Кеннет Балмер - Мир демонов

Делла мило негодовала, охраняя свои собственные верования и теории.

— Но… — начал Саймон.

— А Форейджеры, — продолжала Делла, — которые не вернулись, просто были убиты или захвачены врагами. И ни один Охотник не признается, что был побежден врагом, потерянной душой не из Аркона! Ты знаешь, как наши Солдаты не любят быть побежденными.

Стэд, удивляясь самому себе, сказал:

— Это не удивительно. — И замолчал.

Все посмотрели на него. Затем вновь заговорила Делла. Она не верила в Демонов. Уилле ясно объяснил, что они были фикцией, выдуманной древней иерархией, чтобы держать рабочих на местах. Ни один рабочий не подумает о том, чтобы выйти Наружу, из-за страха перед Демонами. Стэд слушал и вновь почувствовал замешательство от того, что путаются нити логики и веры.

Делла была одета в платье со складками из белой материи до колена, с вышивкой по краю подола, рукавов и ворота, украшенной драгоценностями и арабесками, которые блестели и переливались на свету. И более чем когда-либо, в этой одежде, на фоне Саймона в желтой с зеленым рубахе и алых брюках и его самого в простых голубых рубашке и брюках, Делла ясно показала ему, что женщины совсем не такие, как мужчины. Он, конечно, задавал этот вопрос, и оба, и Саймон, и Делла, сказали ему, что так было всегда и, по воле Бессмертного, так всегда будет.

Поэтому, когда Бэлль, подруга Деллы из радиолаборатории, пританцовывая, подошла к ним с раскрасневшимися щеками, с блестящими глазами, держа в руке кубок с вином, с приглашением на танец, Стэд решил — не смея взглянуть на Деллу — принять приглашение. Делла сказала:

— Будь осторожна, Бэлль.

— Конечно, дорогая. Я всегда осторожна! — И она захихикала, как будто сказала великолепную шутку.

Стэд танцевал в смеющейся толпе, выстраивающейся в линию, изгибающейся под музыку, и его первый импульс, ускользнуть отсюда и обдумать этот разговор о Демонах угас. Что-то случилось с ним. Он смотрел на Бэлль. На ней было черное платье с узкими бретельками через плечи, с юбкой из тонкого материала, длиной до бедер, через которую, он мог бы поклясться, если бы он не считал эту мысль недостойной Контролера, проглядывало тело. Она танцевала, откинув голову назад, приоткрыв рот, так что виден был ее розовый язычок, и смеялась, смеялась, смеялась.

Стэд расслабился. Музыка отбивала сводящий с ума ритм, как и его сердце. Впервые присутствие женщины не смущало его. Он чувствовал под пальцами талию Бэлль, танцуя с ней, и это вызывало, абсолютно незнакомые и беспорядочные ощущения, пугающие, и в то же время возбуждающие. Он хотел одновременно танцевать, продолжая держать Бэлль, и убежать и скрыться в своем отсеке, в безопасности среди страниц книг.

— Тебе нравится, Стэд?

— Очень, а тебе?

— Мммммм. Мне кажется, ты говорил, — ой — что ты не умеешь танцевать?

— Я не умею.

— Ну, у тебя не плохо получается, спасибо…

Они кружились из одной линии в другую. При следующем пируэте Бэлль умело ушла от ожидавших ее мужских рук и, потянув в собой Стэда, поплыла прочь, слегка постукивая каблучками. Стэд последовал за ней, как загипнотизированный. Единственный мимолетный взгляд на Деллу, стоявшую с сияющими рыжими завитками и высоко поднятой головой, почти остановил его. Но эта напряженность, направленность вовнутрь, омрачавшая прекрасное лицо Деллы… и, внезапно, для Стэда живая смуглая кожа Бэлль стала означать жизнь и веселье и все те неизвестные радости и темные желания, о существовании которых он мечтал — и знал, что они существуют — но никогда не пробовал. Что бы ни случилось — он собирался узнать кое-что новое.

При последних звуках музыки они, смеясь, протолкнулись через узкую дверь. Здесь электрический свет был прикрыт ровными стеклянными абажурами; в этой маленькой комнате и на диване, по которому были разбросаны подушки, лежал глубокий отсвет. В комнате стоял запах благовоний тайны и… голода.

— Я хочу выпить, — сказала Бэлль. Она взяла стакан с низкого столика и, следуя ее примеру, Стэд взял второй кубок. Он отглотнул и почувствовал, что вино растекается по его телу, как огонь. Бэлль смотрела на него, ее карие глаза казались еще больше в этом розовом света. Ее узкое черное платье сначала показалось Стэду жалким по сравнению с величественным белым костюмом Деллы, но сейчас он по-новому и с ошеломлением осознал, что у женщин не такие же формы, как у мужчин.

Резкая боль кольнула его в поясницу.

Бэлль надулась.

— Так я тебе, значит, не нравлюсь, Стэд?

— Не нравишься? Почему бы тебе мне не нравиться? Она рассмеялась коротким хрипловатым смешком.

— Ну, ты не показываешь этого. Стэд почувствовал беспокойство.

— Но… но, — запнулся он. — Как это сделать? Я хочу сказать, я не сделал ничего, что было бы тебе неприятно.

— Именно так, милый, совершенно верно. Ты ничего не сделал.

Она подошла к нему скользящей танцующей походкой, раскинув руки, не обращая внимания на то, что из стакана проливается вино. Она подошла к нему вплотную. Она обвила вокруг него руки и сомкнула их у него за спиной в неожиданном и потрясающе греховном объятии. Ее тело, мягкое и совершенно не похожее на мужское, прижалось к нему.

Какое-то невозможно долгое мгновение Стэд стоял неподвижно. Что-то происходило. Он менялся. Это чувство растекалось по всему его телу; его кровь стучала. Он знал, что он должен сделать… сделать что? Положить свои руки так, и так…

Бэлль вздохнула. Она подняла голову, и ее губы, красные и спелые и, как-то абсолютно нелогично, призывающие, надулись на него.

— Ты не поцелуешь меня, Стэд?

— Поцеловать? Что это, Бэлль?

Она встала на цыпочки. Он почувствовал, как она прижалась к нему. Она протянула вверх руки и обхватила его за затылок. Она пригнула его голову вниз.

— Вот что.

Одновременно случилось несколько вещей. Из них три поразили его больше всего. И из этих трех изменения в его теле показались ему менее важными, чем слепящее видение, пронесшееся у него перед глазами.

Затем… Делла отшвырнула Бэлль прочь, и ударом кулака в подбородок сбила с ног; перед ним всплыло лицо Деллы, ее рот был открыт, глаза сверкали, весь вид ее выражал жгучее презрение.

— Ты дура! — сказала Делла, и ее голос был похож на шипение кошки. — Ты безмозглая идиотка, Бэлль!

Бэлль сжалась на полу, одна бретелька ее черного платья была оторвана. Глядя на ее белую кожу, окрашенную в этом свете в розовый цвет, Стэд почувствовал, что его чувство к девушке проходит; она выглядела сломленной, побитой, раздавленной, как крыса там в комнате.

— Делла… Я хотела — мне очень жаль. Но… он такой мужественный.