Аркадий Стругацкий - Христо-люди

Солнце было уже высоко, и все работали на полях, когда я пробрался до дома. Во дворе никого не было, но у коновязи стоял пони инспектора, и я предположил, что мой отец дома.

Я надеялся остаться незамеченным. У меня была тяжелая ночь. Сначала я решительно не хотел трусить, но когда надвинулась темнота, решимость моя ослабела. До этого я ни разу не ночевал вне дома, вне своей комнаты. Там все было знакомо, а пустой дом Вендеров вдруг наполнился странными звуками. Я разыскал несколько свечей и зажег их. Все это сделало дом менее пустым, но не намного. Странные звуки продолжались и в доме, и вне его стен.

Я долго сидел, прижавшись к стене, так что никто не мог бы подобраться ко мне незамеченным. Много раз храбрость покидала меня. Я готов был бежать. Думаю, что только мое обещание и мысли о безопасности Софи заставили меня остаться на месте. Но я до сих пор помню, как черно было все вокруг меня, и как в этой черноте мне мерещились необъяснимые звуки и движения.

Ночь проходила в воображаемых ужасах, но на самом деле ничего не случилось. Звуки шагов на ступеньках не привели к появлению незнакомцев, стук и шелест также не предшествовал чему-то страшному. В конце-концов, я почувствовал, что, несмотря на все мои страхи, глаза у меня слипаются, и я могу свалиться с табурета. Я собрал всю свою храбрость и осмелился очень осторожно перебраться на кровать. Я взобрался на нее и с благоговением снова прижался к стене. Некоторое время я следил за огоньками свечей, размышляя, что же я буду делать, когда они погаснут… Когда что-нибудь вдруг… А они ушли… И тут меня разбудили лучи восходящего солнца.

Я нашел немного хлеба на завтрак, но к тому времени, когда я добрался из дома Вендеров до своего дома, я был снова голоден. Однако с этим можно было подождать. Первым делом нужно было незаметно пробраться в свою комнату, так как у меня была слабая надежда, что мое ночное отсутствие не замечено, и я смогу сказать, что проспал. Но когда я шел через двор, в окно кухни меня увидела Мери. Она тут же позвала меня.

- Наконец-то ты пришел. Тебя искали всюду. Где ты был?

- И, не ожидая ответа от меня, добавила: - отец в ярости.

Лучше иди к нему сам.

Отец и инспектор были в редко используемой комнате для гостей. Я, должно быть, пришел в критический момент. Инспектор выглядел как обычно, но вид отца предвещал грозу.

- Подойди, - крикнул он, как только я появился в дверях.

Я неохотно подошел ближе.

- Где ты был? Тебя не было всю ночь.

Я не ответил.

Он выпалил подряд полдюжины вопросов, с каждой секундой все больше распаляясь, так как я не отвечал.

- Начинай говорить. Молчание тебе не поможет. Кто этот ребенок, это богохульство, с которым ты был вчера? - Кричал он.

Я все еще не отвечал. Он посмотрел на меня. Я никогда не видел его таким сердитым и очень испугался. Вмешался инспектор. Обычным спокойным голосом он сказал:

- Ты знаешь, Дэвид, что богохульство - очень, очень серьезное преступление. За это сажают в тюрьму. Обязанность каждого человека сообщать мне о любом таком проступке, даже если он не очень уверен в этом, чтобы я мог решить, так ли это. Особенно важно, когда это касается богохульства. А в данном случае, если только молодой Эрви не ошибся, в этом нет никакого сомнения. Он сказал, что у девочки было шесть пальцев на ноге. Это правда?

- Нет, - сказал я.

- Он лжет, - сказал мой отец.

- Вижу, - спокойно сказал инспектор. - И если это неправда, тогда почему бы тебе не назвать имени ее? - Рассудительно спросил он.

Я не ответил на это. Мне казалось, что это был наиболее безопасный путь. Мы смотрели друг на друга.

- Ты, конечно, сам видел. Если это неправда… - Убедительно продолжал он, но мой отец оборвал его.

- Я сам займусь этим. Мальчик лжет. - И добавил, обращаясь ко мне: - иди в свою комнату.

Я колебался. Я хорошо знал, что это означает, но я знал также, что в таком состоянии отец все равно не будет слушать меня. Я поставил банку и повернулся. Отец пошел за мной, схватив со стола хлыст.

- Это мой хлыст, - отрывисто сказал инспектор.

Отец, казалось, его не слышал. Инспектор встал.

- Я сказал, что это мой хлыст, - повторил он с жесткой, зловещей нотой в голосе.

Отец остановился. Яростным жестом он швырнул хлыст обратно на стол. Поглядев на инспектора, он опять двинулся к двери за мной.

Я не знаю, где была моя мать. Возможно, она тоже боялась отца. Пришла Мери и произнесла несколько утешительных слов, немного поплакала, помогла мне лечь в постель, а потом покормила с ложки супом. При ней я держался храбро, но когда она ушла, слезы потекли на мою подушку. Но не телесная боль вызвала их, а горечь унижения и презрения к самому себе. В слезах я сжимал желтую ленту и клок волос.

- Я не могу выдержать этого, Софи, - рыдал я, - не могу выдержать.

ГЛАВА 6

Вечером, успокоившись, я обнаружил, что Розалинде хочется поговорить со мной. Еще некоторые беспокойно спрашивали меня, что случилось. Я рассказал им о Софи. Больше это не было секретом. Я чувствовал, что они шокированы. Я попытался объяснить им, что человек с отклонением - небольшим отклонением, во всяком случае - не чудовище, о котором нам рассказывали. Отклонение не приводит к другим различиям, так, по крайней мере, было у Софи.

Они восприняли это с большим сомнением. То, чему нас учили, противоречило моим утверждениям, хотя они хорошо знали, что я верю в истинность того, о чем говорю. Невозможно лгать, когда обмениваешься мыслями без слов. Они не могли свыкнуться с мыслью о том, что отклонения не обязательно должны быть злыми. В сложившихся обстоятельствах они ничем не могли помочь и утешить меня, но я жалел, когда они один за другим замолчали. Правда, я знал, что они уснули.

Я очень устал, но долго не мог уснуть. Я лежал, представляя себе, как Софи и ее родители бредут на юг через окраины. Я отчаянно надеялся, что они теперь далеко, и мое предательство не повредит им.

Сон мой был полон различных картин. Лица и люди двигались безостановочно, картины менялись. Часто повторялась одна и та же картина: мы стояли во дворе, и отец заносил над Софи нож. Я просыпался от собственного крика и боялся уснуть вновь. Но все-таки уснул и увидел новый сон. Я увидел большой город на берегу моря, его дома и улицы, летающие в небе предметы. Я целый год не видел этого во сне, но город выглядел также как и год назад, и его вид успокоил меня.

Утром заглянула мать, но смотрела она на меня враждебно и неодобрительно. Заботилась обо мне Мери. Она велела, чтобы я не вставал сегодня с постели. Нужно было лежать ничком и не поворачиваться, чтобы моя спина зажила поскорее. Я смиренно принял это указание: действительно было целесообразнее сделать так, как она велела. Так я лежал и размышлял над приготовлением к побегу, как только немного оправлюсь. Будет гораздо лучше, думал я, приобрести лошадь. И я провел большую часть утра, разрабатывая план похищения лошади и бегства в окраины.