Даниил Гранин - Оборванный след

Теперь они убеждали его вдвоем, посмеивались над его суеверными страхами. Чем больше он противился, тем настойчивей они становилась. Они не скрывали, что именно эти экстремальные реакции для них наиболее важные. Их доводы выглядели вполне разумно. Раз его будущее опубликовано, значит, оно состоялось, оно уже не будущее, есть ли смысл прятаться от него, о нем все известно…

Они просили унять того Погосова. Он единственный мог его заставить прочесть про себя. Наверняка и Грег, и Лера уже прочли ту страницу, им про него все известно, все, что с ним произошло, вернее, произойдет. Они уже по ту сторону.

— Вам надо мое согласие?

— Видите ли, Сергей, нам нужны стрессовые ситуации, — начала пояснять Лера и взяла его за руку.

«Да ради Бога, — собирался сказать он, — давайте я посмотрю, это любопытно». У него готова была интонация — небрежно, запросто. Взять справочник и открыть на букве «П». Но что-то мешало ему. Он не сразу понял что. Понял только, когда тот Погосов, в книгохранилище, не желая подчиниться, с силой отшвырнул книгу от себя так, что она, скользя, понеслась по полу. Можно подумать, что книга эта внушала ему страх. Страх этот передался Сергею Погосову, и он остановился.

— Пожалуй, не стоит, — сказал он. — Зачем мне? Хватит того, что я узнал. Вы что, хотите лишить меня будущего начисто, до самого конца. С какой стати?

Грег с любопытством вглядывался в него.

— Вам разве не интересно?

— Интересно, — сказал Сергей. — Поэтому и не хочу. Если знать, то и жить не интересно.

— Вам кажется, что без неизвестности жизнь станет пресной. А что вам дала неизвестность? Вас ведь давно отучили от чудес, еще в двадцатом веке. Признайтесь, вы чуть не уклонились от перехода к нам. — Грег говорил задумчиво, с расстановкой, твердо и жестко. — Боитесь?.. Чего?.. Думаете, неизвестность — это поэзия вашего существования? Да не прячьтесь вы от себя, вся ваша жизнь расписана. Так же, как и наша. Все запрограммировано: научная тематика, отдых, расходы… Много ли остается на случайности, оглянитесь назад, их почти не было в вашей жизни. Все шло, как у всех. Вы были примерным конформистом. Иное и не было возможно.

— Ну почему же, а мое открытие?

— Его судьба вам уже известна. Типичная ситуация в такой энергичной науке, как ваша. Новое быстро стареет, сменяется следующим.

— Может, что-нибудь еще мне предстоит.

— Этого никто не отменит, чудо в другом, вы можете посетить страну, в которой никто не бывал, — Будущее, не только ваше будущее. Будущее ваших коллег. Вы будете все знать наперед.

Погосов прищурился, он покачивался на носках, сунув руки в карманы.

— И зачем мне это?

— Сведения о ваших конкурентах, вы же будете знать, что у кого получится, что не выйдет. Станете прорицателем. Вам будут внимать со страхом и восторгом. Вы же честолюбивы. Вы хотели славы, хотели?.. Берите, что же вы испугались, вот она, тут, под рукой. Ведь потом жалеть будете, ох, как пожалеете, проклинать себя будете.

Он все сильнее размахивал руками, хватался за голову, переживая безрассудство Погосова.

— Какая власть, какое могущество!

Погосов почесал затылок, посмотрел на Леру.

— Что вы думаете?

— Цинично, но правильно, — сказала она. — Следует предупредить вас и о трудностях. Как поведет себя душа, лишенная надежд и неведомого, мы не знаем. Исчезнет ли азарт исследователя? Могут возникнуть и другие эффекты. Например, желание уйти в глубь явления. В конце концов, любое событие имеет разные степени значимости.

Она выкладывала свои соображения отстраненно, бесстрастно, словно утратив интерес к происходящему.

Помедлив, Погосов хмуро спросил:

— И что в результате?

— У вас появится возможность осмыслить свою жизнь как нечто законченное.

— И это все?

— Речь идет о научной жизни, только о ней, — со значением произнесла Лера.

— Какая у вас цель?

Она посмотрела на Грега, как бы уступая ему.

— Грубо говоря, извлечь ваше внутреннее «Я». То, что каждый скрывает от себя. Мы все избегаем знать, какие мы на самом деле, какие демоны живут в нас.

Кто бы мог подумать, что его «я» превратится в экспериментальный материал, что его будут превращать в графики, таблицы. Они пробираются, залезают в не известное ему самому. Что они могут оттуда извлечь, никто не знает, мало ли что там на самом деле таится.

— Значит, я для вас подопытное животное. Вам надо меня вскрыть.

Он обиделся. Она использовала его, для нее он материал, извлеченный из вивария, но ведь между ними что-то происходило. Или все это было разыграно?

— Подождите минутку, — она остановила его. — По-моему, вам было интересно наблюдать за вашим внутренним миром. Согласны? Вы ведь кое-что узнали. Кстати, ваше «я» поддавалось, потому что вы с а м и, — она подчеркнула это слово, — с а м и пытались проникнуть туда. Ваше призвание естествоиспытателя помогало нам. Нам повезло с вами. Я не ошиблась. Теперь вы освободитесь от страха смерти. Это немало. Это заметно изменит всю вашу жизнь. Будущее осветится знанием. Вы будете его знать, как знаете свое прошлое. Смерть ваша окажется позади, то есть вы ее уже переживете.

— Да, да, обычный порядок будет перевернут, — вмешался Грег. — Будущее перестанет тяготить вас ожиданием неприятностей. Конечно, отчасти; во всяком случае, не надо будет вглядываться, гадать, когда что случится, вы сможете сосредоточиться на настоящем, жить вглубь.

Погосов медленно покачал головой.

— На кой мне это? Вот сейчас я свободен, могу согласиться, могу отказаться. Могу делать, что хочу. Свобода ведь это ощущение. Могу написать статью, могу вообще завербоваться в Австралию. А вы хотите мне всучить то, что сделано другим Погосовым, чтобы я стал дублером, повторял его жизнь, его, а не свою. Нет, это неинтересно.

Ему вдруг вспомнилось, как совсем недавно Тырса отказывался поступать в докторантуру: «Моего таланта еле на кандидата хватает, я гожусь для незаметной жизни, научный прогресс меня не волнует».

На черном мраморном полу они стояли, как на воде, как будто они опять шли по заливу.

— Ой, не знаю, не знаю, — сказал Грег, — настоящие ученые жертвовали многим, на себе ставили опыты. Был Пастер, слыхали? Были Кох, Мечников.

— Вот и ставьте на себе.

— Не тот материал, не те данные. И, как вы понимаете, мы не можем оперировать тем, чего еще не имеем.

— Это вы про свое будущее? Естественно, раз свое, то никому. А надо мною можно. Я для вас мышь подопытная. Еще бы, вы небожитель, высшее существо.

Со стороны так оно и выглядело, потому что Грег возвышался над ним. Разница в росте небольшая, но Грeг нависал, как каменный идол. Уязвить его не было возможности, любые выпады Погосова он принимал с холодным интересом: поведение испытуемого объекта, не более. Сам Погосов не существовал, Грег слушал его и разглядывал, словно в лупу. Никогда еще Погосов не чувствовал себя таким ничтожным.