Нина Катерли - Сенная площадь

Чистая клеенка. Тарелка с золотым ободком. Борщ украинский с чесноком и сметаной. Свет горит еще, темно на улице.

- На Пасху буду две смены работать, в ночь и в день, - говорит Семенов, откусывая хлеб.

- Чего?

- Мастер сказал: двойной средний и к майским премию выпишет. А, может, и живыми деньгами. Четвертной. Никто не хочет выходить, все верующими заделались.

- Еще не скоро Пасха...

- Доживем. Парню, если перейдет с пятерками, велосипед надо покупать, обещались.. Ты-то, тоже, небось, пойдешь куличи святить?

- Пойду. А что мы, не люди?

- Верующая, значит?

- Ладно тебе.

- Если богомольная, то где твоя икона?

- С ума сошел! Сын же у нас. Пионер! Ребята из класса придут, потом Майе Сергеевне скажут - у ихнего председателя дома религиозная пропаганда.

- Ишь ты, "пропаганда"! Пошутил я. И куда их нам, эти иконы, всю комнату портить. Только тогда скажи другое: как вам Христос велел, "не воруй"?

- Не укради.

- А из чего ты пододеяльник вчера строчила?

- Ой, да отвяжись ты с глупостями!

- Нет, а все же: купила бязь на свои или все-таки с завода приволокла?

- Это не воровство. Воровство, это если у людей, а я со склада. Там этой бязи знаешь сколько валяется? Девятый год работаю, все валяется, скоро в утиль спишут. Не я возьму, другие в два раза больше утащат. Не обеднеет твое государство, все берут - и ничего. Хоть ваш начальник цеха, а хоть и замдиректора.

- По-твоему, честно?

- А на улице если нашел, поднять - честно? Да хватит тебе болтать лишь бы что! Не на собрании. Доедай и ложись, я уже постелилась. Разговорился тут, депутат!

- Дуська, не нервничай, я так. Тебя дразню. Борщ вкусный, будь здоров! Хорошо, когда жена дома.

- Ясное дело, гулять - не работать! Ой, чуть не забыла! Эти-то в Израиль собрались.

- Кто?

- Лазаря жена с Петуховым, ну, с начальником-то. Чего делаешь квадратные глаза? К Петухову она ушла, уезжают в Израиль.

- Ну?!

- Вот и "ну". Татьяна в нервную больницу попала.

- Ну, дают. Не ожидал от Петухова. Все было: машина казенная, по заграницам бесплатно ездил. У кого все есть, всегда мало.

- Я вот думаю, а может, он еврей? Похож.

- Ладно, Евдокия, я спать пошел. Хрен с ними со всеми, нас, слава Богу, не касается, я с этим Петуховым и знаком, считай не был - "здрасте досвиданья".

И верно, - прав Семенов, не касается. И пусть он спит, слесарь шестого разряда, золотые руки, ударник труда. Он не после гулянки спит, а после смены.

А мы посидим еще немного около батареи парового отопления, неделю назад выкрашенной масляной краской в голубой цвет. Молча посидим, чтоб не мешать, только отодвинем жесткую, накрахмаленную занавеску и поглядим за окно, где среди темного, осевшего снега раскинули ветки мокрые деревья.

Тает, со вчерашнего дня тает, с крыш вода течет и капли стучат по железному карнизу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРАЗДНИК

1

Если в первомайский день посмотреть с вертолета, праздничная площадь похожа на лохань, в которой стирают белье. Колышется, плывет многоцветная пена, лопаются в воздухе пузыри воздушных шаров, ручьями стекает в улицы толпа, устало опустив свернутые, отслужившие знамена, волоча по земле тяжелые портреты.

Если же посмотреть с вертолета на Марсово поле - это тоже очень внушительное зрелище: точно факелы, поднялись над ним обернутые красными полотнищами фонари, расставленные какими-то особыми геометрическими фигурами, только с высоты различимыми и понятными. А в самом центре днем и ночью вечным пламенем полыхает желтый костер.

Красные флаги хлопочут на ветру вдоль решетки Кировского моста, красные флаги свисают со стен домов, красные флаги в руках тысяч людей, заполнивших в это праздничное утро улицы, набережные, переулки и скверы. Красные улицы, красные набережные, красные переулки и скверы. Красный город, если смотреть с вертолета.

И красные повязки на рукавах румяных дружинников, смотрящих с женщиной в несвежем белом халате около белой машины с крестом во лбу.

- Проезд закрыт. Прохода нет, нельзя здесь, - устало повторяет и повторяет один из дружинников, главный, не в первый раз произносит он эти слова и давно бы надо гаркнуть, но он говорит так тихо только потому, что - воспитанный человек не может грубить пожилой женщине, да и неохота портить настроение в такой день. Но, наверное, тоже не в первый, похоже, в десятый раз твердит свое бестолковая и настырная докторша, талдычит охрипшим сломанным голосом:

- Там возможен инфаркт, вы что, не слышите?! Там инфаркт, понимаете, нет?

- Проезд закрыт, - из последних сил говорит дружинник, даже и теперь не повышая голоса. - Видите, грузовики? Ваша машина просто не пройдет, что я могу сделать?

Грузовики стоят сомкнутым жестоким строем, перегородив улицу. Врачиха замолкает, - дошло наконец. Секунду она бессмысленно топчется, уставившись на широкий, неумолимый зад грузовика, потом мрачно лезет в свою машину и громко хлопает дверцей. Взревывает мотор и, медленно развернувшись, "скорая" уезжает искать объезд.

А на Марсовом Поле уже толпа - флаги, портреты, шары - хлынула демонстрация.

2

Приглашение на трибуну Петру Васильевичу Тютину прислал Совет ветеранов. Помнят, черти, ценят, уважают старого солдата, опять смотрите с_о_л_д_а_т_а_, не мастера, тем более, не пенсионера, а именно солдата!

Получив пригласительный билет, старик долго ходил с ним по квартире, показал жене и Дусе Семеновой, потом пошел во двор, тоже показал кое-кому, а еще позвонил на работе Анне и торжественно объявил, что берет с собой на площадь обоих внуков, Тимофея и Даниила. Дочь, однако, сказала, что долгосрочный прогноз обещал холодную погоду и осадки, а мальчики оба кашляют пусть лучше посидят дома. Ну, что ты скажешь! Обычная женская глупость, как будто не ясно - для любого мальчишки пойти с дедом-фронтовиком на трибуну в сто раз полезнее для жизни любых горчичников с микстурами! Петр Васильевич крякнул, выгреб из кармана груду двухкопеечных и принялся названивать друзьям: поздравлял с наступающим, спрашивал, как в части здоровья, встретимся ли на День Победы, а в конце, между прочим, сообщал, что вот хочешь - не хочешь, а первого мая придется идти на трибуну, Совет ветеранов требует, билет на дом принесли, так что болен, - здоров, никого не касается, будь любезен явиться в 10.00 и принимать парад трудящихся, товарищ Тютин.

В день праздника с утра хлестал дождь, ползали по небу мордастые и злобные тучи, похожие на армии Антанты со старого плаката, и в груди жало, в силу чего Петр Васильевич тайком от жены принял нитроглицерин.

Марья Сидоровна несколько раз с тревогой поглядывала на мужа, но сказать ему, чтоб остался дома, не смела, да и правильно: что без толку раздражать старика?