Наталья Иртенина - Меч Константина

Фашист уходил последним. Он собрал с земли все коробочки с медалями, отнес их в дом и догонял нас уже на дороге.

Через два часа я снова начал выдыхаться. Глаза слипались, будто медом намазанные. Городок мы обошли кругом, и снова выбрались в открытое поле. Вдалеке темнел на фоне лунного неба лес Я оглянулся и, тараща глаза, чтобы не закрывались, поискал нашего малолетнего бандита с большой дороги. Но он то ли отстал, то ли решил все-таки плюнуть на Пашину мотивацию и сбежал. Его исчезновение во мне никак не отозвалось. А может, он просто умел растворяться в темноте.

Когда мы добрались до леса, я упал под первым же деревом и провалился в сон, с рюкзаком на плечах и спальным мешком вместо подушки. Но не успел я уснуть, как меня разбудили. Надо мной стоял Фашист и тряс за плечо.

— Подъем, молодняк, петухи уже пропели серенаду.

— Отстань, дай поспать, — отмахивался я, но Фашист не отставал.

— Подвиг проспишь, — гаркнул он мне в самое ухо, и я подскочил, как на пружине.

Себя я обнаружил засунутым в спальный мешок, рюкзак стоял рядом. Бледное изжелта-зеленое небо посылало утренний привет.

— Сколько времени? — я вдруг испугался чего-то. Такой рани, может быть.

— Поздно уже, полшестого. Вставай, чисть зубы. Завтрак готов.

Легко сказать — чисть зубы. Это в лесу-то. Никакого ручья, как в книжках, тут, конечно же, не имелось. В конце концов пришлось достать из рюкзака бутылку с водой и скупо отмерять из нее.

Над костром висели, исходя паром, две походные кастрюли. В одной чай, в другой гречневая каша из полуфабриката, с микроскопическими кружочками мяса. Поваром сегодня был Февраль, и каша у него получилась такая же меланхолическая и задумчивая, как он сам. Задумчиво прожевав вторую ложку, я спросил его, делясь осведомленностью:

— А ты почему Февраль? В честь Февральской революции?

— У этой революции честь невелика, — пробормотал он, открещиваясь.

— Нет, — вмешался Серега, — Февраль он потому, что стихотворение такое есть. — Он картинно откинул в сторону руку и продекламировал: — Февраль! Достать «АК» и плакать!

Февраль, чуть улыбнувшись, покивал.

— Ну, это в том смысле, что под горячую руку ему лучше не попадаться, — разъяснил Серега — При виде врага впадает в буйство и может своих покалечить, не разобравшись. Он ведь псих, наш Февраль. Просто маньяк.

— Грустный маньяк, — добавил, подходя и усаживаясь, Ярослав. — Слышали новость, парни? Пацан ночью пытался спереть у Пашки его «калаш».

— Зачем? — Февраль изумленно посмотрел на меня.

— Не этот пацан, другой, которого вчера прихватили. Э-э, Ленчик, не угостишь ли ка шей? — Ярослав вертел в руке пустую жестяную тарелку, глядя на нее с сомнением.

— У нас самообслуживание.

— Да ладно, не ленись, как друг тебя прошу.

Февраль буркнул что-то, но тарелку взял, чтобы не спорить. Всем хотелось слышать продолжение новости, пока сам Паша где-то пропадал. Не было видно и Кира. Я только отметил про себя, что он все-таки не удрал. Или удрал, но позже.

— Ну так вот, — сказал Ярослав, получив свою порцию в руки, — Паше посчастливилось вовремя продрать глаза и отбить покушение. Иначе сейчас он пребывал бы с нами в виде окоченевшего трупа.

Тут к разговору присоединился Святополк. Гречки он наложил себе с горкой и стал уписывать за обе щеки.

— Василиса права. У мальчишки нутро переполнено страхом. Тьма, холод, одиночество — любой ребенок этого боится, тем более подросток. Нужно, чтобы кто-то этот страх из него вытащил.

— Для этого есть воспитатели. Сдать его в интернат и точка, пока он тут в самом деле кого-нибудь не прирезал.

— Нет, — покачал головой командир. — Я поговорил с Пашей. Устроил ему головомойку за его методы воспитания, — усмехнулся он.

— А что, порка — хороший метод, — вступился за Малыша Ярослав.

— Это еще не все. Он мне все рассказал. Паша вообразил себя великим Макаренко, и — догадайтесь, что он сделал.

Все принялись демонстративно чесать в затылках, пасуя перед силой Пашиного воображения.

— Предложил сам себя мальчишке в качестве мишени. Чтобы тот убивал его одного, а не всех подряд, если уж так руки чешутся.

Изумленный свист явно не выражал восхищения великим педагогическим умом Малыша. По кругу пошли разнообразные междометия, ухмылки.

— Дал ему пять попыток, — продолжал Святополк с откровенным удовольствием рассказчика — За неудачные пообещал пороть.

— А за удачные? — фыркнул Монах.

— А удачные — это порка для нас, — поставил точку командир.

В этот момент появились Паша и его воспитуемый, плетущийся, как обычно, сзади. Вид у обоих был, как ни странно, довольный. Паша тут же потребовал накормить «ребенка», как будто это и без него не сделали бы. Сам согнал с бревна уже наевшихся Двоеславов, сел и стал бодро заталкивать в себя двойную порцию каши.

— Ну что?.. — нетерпеливо спросили у Малыша, переводя глаза с него на Кира и обратно.

— Что?

— Макаренко отдыхает?

Паша, если и знал, кто такой Макаренко, до ответа на подначку не снизошел. Простым парням, в мирной жизни работающим на охране, такие вопросы — как слону прививка от насморка.

— А экзекуция уже состоялась? Не сделать ли ее публичной?

— С продажей билетов и местами в партере.

— Ребята, — Паша оторвался от тарелки, — давайте жить дружно. Не трогайте ребенка. Он впечатлительный.

— Нет, ты скажи… — наседал на него Серега.

— Вот пристали, — омрачился Паша, но не сильно. — Никаких вам билетов, еще чего захотели. И не засчитал я попытку. Все, отстаньте. Кирюха, заткни уши, не слушай, что они врут.

— Очень надо, — пробурчал Кир. Но глаза у него блестели, я видел.

После завтрака командир сверился с картой, выбирая путь к намеченной точке. Точка находилась в зеленой зоне недалеко от столичного пригорода Прямого ходу — пятнадцать километров, часов пять пешком. В обход мелких населенных пунктов — все двадцать. За те же пять часов — Святополк решил торопиться.

Марш-бросок прошел без осложнений. Если не считать таковыми временное исчезновение Папаши, ворчание Ярослава и испорченный телефон Богослова. Папаша отсутствие свое объяснил попавшимся по пути интересным ракурсом, который он бегал проверять и запечатлевать. Телефон Богослова вынырнул у него из кармана в мелкую речку. А Премудрый Ярослав предлагал всем наконец скинуться и купить БТР, чтобы не ломать ноги на отечественных просторах. На худой конец — пару вместительных внедорожников.

— Слушай, все никак понять не могу, — заговорил Фашист, — как ты с твоей феноменальной ленью в Косове оказался?

— Инстинкт самосохранения, — лаконично ответил Ярослав.

— Это как?