Стивен Кинг - Под куполом

— Ну, ладно, один так один…

Он поставил рычаг на задний ход… а потом перевел его назад на нейтралку.

Высунулся из окна, и она поняла, что он хочет поцелуй. И она его поцеловала, смачно, в то время как городская сирена резала тяжелый октябрьский воздух, она припала своими устами к его устам, а он гладил ее сбоку по шее, и это было то, от чего ее всегда пробирала дрожь, то, что теперь он так редко ей дарил.

И это его прикосновенье посреди солнечного дня она тоже запомнила навсегда.

Она еще что-то крикнула ему вслед, пока он выкатывался на улицу. Он не расслышал в точности, что именно. Подумал, что все-таки, действительно ему следует пойти проверить слух. Пусть уж припишут слуховой аппарат, если необходимо. Хотя, вероятно, это станет именно тем поводом, который предоставит возможность Рендольфу с Большим Джимом окончательно выпереть его прочь под старую сраку.

Дюк нажал на тормоза и вновь высунулся из окна.

— Беречься с моим чем?

— Сердечным стимулятором! — буквально прокричала она, смеясь.

Расстроилась. Все еще ощущая его ласковую руку у себя на шее, где кожа была такой упругой и гладенькой — так ей казалось — всего лишь вчера. Ну, пусть позавчера, когда они вместо «Радио Иисуса» еще слушали «КейСи с Оркестром Солнечного Сияния»[45].

— Да, конечно, как скажешь! — крикнул он ей в ответ и поехал прочь. В следующий раз она увидела его уже мертвым.

2

Билли с Вандой никакого двойного взрыва не слышали, потому что находились как раз на шоссе 117 и ругались. Ссора началась довольно просто, Ванда заметила, что день сегодня хороший, а Билли отреагировал фразой о том, что у него болит голова и вообще он не понимает, зачем им переться на эту субботнюю толкучку в Оксфорд-Хилл; все равно там всегда одно и то же запачканное барахло.

Ванда заметила, что голова у него не болела бы, если бы он не вылакал вчера вечером дюжину пива.

Билли спросил у нее, считала ли она банки в контейнере для утилизации мусора (не имело значения, как он набирался, Билли пил дома и всегда клал пустые жестянки только в контейнер для мусора, который подлежал переработке, — всем этим, вместе со своей профессией электрика, он гордился).

Она подтвердила:

— Да, посчитала, можешь быть уверен. А кроме того…

Они доехали уже до магазина Патела[46] в Касл Роке, успев продвинуться от «Билли, ты многовато пьешь» и «Слишком ты уж придирчивая, Ванда» к «Недаром мама была против, чтобы я выходила за тебя» и «Ну, почему тебе всегда надо быть такой сукой». За последние пару лет их четырехлетнего брака весь этот набор вопросов-ответов был уже прилично заеложенный, но этим утром Билли вдруг ощутил, что его уже это достало окончательно. Он резко, не просигналив, не сбавив скорости, завернул на широкую асфальтированную стоянку супермаркета и вновь выскочил на шоссе 117, даже не взглянув в зеркало заднего вида, не говоря уже о том, чтобы оглянуться через плечо. На дороге позади его просигналила Нора Робишо. Ее закадычная подруга Эльза Эндрюс даже крякнула в сердцах. Обе женщины, медсестры на пенсии, переглянулись, но не произнесли ни слова. Слишком уж давно они дружили, им не требовались слова в таких ситуациях.

Тем временем Ванда спросила у Билли, куда это ему вдруг захотелось погнать.

Билли ответил, что домой, вздремнуть. На эту говноярмарку она может поехать сама.

Ванда заметила, что он только что едва не врезался в этих двух стареньких леди (упомянутые старенькие леди уже остались далеко позади; Нора Робишо считала, что без очень уважительной причины скорость свыше сорока миль в час — это черти искушают).

Билли добавил, что Ванда выглядит и говорит, точь-в-точь как ее мать.

Ванда потребовала от него объяснений, что именно он имеет в виду.

Билли разъяснил, что у обеих — что у матери, что у дочери — толстые сраки и языки, словно помело, телепаются на все стороны.

Ванда упрекнула Билли, что он и теперь еще не протрезвел.

Билли сообщил Ванде, что она тварюка.

Это был чистосердечный обмен равноценными чувствами и на тот момент, когда они, выехав с Касл Рока, оказались на территории Моттона, направляясь к невидимому барьеру, который установился вскоре после того, как Ванда своим замечанием о хорошем дне начала эту живую дискуссию, Билли разогнался уже до полных шестидесяти миль, что было почти предельной скоростью для Вандиного говномобиля «Шеви».

— Что это там за дым? — вдруг отвлеклась Ванда, заинтересованно показывая на северо-восток, в сторону шоссе 119.

— Откуда мне знать, — отреагировал Билли. — Может, моя теща набздела? — Он не смог удержаться от хохота.

Ванда Дебек поняла, что с нее уже довольно. От этого осознания и мир вокруг, и ее собственное будущее каким-то почти магическим образом приобрели предельную ясность. Она уже начала оборачиваться к нему с фразой «Я хочу развестись» на кончике языка, но как раз в этот миг они достигли границы между Моттоном и Честер Миллом и натолкнулись на барьер. Говномобиль «Шеви» имел подушки безопасности, но та, что была перед Билли, не сработала, а Вандина надулась не полностью. Руль ударил Билли в грудь, рулевая колонка разорвала ему сердце; умер он почти мгновенно.

Ванда ударилась головой о приборную панель, катастрофически резким сдвигом моторного блока «Шеви» ей сломало одну ногу (левую) и одну руку (правую). Никакой боли Ванда не ощутила, только услышала гудения клаксона и еще то, что машина вдруг стала на дыбы посреди дороги с расплющенным едва ли не до основания передком, а зрение ей полностью залило чем-то красным.

Когда Нора Робишо с Эльзой Эндрюс выехали из-за поворота, взяв курс на юг (они живо обсуждали дым, который уже несколько минут как начал подниматься на северо-востоке, и радовались, что сами в этот день выбрали менее оживленное шоссе), Ванда Дебек как раз подползала на локтях к белой раздельной линии. Кровь струилась по ее лицу, делая его почти неузнаваемым. Ее почти что скальпировало обломком разбитого лобового стекла, большой кусок кожи свисал ей на левую щеку, словно какой-то сорванный с надлежащего ему места птичий гребень.

Нора с Эльзой мрачно переглянулись.

— Чтоб мне всраться, — сказала Нора, и на этом всякая болтовня между ними прекратилась.

Эльза выскочила из машины, как только та остановилась, и побежала к беспомощной женщине. Как для пожилой леди (Эльзе недавно исполнилось семьдесят), она была поразительно проворной.

Нора оставила двигатель работать на холостом ходу и присоединилась к подруге. Вместе они подтянули Ванду к старенькому, но безупречно ухоженному «Мерседесу» Нормы. Жакет Ванды из коричневого превратился d грязно-серебристый; ее руки выглядели так, словно она погрузила их в красную краску.