Престо, модерато, адажио - Игорь Вереснев
— Поворачивай на юго-восток! Ближайшая суша — север Квинсленда.
— Ты сбрендила? — уставился на неё Хантер. — Лететь по азимуту, без ориентиров, целить в белый свет, как в копеечку? Нет, пойдём вдоль барьера. Австралия там, впереди, не проскочим.
— Идиот! — в сердцах наградила его смачным эпитетом Хелен. Обернулась к Лаугесену, ища поддержки.
Однако начальник экспедиции произнёс невозмутимо:
— Возможно, он прав. У нас нет точных данных, как барьеры пересекают Австралию.
На лице женщины явственно отразилось удивление, но возражать она не посмела. Дёрнула плечом, вернулась на место. Нашла в рюкзаке карту, развернула. Первый же взгляд подтвердил нехорошую догадку: южнее Арафурского моря, прямо по курсу «Сессны» лежал залив Карпентария, глубоко врезавшийся в Австралийский континент.
Надолго выдержки Хелен не хватило. Она снова вскочила, вернулась в кабину, уселась в кресло второго пилота, поближе к приборам. Илья её понимал. Единственным доступным ему прибором были часы на запястье, по ним и следил за остатком топлива. И когда Хантер объявил: «Земля прямо по курсу!» — выдохнул облегчённо. Услышал, как за спиной перевели дыхание, зашушукались спутники.
Радость была преждевременной. Барьер шёл по западному краю залива. Скалистые островки, пустынный берег — всё, что досталось пятой зоне.
— Впереди что-то большое, — сообщил Хантер.
— Остров Грут-Айленд, — уточнила Хелен, водя пальцем по карте.
— Там найдётся, где сесть?
— Не знаю!
— Хреновая у тебя карта...
Они были заняты перепалкой, разглядыванием карты, по сторонам смотреть им было недосуг. Поэтому первым заметил Илья. Закричал, подавшись вперёд, к пилотской кабине:
— Аэродром! Справа, справа аэродром!
Хантер и Хелен дружно обернулись к нему. Затем так же дружно посмотрели направо. Поздно, даже на половинной скорости «Сессна» уже пронеслась мимо.
— Ты не ошибся? — сурово уточнил пилот. — Второй раз разворачиваться топлива не хватит.
Ответить Илья не успел, пресс-секретарь нашла нужный объект на карте:
— Правильно, аэропорт Гаррталала. Разворачивай!
«Аэропорт» было слишком громким словом для того, что находилось внизу: несколько неказистых строений и грунтовая взлётно-посадочная полоса. Но не это самое худшее. Барьер пересекал полосу почти под прямым углом, оставляя по эту сторону метров триста.
Не стесняясь сидящей рядом женщины, Хантер грязно выругался.
— Лучше уж на воду! Больше шансов.
— Садись! — рявкнула на него Хелен. — Или передай управление мне!
— Куда садиться, не видно ж ни хрена?! Если на взлётке машина стоит...
— Не стоит, — внезапно отозвался Лаугесен. — Взлётная полоса свободна.
Берег был теперь по левому борту «Сессны», и Лаугесен внимательно всматривался в иллюминатор, словно и впрямь мог видеть сквозь завесу барьера. Хантер недоверчиво покосился на начальника экспедиции, хмыкнул. Согласился:
— Ладно, покойнички, полетаем. Пристегните ремни!
Чёрный юмор его не оценил никто. Но он и не ждал оценки. Развернул самолёт по широкой дуге, начал снижаться, заходя в глиссаду. Перламутровая стена понеслась навстречу. Смотреть на её стремительное приближение Илье не хотелось. Мелькнула запоздалая мысль, что выбрал он не лучшее место и надо бы пересесть... Шасси ударились о грунт, заставив щёлкнуть зубами, самолёт затрясся бешено, и в следующий миг барьер, плотоядно чавкнув, проглотил его.
Арнхемленд, четвёртая зона ускорения
Жёсткую посадку в сочетании с барьером раненый не пережил. Здоровым тоже пришлось несладко. Туллейцы корчились в креслах, скулили, скрипели зубами и, кажется, завидовали мёртвому коллеге.
Хелен помочь им немедленно, как в прошлый раз, не могла: адреналиновый шок приковал и её к пилотскому креслу. Илью бил озноб, бросая то в жар, то в холод. Четвёртая зона была для него родной, но он покинул её много лет назад, и возвращение оказалось не очень приятным. Нечто сходное ощущали и «пятёрки» — Мроев, гуамцы. Легче всех смену ускорения перенёс Лаугесен. Но помогать подчинённым начальник экспедиции не спешил, продолжая внимательно вглядываться в иллюминатор.
— Эй, проводник, чего сидишь! — первым подал голос Мроев. — Помогай! Где там эти чёртовы лекарства?
Илья расстегнул ремень, встал. Голова соображала плохо, но Хелен подсказала, борясь с одышкой:
— В рюкзаке... у меня под креслом... сначала туллейцам...
«Ага, как же!» Достав упаковку липучек, он первым делом направился в кабину. Когда наклеивал лекарство на запястье Хелен, та уточнила:
— Мне две... туллейцам — по три... остальным по одной.
Пока Илья выполнял обязанности медбрата, Хантер открыл дверь, огляделся и спустился по трапу. Самолёт докатился до края посадочной полосы. Впереди были заросли кустарника, невысокий обрыв, песчаный пляж вдоль врезавшегося в сушу заливчика. Позади — стометровая полоса мёртвой рыжей земли, сухие скелеты деревьев, несколько хибар, явно заброшенных.
Хибары стояли у самого барьера, одна и вовсе наполовину утонула в нём, поэтому подойти вплотную Хантеру смелости не хватило. Он прошёлся по кромке мёртвой зоны и вернулся в самолёт.
— Что делать будем, господа командиры? — поинтересовался. — Судя по всему, залетели мы в задницу.
Пока он проводил рекогносцировку, Хелен, справившись со слабостью, перешла в салон и ответила:
— Мы находимся в восточной части полуострова Арнхемленд. Здесь была резервация австралийских аборигенов, практически незаселённые территории. Ближайший намёк на цивилизацию — туземные поселения в ста километрах отсюда, на северном побережье. Но маловероятно, что мы найдём там подходящий корабль. Надо как-то добираться до Дарвина. Почти тысячу километров.
Хантер хмыкнул, повернул карту к себе, поводил по ней пальцем. Прочёл:
— Сентрал-Арнхем-роуд... Дорога? Если есть дорога, то кто-то по ней ездит. Думаю, грунтовка, что начинается у нас за спиной, как раз к этой трассе и ведёт. Я схожу туда, добуду транспорт, а вы пока очухаетесь чуток. Микки, — он обернулся к напарнику, — охрана людей и снаряжения на тебе.
— Ты хочешь идти один? — уточнила Хелен.
— Нет, со мной, — Илья ответил раньше гуамца.
Местность, куда их занесло, и впрямь выглядела безлюдной. За четыре с гаком часа пути им на глаза не попалось ни единого следа присутствия человека, кроме самой дороги, по которой шли. Да и ту забросили много лет назад. Она то взбиралась на каменистые взгорки, то прерывалась промоинами рек, появляющихся в сезон дождей, то петляла в эвкалиптовом редколесье.
Хантер держался молодцом, словно местное ускорение времени было для него родным. В конце концов Илья, устав молчать и таращиться по сторонам, спросил:
— Тебе доводилось бывать в четвёртой зоне?
— Да. Я же рассказывал о Целебесе. Ещё Филиппины. И в третью совался, но там тяжко.
— Как же ты решился
