всего в одной букве. - Я не Анна, я - Татианна! - гордо заявила женщина. - Имя старинное, земное. Роман в стихах... к черту! - оборвала она себя. - Пусть в одиночестве сны свои смотрит. Живем только раз! - Как знать, вопрос не из простых, - пробормотал Богун. Она взглянула с насмешкой: - Это все, что ты хочешь мне сказать?.. Он проснулся в самый глухой час. Занемела рука; женщина спала беспокойно, пытаясь разговаривать во сне; он осторожно высвободил руку, помассировал локоть. Безжизненная тишина висела за окнами. Он сразу почувствовал: произошло что-то из ряда вон... Очередной конец света. Вторжение подземного воинства. Может быть, теперь всем заправляют бабочки. Может быть, тротуары поросли Корнями... Он подошел к окну. Окно казалось ввинченным в ночную темноту. Стекла отсутствовали: прямоугольник на стене был затушеван плотным непроницаемым мраком. Богун кинулся к двери - дверь не поддавалась. В этот миг он потерял самоконтроль. Вновь и вновь пытался он наскоком отворить проклятую дверь. Обессилел, опомнился, увидел, - интересно, как можно видеть в кромешной тьме, окутавшей спальню? - что Анна, не обращая внимания на его старания, ищет что-то, отчаянно необходимое ей именно сейчас, в последний час бытия; ее тело светилось даже в темноте, как звезда или солнце: неяркое, потускневшее от времени и невзгод близкое солнышко. - Анна, ты что? - Где моя сумка? - Анна, ты сумку возле телефона оставила, - мягко напомнил он. Успокойся. Надо подумать, как отсюда выбраться. - Так думай же! - вскричала женщина. - Моя косметичка в сумке! Богун растерялся - и захохотал. Отсутствие косметички напугало женщину сильнее, чем заколоченная дверь, твердая мерцающая мгла на месте окна, остановившиеся часы и отсутствие отражений в зеркалах. Она угомонилась только после твердого мужского обещания при первой возможности выбраться наружу и прихватить ее сумку и чего-нибудь вкусненького, - а там пусть все катится в преисподнюю. - Утро вечера мудренее, - сказал Богун, - давай до утра поспим, вдруг вещий сон приснится. Она встрепенулась и принялась выпытывать, что он, Богун, сумел запомнить из своего таинственного вояжа в Глухомань. Якобы имел он там контакт с неким вещим предметом или духом - и скрывает даже от нее. Скрытный, противный, развратный тип. - Неправда! - обиделся он. - Я прямодушный, целомудренный, обаятельный! Я - образец открытости, я - эльф нежнейший... Они не в шутку вцепились друг в дружку и начали борьбу; неизвестно, кто кого одолел. Потом - меряя шагами мрак и видя во мраке, как ровно дышит Анна и как трудно, наощупь, увязая в толще стен, продвигается спасательная миссия, он долго пытался угадать знак, нащупать отмычку, найти потаенное; он ощущал немое внимание знака, обращенное на него; он чувствовал близость ответа; так слепец чувствует лунный луч, коснувшийся глаз. Тесно и тускло в комнате. Стены, занавес, остановившееся время. Безмолвие, духота, темный блеск слепых зеркал. Безмятежный сон Анны как сад за глухой оградой. Жрица храма сновидений, - размышлял Богун, разглядывая спящую и пытаясь отогнать отчаяние, - редких качеств лапушка! Воздерживается от деяний, почти не напоминает о себе и совершенно не заботится о дне завтрашнем... ей достаточно сегодняшней любви... достойна леса и дворцов... а кто она? - вопрос, настораживающий и необъяснимый, заставил его всмотреться в спокойное лицо женщины. - Кто она на самом деле? - он приблизился к мертвому зеркалу. - Кто мы такие? Люди? Кто это - люди?..