Николай Черкашин - Тайна «Aрхелона» (Крик дельфина)

Строчки запрыгали у стюарда в глазах:

«Urbi et orbi! [Городу и миру, к всеобщему сведению (лат.).]

Я, корабельный врач «Архелона» майор медицины Уго Коколайнен, сим свидетельствую…(зачеркнуто)… разглашаю известную лишь мне служебную тайну…(зачеркнуто)… За неделю до выхода в море я дал согласие…(зачеркнуто)… Я единственный член экипажа, который знал, что среди ракетных боеголовок, принятых на борт подводной лодки, - четыре (в ракетных шахтах № 21 - 24) выполнены в варианте носителей бактериологического оружия… Генная инженерия…

Очевидно, произошла разгерметизация и утечка… Мои функции по контролю…(зачеркнуто). Mea culpa. [Моя вина (лат.).] Видит Бог, я ни в чем не виноват… По всей вероятности, вирусы в условиях слабой радиации и нашего микроклимата переродились, дали новый штамм… Я искал противоядие. Все бесполезно… Все бессмысленно… Я понял, что имею дело с неизлечимой формой «бронзовки». Подводный лепрозорий не лучше острова Юджин. Те, кто думает иначе, пусть живут и уповают на Бога…»

Рейфлинт повертел записку в пальцах, затем набрал кнопочный код сейфа, приподнял защелку замочной скважины.

Открывшийся запор мягко вытолкнул ключ. На внутренней панели коммодор еще раз набрал код - буквенный. Княженика - полное имя Ники он ввел в электронную память замка сам; щелкнула дверца «секретки» сейфа - и Рейфлинт извлек наконец бордовый пакет из освинцовленной ткани, прошитый шелковой ниткой крест-накрест. Кривыми маникюрными ножницами он перестриг нитки, вспорол плотную ткань. Из чехла выпал бумажный конверт; в красной треугольной рамке чернели слова, каллиграфически выведенные тушью: «Внимание! Пуск ракет в контейнерах №21, №22, №23, №24 производиться только по получении сигнала «Эол»«.

Рейфлинт швырнул конверт в «секретку» и вызвал старшего офицера.

– Ропп, необходимо полностью герметизировать четыре кормовые шахты. Лучше всего заварить.

– Заварить?

– Да. Заварить. Наглухо. Ракеты, которые в них находятся, небоеспособны.

– Не проще ли разрядить их в безопасном районе?

– Я бы разрядил их по Вигваму! - вырвалось у Рейфлинта.

Лицо Роппа испуганно вытянулось. Коммодор, спохватившись, раздраженно бросил:

– Какой там, к черту, безопасный район! Для этих ракет безопасных районов не существует… Ропп, если я вас ценю, то только за то, что вы не задаете лишних вопросов.

– Вас понял, сэр!

Старший офицер исчез.

Рейфлинту вдруг захотелось разрядить кормовые шахты по генеральному морскому штабу. Вспомнился прием у командующего флотом. «На ваш подводный рейдер, коммодор, возложены особые задачи…»

Мальчишкой в «индейских играх» Рейфлинт всегда был на стороне бледнолицых только потому, что те не применяли отравленное оружие. Теперь же в его ракетный колчан тайком вложили отравленные стрелы. И кто?! Бледнолицые братья в адмиральских погонах. Он, коммодор Рейфлинт, командир «Архелона», на самом деле всего лишь жалкий лучник, призванный спустить тетиву по сигналу…

Скрыли. Не доверили… Впервые за много лет захотелось расплакаться. Пешка! Рейфлинт хватил кулаком по столу. Испуганно метнулись в глубь аквариума рыбки…

Коколайнена командир приказал хоронить по морскому обычаю, но без ружейного салюта, исполнения гимна и приспускания флага.

Бар-Маттай, ежась о ночной сырости, прочел над зашитым в брезент телом погребальный псалом. Бар-Маттай не любил самоубийц, и эта смерть ничуть его не тронула.

Когда брезентовый куль с зашитыми в ногах гантелями доктора сполз по доске в воду, Барни, стоявший в первой шеренге, услышал за спиной шепот Бахтияра:

– Вот первый, кому удалось сбежать из этой крысоловки…

Бахтияр разыскал Сэма-торпедиста в жилом отсеке. Сэм спал на подвесной койке и долго не мог понять, почему оказался на полу.

– Знай же, скотина! - тряс его стюард. - Слышишь, подонок! Она ни в чем не виновата! Ты мне еще ответишь за нее, ублюдок!

Сквозь лабиринтные извивы трубопроводов, лазы, горловины, сквозь хаос нагроможденных друг на друга механизмов и агрегатов трюмный машинист Аварийный Джек и негр-барабанщик волокли, тащили, протискивали Бар-Маттая, на голову которого нахлобучили противогазную маску с заклеенными изолентой очками. Маску с него сняли только на дне трюма в выгородке - «пещере».

– А, святой отец! - приветствовал Бар-Маттая Бахтияр со странной улыбкой. - Милости прошу!

За его спиной пестрел ковер - тот самый, в котором доставили на «Архелон» Катарину. Чтобы он мог висеть на переборке, в нем пришлось проделать много прорезей и оконцев для торчащих из вентилей, штоков, маховичков.

– Ваше преподобие хотели видеть Катарину? Вот она! - показал на банку с морской звездой Бахтияр. В зрачках его вспыхивали огненные крестики. - Так обвенчайте же нас, черт побери!

Бар-Маттай не стал прекословить.

– Соедините руки, дети мои!

Стюард послушно взял невесту за невидимую руку. Он действовал с точностью хорошего мима. Бар-Маттай произнес нараспев:

– Кто бороздит море, тот вступает в союз со счастьем. Ему грезится мир, и он жнет, не сея, ибо море есть поле надежды… Будьте счастливы, дети мои!

На один из лучей морской звезды Бахтияр надел золотое кольцо…

ФЛЭГГИ МСТИТ

Самым главным праздником в дельфинарии «Акварама», если не считать Рождества, был день Нептуна. К грандиозному водному шоу готовились едва ли не за полгода, и очень немногие могли похвастать тем, что им посчастливилось побывать на роскошной феерии с цветными фонтанами, с живыми узорами, в которые сплетались на воде тела красивых девушек, и конечно же, дельфиньими пируэтами меж взлетающих струй, горящих обручей и цветочных гирлянд.

Как всегда, открывала день Нептуна Флэгги с тройкой своих дельфинов. К этому празднеству она отработала номер особенно тщательно, ибо вся «Акварама» знала - в ложе почетных гостей будет сам военно-морской министр. По такому случаю Флэгги придумала забавную сценку - дельфиний бейсбол: три афалины швыряли друг в друга медузами, поддевая их рострумами.

Номер был принят, но директор «Акварамы» долго сомневался: выпускать ли взбалмошную красотку перед столь важным гостем? Он был прекрасно осведомлен об обстоятельствах ухода Флегги с «объекта D-200», но лишать феерию царицы бала?.. К тому повышенную старательность дрессировщицы перед визитом министра можно было объяснить желанием загладить свою прежнюю вину. И потом, как-никак Флэгги жена морского офицера, не будет же она ставить мужа под удар. Последний аргумент развеял все сомнения, и директор разрешил дельфиний бейсбол, подумав при этом: «Какое счастье, что дельфины не научились выкрикивать политические лозунги!»