Юрий Никитин - Имаго
Но дом строили, когда разобщенность достигла такого уровня, что придумывались даже такие вот меры, полунасильственные, чтобы принудить общаться жильцов, хотя бы соседей по этажу. Конечно, все это с треском провалилось, гигантские балконы либо пусты и медленно загаживаются, либо хозяйственные жильцы сразу поделили и заставили старой рухлядью.
И только у нас, в нашем кусте четырех квартир, на этом балконе чисто, почти празднично. Сюда регулярно собираемся для чаепития и ленивого перемывания костей всем, кого вспомним. Все в мире на энтузиастах, и наша тусовка не исключение: Майданов, мой сосед, с жаром принял идею, что все наши беды от разобщенности, некоммуникабельности, и героически с нею бьется. Его жена, милейшая женщина, обеспечивает чаем, сахаром и вареньями, раньше даже печеньем да сладкими сухариками снабжала только она, пока мы не разобрались что к чему и не начали покупать «в складчину», но это так называется, мы ж не немцы, кто будет считаться, каждый покупал при любом заходе в супермаркет сухарики или печенье, так что Анна Павловна уже слезно умоляет хоть на время остановиться, квартира-то не резиновая…
Если честно, всем нам недостает общения с себе подобными, но только сами не в состоянии шелохнуть и пальцем. Что-то мешает, но когда кто-то организовывает, то мы принимаем участие. Правда, такая тусовка быстро утомляет, соседи-то разные, попьешь чайку, малость почешешь язык да уходишь, но на другой день снова тянет пойти и хотя бы послушать, о чем там сплетничают, пообщаться. Своя тусовка, что по интересам, конечно, лучше, но та обычно на другом конце города, а здесь только выйти за дверь квартиры…
Я на ходу провел пальцем по блестящей поверхности стола. Ни пылинки, что значит – либо недавно чаевали, либо соберутся. Жаль, у меня в кармане билет в Тьмутаракань, даже хуже, ибо Тьмутаракань ближе, чем Сибирь, а мне срочно лететь туда, это ж четыре часа только в салоне самолета…
Донеслись голоса, я быстро обогнул стол, толкнул другую дверь и вышел на свою лестничную площадку. Дверь квартиры Майданова распахнута, оттуда неспешно и хозяйски выходят двое крупных мужчин в штатском. В штатском, но мощно повеяло скалозубовщиной в добротной помеси с пришибеевщиной. Оба рослые, элитные, в безукоризненных костюмах. От обоих несет еще и мощными дезодорантами. За ними семенил Майданов, растерянный, красный, как переспелый помидор, а следом выглядывала его жена.
Мужчины не повели на меня даже глазом, один говорил значительно, с сильным юсовским акцентом:
– Так мы рассчитываем на вас, мистер… Майданофф, да?
Майданов блеял нечто, я сумел разобрать только, что, мол, раз уж так получилось, то что ж делать, у всех же семьи, родители, для них удар, родители тоже люди…
Второй мужчина придержал двери лифта, спросил нетерпеливо:
– Так мы едем?
– Да, – ответил первый. Он покровительственно кивнул Майданову: – До свиданья! Я вижу, вы настоящий гражданин демократического мира…
Двери лифта за ними задвинулись. Я закончил открывать один замок, выловил второй ключ, спросил глухо:
– Что, приходили откупаться?
Анна Павловна посмотрела на меня виновато и пропала в глубине квартиры. Майданов суетливо развел руками:
– Да, да… Они не такие уж и звери, вполне интеллигентные люди!.. Один даже Плутарха цитировал, а мы все – бивисы, бивисы!..
– И что вы сказали? – спросил я, а на душе становилось все горше.
Майданов виновато развел руками:
– Но что я мог сказать? Ведь уже все свершилось, обратно время не вернешь. К счастью, в посольство как раз прибыла инспекция. Тем солдатам грозит выговор, а это подпортит личное дело. Вот эти и просили не подавать в суд…
Я удивился:
– В суд?..
– Ну да…
– А что суд может сделать?
Майданов снова пожал плечами, снова раскинул руки, потом виновато сунул ладони под мышки.
– Ничего, но с инспекцией – журналисты. Им хоть о чем-то, да написать. Раздуют, а это отразится на имидже всей американской армии. Ведь их войска теперь уже в ста двадцати странах мира. Словом, эти уговаривали делу ход не давать. Принесли деньги, обещали помощь.
Анна Павловна высунулась из-за спины мужа, всхлипнула, сказала виноватой скороговоркой:
– Сказали, что суд все равно ничего не докажет. Второй солдат участия не принимал, а только один… Марьяна это мне сама сказала, экспертиза подтвердила. Адвокат будет доказывать, что это наша девочка их соблазняла, приставала. И что все было по согласию, а потом она ушла, и где еще шлялась, и кто ее избил – они знать не знают!
– Сволочи, – сказал я с ненавистью. – Сволочи! Так чего же засуетились?.. Ах да, огласки боятся… Понятно, почему…
– Почему? – спросил Майданов немедленно.
– Да вы ни при чем… Они просят у Китая разрешения основать базу на их территории! Очень настойчиво просят. Но в Китае, как и везде, уже все знают, что суды на оккупированных землях против юсовцев вердикт не вынесут…
Второй замок щелкнул, я начал открывать дверь. Майданов с облегчением втянулся в свою прихожую. Я спросил раньше, чем он закрылся:
– А вы… что, взяли?
Он заколебался, ответил торопливым шепотом, опустив глаза:
– Бравлин, первым моим движением… что понятно!.. было бросить их поганые доллары им в лицо! В лица, простите… Не было еще такого, чтобы русского интеллигента вот так… Но, с другой стороны, у того парня дома родители, отец и мать… Каково им услышать такое о своем сыне?.. Просто милосердие, обыкновенное милосердие, так свойственное нашему народу и особенно культивируемое в нашей интеллигентной среде!..
Я спросил зло, хотя и чувствовал, что этого не стоит делать:
– Но деньги все-таки взяли?
– Что деньги? – ответил он еще тише. – Деньги всего лишь эквивалент труда, а труд – всегда почетен. Лучше я истрачу их на лекарства… а что останется – на книги, чем они просадят в казино. Извините, Бравлин, жена зовет…
Я успел увидеть его красное от стыда лицо. Дверь захлопнулась, загремели засовы. Я тяжело протащился через прихожую, сбросил рубашку и долго сидел на кухне, не в силах даже поставить чайник.
Глава 5
Час до Шереметьева, четыре часа на лайнере, полчаса на «газике», еще около часа на гремящем, как камнедробилка прямо в черепе, вертолете. Меня высадили на раскисшую от проливных дождей землю чуть ли не в самом центре сибирской тайги. Пригнувшись, я отбежал подальше. В вертолет что-то погрузили, он так тяжело оторвался от земли, словно стартовал с Юпитера. Ко мне быстро подошел коренастый мужчина в оранжевом комбинезоне и с большими буквами на груди «МЧС». Дождь уже затих, но капли воды все еще блестели на лице и одежде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});