Артур Кларк - Рама Явленный

Субмарина причалила к берегу в естественной гавани на южной оконечности острова; это место Ричард называл Портом.

– А где ты взял лодку? – спросила его Николь, когда они вместе направились к убежищу.

– Мне ее подарили, – ответил Ричард. – По крайней мере я так думаю. Самая главная птица – не знаю, он или она – показала мне, как управлять судном, а потом исчезла, оставив мне субмарину.

Идти по Нью-Йорку было так странно, хотя в темноте небоскребы весьма напоминали Николь годы, прожитые ею на этом таинственном острове посреди Цилиндрического моря.

«Сколько же лет прошло с тех пор, как мы оставили остров?» – думала Николь, пока они с Ричардом, взявшись за руки, стояли перед амбаром, где Франческа Сабатини оставила Николь погибать на дне ямы. Но Николь знала, что точного ответа на ее вопрос не будет. Прихотливо менявшееся время ее жизни нельзя было измерить, ведь они совершили два долгих межзвездных перелета при релятивистских скоростях, причем все время второго она провела во сне, покоясь в специальном ложе, созданном внеземлянами, чтобы замедлить процессы старения путем тщательного регулирования метаболизма человеческого организма.

– При посещении Рамами Узла, – проговорил Ричард, когда они уже приближались к своему прежнему дому, – изменения в их конструкции ограничиваются лишь необходимыми для следующего полета. Так что в нашем доме ничего не переменилось. В Белой комнате остались черный экран и моя старая клавиатура. Необходимое у Рамы, или наших хозяев, – называй их как хочешь, – запрашивается по прежним методикам.

– А как насчет остальных подземелий? – поинтересовалась Николь, спускаясь по пандусу на их жилой уровень. – Ты не посещал их?

– В птичьем подземелье нет никаких признаков жизни, – ответил Ричард. Я прошел его несколько раз сверху донизу. Однажды – с великой осторожностью – я побывал и в логове октопауков, но там дошел лишь до центрального зала с четырьмя разбегающимися тоннелями.

Николь перебила его с хохотом:

– Это там, где ты вспомнил считалку «ини, мини, мени, мо»?

– Да, – продолжил Ричард. – Только мне не было спокойно в этом логове. Мне казалось – не знаю почему, – что оно по-прежнему обитаемо. И октопауки или новые обитатели следили за каждым моим шагом. – На этот раз расхохотался он. – Поверь, но в основном меня волновало, что будет с Тамми и Тимми, если я не вернусь по какой-то причине.

Первая встреча с Тамми и Тимми, парой нынешних воспитанников Ричарда, оказалась бесподобной. Ричард встроил в детскую невысокую дверь – на полпроема – и старательно закрыл ее, отправляясь во второе поселение встречать Николь. Юные птицеподобные создания еще не умели летать и не могли выбраться из комнаты в отсутствие Ричарда. Только услыхав его голос, они начали вскрикивать и щебетать. Писк продолжался, пока Ричард не открыл дверь и не взял обоих на руки.

– Они укоряют меня, – Ричард старался перекричать поднятый гам, – за то, что я оставил их одних на такой долгий срок.

Николь хохотала, да так, что слезы текли из глаз. Птенцы тянулись длинными шеями к лицу Ричарда. Умолкали только на мгновение, чтобы потереть нижней частью клюва бородатую щеку Ричарда. Они были еще невелики – не более семидесяти сантиметров высотой, когда стояли на обеих ногах, но длинные шеи делали их выше.

Николь с восхищением наблюдала за тем, как ее муж ухаживал за своими инопланетными подопечными. Он убирал за птенцами, следил, чтобы у них всегда были свежая пища и вода, и даже проверял, мягки ли тюфяки, на которых те спали в уголке детской. «Сколько же тебе пришлось пережить, Ричард Уэйкфилд?» – подумала Николь, вспоминая прежнее его нежелание исполнять мирские обязанности, связанные с воспитанием детей. Она была глубоко тронута его привязанностью к болтливым птичьим отпрыскам. «Должно быть, – решила Николь, – в каждом из нас гнездится подобная самоотверженная любовь. Просто нужно найти к ней ход через все завалы, нагроможденные наследственностью и внешними условиями».

Четыре манно-дыни и кусочек ватной сети Ричард хранил в уголке Белой комнаты. Он пояснил что, после того как оказался в Нью-Йорке, не обнаружил в них никаких перемен. «Быть может, подобно семенам, дыни могут дремать долгое время», – предположила Николь, выслушав объяснения Ричарда, рассказавшего ей все, что было известно ему о сложном жизненном цикле сетчатых организмов.

– Я тоже так думаю, – проговорил Ричард. – Конечно, я не имею представления о том, в каких условиях надо содержать манно-дыни... биология этого вида настолько специфична и загадочна, что я не удивлюсь, если этот процесс каким-то образом управляется малым куском сети.

В первый совместно проведенный вечер Ричард с трудом уложил птенцов спать.

– Они опасаются, что я опять оставлю их в одиночестве, – объяснил Ричард, в третий раз вернувшись к Николь из детской, после того как дружный вопль Тамми и Тимми прервал их обед. Пришлось ввести в Жанну и Алиенору соответствующую программу и отправить их развлекать птенцов. Только тогда ему удалось навести кое-какой порядок среди своих подопечных, в покое и тишине посидеть с Николь.

Прежде чем уснуть, они занялись любовью – медленно и нежно. Раздеваясь, Ричард сообщил, что не уверен в своих возможностях... однако Николь сразу утешила его, заявив, что подобные перспективы или их отсутствие для нее абсолютно не существенны. Она утверждала, что испытывает наслаждение уже от того, что он рядом, что она может обнять его тело, а сексуальные удовольствия послужат лишь наградой. Конечно, все вышло вполне удачно, как было с ними всегда – с первой проведенной вместе ночи. Потом Ричард и Николь лежали рядом, держась за руки. Они молчали. Несколько слезинок, скопившихся в глазах Николь, медленно скатилось по лицу и ушам. Она улыбнулась во тьме. В этот миг Николь ощущала просто невозможное счастье.

Впервые в их жизни не было никакой спешки, каждую ночь они разговаривали, особенно после любви. Ричард рассказывал Николь о своем детстве и юном возрасте – прежде он о многом умолчал. В частности, рассказал о самых болезненных для него выходках отца и затруднительных обстоятельствах своей неудачной первой женитьбы на Саре Тайдингс.

– Теперь я понимаю, что в характере Сары и отца было нечто общее, как-то поздно вечером сказал ей Ричард. – Они были просто неспособны выразить одобрение моим действиям, чего я так отчаянно добивался, и притом безусловно понимали, что я буду пытаться получить его даже наперекор собственным интересам.

Со своей стороны Николь впервые поделилась с Ричардом подробностями своего драматического сорокавосьмичасового романа с принцем Уэльсским, состоявшегося сразу после того, как она завоевала золотую олимпийскую медаль. Она призналась Ричарду, что мечтала выйти замуж за Генри, и была ужасно унижена, осознав, что принц не собирается даже рассматривать ее в качестве претендентки на роль английской королевы в основном из-за цвета кожи. Ричард с крайней заинтересованностью следил за повествованием Николь и ни разу не проявил даже капельки ревности.