Роман Солнцев - Иностранцы

- Еще по отчеству с ними!.. - Городской гость вспомнил о нагане и вскинул его над головой. - А ну отсюда!.. Геть!.. Увидимся на следствии. Обещаю как минимум по пятаку... за что - наскребем!

Первым рванул и туть же упал Генка, на него наступил Павел Иванович, и они, отталкивая друг друга, побежали в сторону деревни. Платон, пошатываясь, но сохраняя достоинство, остался на месте, зло посапывая ноздрями внутри бороды, похожей сейчас на черную радио-"тарелку" сталинских времен, которая вот-вот объявит что-то чрезвычайно важное.

- Вы - сами виноваты. Иностранцы, не иностранцы, а вечно перед Западом на цирлах. А мы - русские.

- Что?! Нет, сука, это вы - иностранцы... р-рать, которую Маркс поднял в России. На немецкие же деньги! Что-то у себя они там не сделали революций! Люмпены, ворюги, это вы - иноземцы на погибель России. А мы-то как раз еще живой корень России... И я лично вот этими руками помогу Фельке отстроиться в четвертый раз! И сам, сам денег займу! И охрану наймем - вон, Санька подберет парней! Только увидят прощелыг, вроде тебя, с протянутой рукой у забора, будут стрелять на поражение! Пш-шел, говорю!

Платон, ухмыляясь, постоял еще несколько секунд и побрел, наконец, прочь, пузатый, мощный, несмотря на свои шестьдесят пять или семьдесят лет, мимо плотбища с торчащими из белого снега черными руками коряг в сторону села, где уже и окна не светились - народ спал.

- Ну, посидим же с нами? - снова попросил Феликс. - В гараже у меня виски оставалось... может, пролезем через обломки.

- Что?!. - Николай Иванович щелкнул пальцами водителю. - Когда мы в командировке, у нас этого добра... Да, и стаканы.

Шофер достал из нутра "Нивы" бутылку водки, палку колбасы, два стакана и подал шефу.

- Подожди тут.

Николай Иванович и Феликс зашли в предбанник. В печи гуляло-гудело пламя, трещали дрова. Эля сидела напротив огня, обняв гитару. Мальчик внутри бани, на полке', кажется, спал.

- Гитару спасли? - удивился Феликс.

- Это Коля. - И Эля внимательно посмотрела в мясистое лицо гостя. - В честь тебя, получается, сына-то Феликс назвал.

- Ну, не добивай меня, Эля!.. - захрипел городлской гость и, сняв голубую песцовую шапку, обнажил лысину во всю голову. - Но истинный бог, не я протрепался! В администрации Малининской, верно, девки-паспортистки болтанули... хоть и угощали мы их... А может, как раз наоборот - если бы холодно вошли-вышли, забыли бы про нас... а к людям по человечески - и получаешь в морду...

Что-то случилось в России - нельзя по человечески. Вторая Америка, бля?!. Извини, Эльвира Александровна.

Мужчины налили водку в стаканы и молча выпили.

- Ты не хочешь? - спросил Феликс у жены.

- Пусть, пусть выпьет! - засуетился Николай Иванович. - Она намерзлась.

Эля мужественно выцедила треть стакана. И они долго сидели, глядя в огонь. Потом Эля снова взяла в руки гитару и тонким, нервным, плачущим голоском запела:

Неистов и упрям гори, огонь, гори... на смену сентябрям приходят январи...

все те же любимейшие песни их поколения. Мальчик Коля, их поздний ребенок, лежа лицом к потолку не спал - он смотрел на прозрачные капли смолы, выступившие по доскам, и думал о том, что, когда он поступит в Кембридж и заработает переводами или как репетитор денег, то сразу же вытащит родителей из Сибири - в спокойной королевской стране их больше никто не обидит. И они сюда никогда не вернутся. Потому что эту страну навсегда заразили смертельной болезнью коммунисты.

От печки в бане и предбаннике стало жарко. Мужики вышли на ледяной, хрустальный воздух покурить.

Где-то вдали пьяный, дурашливый голос тянул песню со словами:" Прости, меня, мамка, беспутного сына..." Повторял и повторял одну и ту же строку. Вдруг Феликсу показалось - это кричит напившийся снова Генка. Он поет так истошно-громко, чтобы услышал именно Феликс... мучит его стыд, скребет душу... И хотелось Феликсу поверить в эту мысль, и страшно было поверить: силы человеческие не беспредельны. Или все же остаться здесь? Небось, во второй раз не пожгут?

Над сказочной, в белосеребряных узорах, тайгой плыла яркая круглая луна. И в ней, как в зеркале, отражалось лицо сатаны, страшного шута, который живет, говорят, теперь только в России.

И вот если поймать его и привязать к колу, чтобы сох без воды и, главное, без человеческой крови, то луна очистится, и свет ночами станет светлее, и все люди выйдут на улицы, не боясь друг друга, выйдут и - возлюбят друг друга.