Кир Булычев - Инопланетяне

Доник отошел от окна.

В соседней комнате был слышен голос матери:

— Мама, ты не понимаешь, у меня дети. А это массовый психоз. И я не знаю, когда он кончится. Мы обязаны сами все очистить. Не будем же мы из-за каких-то жалких вещей рисковать самым дорогим…

Мама умеет себя уговорить. Теперь дети — тяжелая артиллерия, будто единственный выбор: дети — вещи. А ведь выбор совсем другой. И бабушка, конечно, это заметила.

— Меня не это тревожит, — сказала она. — У меня такое ощущение, Вера, что ко мне приблудился щенок и я его продаю барышникам, чтобы из него сделали шапку.

— Мама, ну что ты несешь! При чем тут барышник! Ты же сама говорила неизвестно какие у них цели! Может сначала внедриться, потом разложить нас морально и уничтожить.

— Я все это слышала…

— Ради Катьки и Доника я пойду на все! — мать перешла в наступление.

И Доник понимал, что бабушка долго не продержится.

Катька молчала. Сейчас она придет и начнет решать проблему — оставлять себе туфли или нет… интересно, будут ли они хитрить и утаивать что-нибудь от Аполлона? Если будут, то они глупые — Аполлон-Союз со своими соратниками наверняка к утру разработают систему… Но и пришельцы будут дураками, если до утра останутся в своем облике.

— Дураки, — сказал Доник вслух. Он подумал, что если они могут угадывать мысли, то, наверное, услышат и слова. — Вам надо отсюда рвать когти. И подальше… правда, вы не знаете, куда, вам трудно без людей вам нужно, чтобы было с кем вместе… я так понимаю? Вы не можете существовать в ненависти, в нелюбви, во вражде — просто не можете существовать.

— Да, — ответила комната. Не какое-нибудь ее место, а вся комната.

— В вашем мире состояние счастья, — эта самое обычное и единственно возможное состояние? — спросил Доник.

— Да.

Комната замолчала.

Вошла Катька.

— Ты чего без света? — спросила она.

Доник задернул занавески.

— У Волковых собачек убили, — сказал он.

— Ну уж не убили! — сказала Катька. — И вовсе не собачек.

«И ты мне не союзник», — подумал Доник.

Доник перешел в большую комнату и дождался, пока мать вышла.

— Бабушка, — сказал он, — дай мне рублей десять.

— Зачем?

— Мы с Барбосом гулять пойдем.

— Далеко?

— Я смотрел на сестер Волковых, — сказал Доник, — у них собачек убили, и вспомнил о тете Дусе. В Пушкине.

— Ты прав, — сказала бабушка, — у нее большой участок, и никто к ней не сунется.

— Я думаю, им надо переждать, пока за ними прилетят, чтобы их не убили.

— А они тебя поймут?

— Ты молодец, бабушка, — сказал Доник. — Другая бы начала кудахтать десять часов вечера, а ты электричкой, за город, это так опасно!

— Лучше возьми такси, я тебе тридцатку дам. У меня есть. Тебе надо утром вернуться, чтобы они не догадались, что ты уезжал.

— Ладно, — сказал Доник. Он взял деньги. И вовремя, потому что вернулась мать.

— Мы пошли гулять, — сказал он. — Где Барбос?

Барбос выскочил из-за дивана. Он держал в зубах мышку.

— Дурак, — зашипел на него Доник, и мышка исчезла, а на шее у Барбоса возник тонкий ошейник.

— Ты далеко не отходи, — сказала мать, включаясь в экран телевизора, словно всей истории с пришельцами и не было. Доник посмотрел на трюмо флакон с духами исчез. Значит, пришельцы принимают меры.

Даже интересно — какие меры?

Барбос первым побежал через дорогу, Доник за ним.

Когда он прошел уже половину сквера, он остановился, стараясь понять, идут ли с ним пришельцы. И тогда он услышал легкое трепетание крыльев над ним, над головой, совсем низко, кружила стая птиц — воробьев, ласточек, стрижей, синиц — не время в десять вечера собираться в стаю таким разным птицам…

Тогда Доник пошел из города, к тихой пригородной платформе, где останавливается поздняя электричка. Над ним неслась стая птиц, а сзади не спеша трусили штук десять Барбосов — не ссорились, не обращали друг на дружку внимания — гуляли с хозяином.