Джеймс Макконнелл - Срок авансом

– Я бы выпил чего–нибудь, – устало сказал Мартин и посмотрел на робота. – Будьте добры, подайте мне вон ту бутылку виски.

– Но я тут для того, чтобы провести эксперимент по оптимальной экологии, – возразил робот.

Мартин закрыл глаза и сказал умоляюще:

– Налейте мне виски, пожалуйста. А потом дайте рюмку прямо мне в руку, ладно? Это ведь нетрудно. В конце концов, мы с вами всё–таки люди.

– Да нет, – ответил робот, всовывая полный бокал в шарящие пальцы драматурга. Мартин отпил. Потом открыл глаза и удивлённо уставился на большой бокал для коктейлей – робот до краёв налил его чистым виски. Мартин недоумённо взглянул на своего металлического собеседника.

– Вы, наверно, пьёте, как губка, – сказал он задумчиво. – Надо полагать, это укрепляет невосприимчивость к алкоголю. Валяйте, угощайтесь. Допивайте бутылку.

Робот прижал пальцы ко лбу над глазами и провёл две вертикальные черты, словно вопросительно поднял брови.

– Валяйте, – настаивал Мартин. – Или вам совесть не позволяет пить моё виски?

– Как же я могу пить? – спросил робот. – Ведь я робот. – В его голосе появилась тоскливая нотка. – А что при этом происходит? – поинтересовался он. – Это смазка или заправка горючим?

Мартин поглядел на свой бокал.

– Заправка горючим, – сказал он сухо. – Высокооктановым. Вы так вошли в роль? Ну, бросьте…

– А, принцип раздражения! – перебил робот. – Понимаю. Идея та же, что при ферментации мамонтового молока.

Мартин поперхнулся.

– А вы когда–нибудь пили ферментированное мамонтовое молоко? – осведомился он.

– Как же я могу пить? – повторил робот. – Но я видел, как его пили другие. – Он провёл вертикальную черту между своими невидимыми бровями, что придало ему грустный вид. – Разумеется, мой мир совершенно функционален и функционально совершенен, и тем не менее темпорирование – весьма увлекательное… – Он оборвал фразу. – Но я зря трачу пространство–время. Так вот, мистер Мартин, не согласитесь ли вы…

– Ну, выпейте же, – сказал Мартин. – У меня припадок радушия. Давайте дёрнем по рюмочке. Ведь я вижу так мало радостей. А сейчас меня будут терроризировать. Если вам нельзя снять маску, я пошлю за соломинкой. Вы ведь можете на один глоток выйти из роли? Верно?

– Я был бы рад попробовать, – задумчиво сказал робот. – С тех пор как я увидел действие ферментированного мамонтового молока, мне захотелось и самому – попробовать. Людям это, конечно, просто, но и технически это тоже нетрудно, я теперь понял. Раздражение увеличивает частоту каппа–волн мозга, как при резком скачке напряжения, но поскольку электрического напряжения не существовало в дороботовую эпоху…

– А оно существовало, – заметил Мартин, делая новый глоток. – То есть я хочу сказать – существует. А это что, по–вашему, – мамонт? – Он указал на настольную лампу.

Робот разинул рот.

– Это? – переспросил он в полном изумлении. – Но в таком случае… в таком случае все телефоны, динамо и лампы, которые я заметил в этой эре, приводятся в действие электричеством!

– А что же, по–вашему, могло приводить их в действие? – холодно спросил Мартин.

– Рабы, – ответил робот, внимательно осматривая лампу. Он включил свет, замигал и затем вывернул лампочку. – Напряжение, вы сказали?

– Не валяйте дурака, – посоветовал Мартин. – Вы переигрываете. Мне пора идти. Так будете вы пить или нет?

– Ну, что ж, – сказал робот, – не хочу расстраивать компании. Это должно сработать.

И он сунул палец в пустой патрон. Раздался короткий треск, брызнули искры. Робот вытащил палец.

– F(t)… – сказал он и слегка покачнулся. Затем его пальцы взметнулись к лицу и начертали улыбку, которая выражала приятное удивление.

– Fff(t)! – сказал он и продолжал сипло: – F(t) интеграл от плюс до минус бесконечность… A, делённое на n в степени e.

Мартин в ужасе вытаращил глаза. Он не знал, нужен ли здесь терапевт или психиатр, но не сомневался, что вызвать врача необходимо, и чем скорее, тем лучше. А может быть, и полицию. Статист в костюме робота был явно сумасшедшим. Мартин застыл в нерешительности, ожидая, что его безумный гость вот–вот упадёт мёртвым или вцепится ему в горло.

Робот с лёгким позвякиванием причмокнул губами.

– Какая прелесть! – сказал он. – И даже переменный ток!

– В–в–вы не умерли? – дрожащим голосом осведомился Мартин.

– Я даже не жил, – пробормотал робот. – В том смысле, как вы это понимаете. И спасибо за рюмочку.

Мартин глядел на робота, поражённый дикой догадкой.

– Так, значит, – задохнулся он, – значит… вы – робот?!!

– Конечно, я робот, – ответил его гость. – Какое медленное мышление у вас, дороботов. Моё мышление сейчас работает со скоростью света. – Он оглядел настольную лампу с алкоголическим вожделением. – F(t)… То есть, если бы вы сейчас подсчитали каппа–волны моего радиоатомного мозга, вы поразились бы, как увеличилась частота. – Он помолчал. – F(t), – добавил он задумчиво.

Двигаясь медленно, как человек под водой, Мартин поднял бокал и глотнул виски. Затем опасливо взглянул на робота.

– F(t)… – сказал он, умолк, вздрогнул и сделал большой глоток. – Я пьян, – продолжал он с судорожным облегчением. – Вот в чём дело. Ведь я чуть было не поверил…

– Ну, сначала никто не верит, что я робот, – объявил робот. – Заметьте, я ведь появился на территории киностудии, где никому не кажусь подозрительным. Ивану Васильевичу я явлюсь в лаборатории алхимика, и он сделает вывод, что я механический человек. Что, впрочем, и верно. Далее в моём списке значится уйгур, ему я явлюсь в юрте шамана, и он решит, что я дьявол. Вопрос экологической логики – и только.

– Так, значит, вы – дьявол? – спросил Мартин, цепляясь за единственное правдоподобное объяснение.

– Да нет же, нет! Я робот! Как вы не понимаете?

– А теперь я даже не знаю, кто я такой, – сказал Мартин. – Может, я вовсе фавн, а вы – дитя человеческое! По–моему, от этого виски мне стало только хуже, и…

– Вас зовут Никлас Мартин, – терпеливо объяснил робот. – А меня ЭНИАК.

– Эньяк?

– ЭНИАК, – поправил робот, подчёркивая голосом, что все буквы заглавные. – ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.

С этими словами он снял с металлического плеча сумку и принялся вытаскивать из неё бесконечную красную ленту, по виду шёлковую, но отливавшую странным металлическим блеском. Когда примерно четверть мили ленты легло на пол, из сумки появился прозрачный хоккейный шлем. По бокам шлема блестели два красно–зелёных камня.