Александр Казанцев - Том 2. Сильнее времени

– До чего же здорово! – восхищался доктор.

– А по-другому никак черные не могли? – спросил кто-то.

– Почему же? Могли на первом ходу сыграть 1… Кc4, – показал я. – Тогда 2. d:e7 Крe5 3. e8=К(9) Сh8 4. h7! a3 5. Крg8 Кр:e6 6. Кр: h8 Крf7 7. Кd6+ Крf8 8. К:c4 a2 9. Кe5!(10) – именно сюда. У белых новый замысел. Атака белым конем принесет вечный шах: 9… a1=Л 10. Кd7+ Крf7 11. Кe5+ Крf6 12. Кd7+ и так далее. Ничья!

– А теперь посмотрите-ка на пластинку из слоновой кости, – предложил доктор.

– Что-нибудь еще? – заволновались зрители.

– А как же! – торжествующе показал доктор. – Вы только вглядитесь. Позиция с двумя конями из главного варианта – это и есть второй шахматный рисунок на пластинке.

– Она получилась из первой, – подтвердил я.

– Это казалось невероятным! Ведь переменились все фигуры! – послышалось со всех сторон.

– Кроме королей, – заметил я.

Действительно! В результате непреложной логики, подобной той, которая вытекала из индийского доказательства теоремы Пифагора, все на доске переменилось. Старые фигуры исчезли, как по волшебству, появились другие в новом, равном соотношении сил.

Все шумно изумлялись выдумке неведомого поклонника шахматной игры.

Когда мы подняли головы от доски, то увидели капитана. Он с улыбкой смотрел на нас.

– Капитан! – выспренно начал врач. – Мы благодарны вам за чудесные индийские творения в области математики и шахмат. Это подлинная поэзия ума!

– Подождите, – прервал я. – Здесь есть еще одна неоткрытая тайна.

– Еще одна? – удивились все и даже капитан.

– Да, да! Я берусь доказать, что никакой пластинки из слоновой кости не было!

– Как так не было? – возмутились все присутствующие.

– Не было, – настаивал я. – Мы должны восхищаться не индийской мудростью, а замечательным поэтическим искусством нашего капитана-этюдиста! Я никак не думал, что наш полярный капитан и есть тот мастер этюдов, произведениями которого я так часто восхищался.

Капитан смеялся. Моряки и полярники с изумлением смотрели на него.

– А ведь неплохое лекарство от морской болезни? – спросил капитан.

– От морской болезни? – все переглянулись.

– В самом деле! А мы и забыли о ней!

– Как же вы догадались? – спросил капитан.

– Очень просто. Ведь черные не могли поставить ферзя, боясь из-за пата связать белого коня.

– Правильно.

– Но ведь ферзь в древние индийские времена не обладал современной дальнобойностью.

– Ох верно! – засмеялся Борис Ефимович. – А я совсем позабыл об этом усовершенствовании шахмат.

– Вот вам последняя тайна пластинки. Ее не было!

– Ошибка! Дело не в шахматах. Пластинка все-таки есть. – Капитан достал из внутреннего кармана кителя небольшую белую пластинку.

С любопытством мы рассматривали ее. Пластинка из слоновой кости! Золотые инкрустации. Таинственные рисунки. Два из них знакомы нам. Это доказательство теоремы Пифагора. А два других вовсе не шахматные! На одном из них очертания страны – Индии и на нем два скрещенных ножа. На другом те же очертания Индостанского полуострова, но на его фоне… пожимающие одна другую руки.

– Вот что подарил мне индиец. Смысл рисунка таков: истинная мудрость, говорят первые рисунки, не во вражде народов Индии, а в их дружбе – заканчивают вторые. Под впечатлением этих рисунков я и составил свой этюд.

– А теорема Пифагора? – спросил старший механик.

– О ней я слышал и раньше. Доказательство было обнаружено при каких-то раскопках. Им увлекался еще Лев Николаевич Толстой. Еще раз простите мою шутку, но она помогла вам вылечиться от морской болезни. Чтобы не страдать от нее, надо найти себе занятие, которое вас поглотит полностью. А я пойду на мостик. Туман раздергивает.

Я пошел за ним следом. Тогда, четверть века назад, когда мы плавали на «Георгии Седове», я не мог рассказать ему, что много лет спустя после публикации этого рассказа я обнаружу в школьном учебнике своего сына доказательство теоремы Пифагора, так знакомое мне по давнему арктическому плаванию. Оно совсем не походило на неуклюжие пифагоровы штаны моих школьных дней. Из ста восьмидесяти доказательств теоремы Пифагора в школьные учебники ныне взято именно древнее индийское, изображенное на призывающей к дружбе пластинке из слоновой кости.

Ныряющий остров

Играя в шахматы, мы приобретаем привычку не падать духом и, надеясь на благоприятные изменения, упорно искать новые возможности.

– Уж если говорить о шахматах и таинственных землях, так стоит вспомнить о Ныряющем острове.

– Что это за остров и при чем тут шахматы?

Так начался обычный для нашего арктического плавания вечер в кают-компании «Георгия Седова».

– Этот остров не значится ни на какой карте, – сказал очередной наш рассказчик, огромный человек с седеющими волосами, кудрявыми, как у купидона, и весело прищуренными глазами. – Пошло все с приезда геодезической партии, устроившей на моей полярной станции базу. Начальником партии была боевая девица, занозистая, славная, отчаянная, красивая, только не дай бог ей об этом сказать… Звали ее Таней, то есть Татьяной Михайловной. На Большой земле она, говорят, прыгала с десятиметровой вышки в воду со всякими пируэтами, знала опасные приемы каратэ и здорово играла в шахматы. Первый ее талант в Арктике, конечно, не проверишь, а вот с другими своими талантами она меня познакомила.

– Обыграла в шахматы?

– Да… и в шахматы, – замявшись, ответил рассказчик, почему-то потерев левое плечо, потом оживился. – Можно сказать, досадно обыгрывала. Я ведь не из слабеньких. И с кандидатами в мастера, да и мастерами встречался, когда в отпуску бывал. И не с позорным счетом… А вот с ней… Черт ее знает! Или она на меня так действовала, или курьезным самородком была… Стиль, знаете ли, агрессивный, яркий… Жертвы, комбинации и матовые сети… Сети у нее вообще были опасные… – Рассказчик засмеялся, потом добавил: – Может быть, новая Вера Менчик в ней пропала.

– Почему пропала?

– О том рассказ впереди. Я сам посмеяться люблю, подшутить или разыграть… А тут – разгромит она меня да еще и насмехается. Э-эх! Так и сжал бы ее ручищами вот этими, так бы и сжал! И вбила она однажды в свою голову, что должна произвести съемку Ныряющего острова. А островом таким в наших краях назывался не то остров, не то мель – словом, опасное место. Иные моряки там на берег сходили, а другие клялись, что нет там никакой земли. Я было пытался Таню то есть Татьяну Михайловну, отговорить, да куда там! Предложила она мне в шахматы сыграть на ставку. Будь другая ставка, я бы отказался. А тут если проиграю, то должен ее на остров Ныряющий сопровождать. «Посмотрим, – говорит, – есть ли у этого „богатыря с прищуром“ что-нибудь кроме прищура». Ну, я и проиграл. Не то чтобы поддался, но… одну ее в такое путешествие не хотелось отпускать. А так просто она бы не взяла. Впрочем, может быть, она и по-настоящему у меня тогда выиграла бы. Словом, отправились мы на катере, груженном бревнами плавника, который сибирские реки в море выносят. Опять же ее затея! Непременно хотела на Ныряющем геодезический знак поставить. Захватила она с собой хороших ребят – и своих, и моих. Распоряжалась на моей станции как хозяйка. Везучая она была. Представьте, нашли мы неизвестный по картам остров. Скалистый, угрюмый, совсем маленький. Если он в самом деле под воду уходит, то напороться на него килем никому не понравится.