Забытые богом - Олег Игоревич Кожин
Сползая по стулу, Лиза в который раз подумала, как же похож ее порошок на детское питание. Такой же белый, рассыпчатый. Она вдруг заволновалась, представив, что может перепутать, растворить в пластиковой бутылочке шесть ложек героина вместо молочной смеси. Но мчащийся по крови наркотик утаскивал за собой, в пучину беззаботного незамутненного счастья, и летящие навстречу потоки радужной радости вымывали мысли, делая голову божественно пустой и воздушной.
Сидя на полу, прижимаясь щекой к нагретому сиденью, Лиза вдруг вспомнила, что однажды уже сделала это. Перепутала порошки. Влила в сына смертельную дозу наркотиков.
И все обошлось. И все было хорошо. Вон как кричит – подушкой не заткнешь.
Лиза выгнулась, словно пытаясь сбросить со спины сладостную дрожь. Максим стоял перед ней, протягивая татуированную руку. Его улыбка блестела золотом, а в глазах…
В глазах плясало оранжевое дьявольское пламя.
Параноик и художник
Казань, сентябрь
Владлен был трусом, сколько себя помнил. С детства боялся собак и темноты. Завидев кружащую рядом осу, с ревом убегал к матери. Плавать боялся, до икоты. С водой у него вообще не ладилось. Еще боялся чудовищ, даже самых сказочных и безобидных, вроде Бабы-Яги. Бывало, ночами не мог сомкнуть глаз, слушая, как они ворочаются там, под кроватью, среди пыли и потерянных навсегда игрушек.
Когда родители все же запихнули его в детский сад, Владлен долгое время не ходил в общий туалет. Специально для него горшок нянечка ставила в раздевалке. Пятилетний Владик просто не мог заставить себя войти в жуткую комнату, где даже кафельная плитка провоняла едкой хлоркой. Этот страх он сумел перебороть, как после всю сознательную жизнь изничтожал свои многочисленные фобии. Однако в глазах детей, жестоких маленьких ублюдков, Владлен навсегда остался ссыклом и засранцем, который гадит в раздевалке, потому что боится зайти в туалет. Тощий черноволосый мальчишка с огромными карими глазами стал изгоем, играть с которым отказывались даже ему подобные.
В школьные годы он превратился в угловатого подростка, неглупого и даже симпатичного, но остался парией. У него отбирали деньги на завтрак и все более-менее ценные вещи. Его портфель с учебниками пропадал всякий раз, стоило ему выйти из класса, и находился (если находился) в забросанной окурками луже на заднем дворе школы. Ему плевали в тетрадь, мазали стул собачьим дерьмом и вклеивали в волосы жвачку. Про него писали матерные стишки на стенах. Не было такого обидного прозвища, которое бы на него не навесили одноклассницы, добрые, милые девочки, которые на выпускном вечере трогательно рыдали на пышной груди классной руководительницы, красной от шампанского и коньяка. Ему доставались подзатыльники, зуботычины и пинки. А иногда и кое-что пожестче.
В восьмом классе, на свою беду, Владлен отпросился в туалет во время урока истории. Там-то, в закутке на третьем этаже, равноудаленном от всех кабинетов, его и приняли местные панки-старшеклассники, забившиеся подальше от преподавательских маршрутов, покурить. Такого развлечения эта лохматая, немытая толпа в рваных джинсах и майках «Ramones» упустить не могла. Долгое время Владлена били, лениво, с оттяжкой, пасуя друг другу по маленькому, сжатому кругу. Оскорбляли, унижали, заставляли слизывать с полу плевки, целовать пыльные, не знавшие щетки ботинки, а когда Владлен отказывался, били сильнее.
Под конец, распалившись от безответности и крови, пацаны творили такое, что сами потом не могли объяснить, стыдливо пряча глаза на Комиссии по делам несовершеннолетних. Владлена макали головой в унитаз, зажимая искривленный от боли рот, тушили бычки о вывернутые руки. Апофеоз наступил, когда Свин, второгодник из десятого «Г», подошел к стоящей на коленях жертве, расстегнул ширинку и, вытащив член, ткнул им в заплывшее лицо Владлена.
– Чамай давай, петушара! – визгливо потребовал Свин, настойчиво подсовывая набухающий конец к разбитым губам мальчика. – Соси, а то мы тебе сейчас все очко по кругу раздерем!
Владлена спасла уборщица, безликая серая старушка, круглые сутки таскающая по коридорам школы разлохмаченную швабру, похожую на старый дешевый парик. Как всегда, без предупреждения, уборщица вошла в сортир, грохнув жестяным ведром о стертый кафель. Подслеповатая, поначалу она ничего не поняла и не заметила. Только ругалась под нос, когда пробегающие мимо старшеклассники задевали ее плечами. Панки исчезли, как призраки с наступлением рассвета. А Владлен еще долго лежал, забившись в угол, между стеной и грязным унитазом.
В школьные годы он любил глядеть в небо. Приходил домой, с усилием открывал старые шпингалеты и часами сидел на подоконнике, свесив ноги, один на один с бескрайним миром. Всего в одном движении от свободного полета. Как ни странно, высоты Владлен не боялся. Почему он так и не сделал то маленькое движение: легкий толчок двумя руками, нырок ногами вперед, словно на уроке физкультуры, когда перепрыгиваешь через козла? Владлен и сам не знал.
В институте стало немного легче. Другие люди, другое окружение, другие заботы. Даже самых отмороженных хулиганов больше волновало возможное отчисление, чем тихий задохлик в дешевых очках. Да и те в основном отсеялись после первого курса. Жизнь, кажется, начала налаживаться. По крайней мере, прекратились бесконечные переезды, череда новых школ, новых дворов. Травля закончилась, перейдя на какой-то ментальный уровень. Владлен все еще видел в себе прирожденную жертву, но уже пытался с этим бороться.
К пятому курсу большую часть страхов и комплексов удалось если не победить, то загнать глубоко в подкорку, похоронить под новыми впечатлениями и неистребимым желанием «жить, как все». Вот только общественные туалеты так и остались для Владлена табу. Перед выходом из дома он почти не ел. Жидкостей употреблял по минимуму. Тщательно следил за рационом, чтобы исключить любое расстройство желудка. И всегда, везде и всюду носил с собой пакетик активированного угля. На всякий случай. А если все-таки прижимало, предпочитал какую-нибудь подворотню.
Юноша вырос в высокого замкнутого сорокалетнего мужчину. Черные волосы выпали, то ли от наследственности, то ли от нервов. Очки сменились контактными линзами, отчего карие глаза казались еще больше, как у героев аниме. Сутулый, лысый, с крючковатым носом, Владлен напоминал упыря даже самому себе. Иногда он удивлялся, что зеркала его по-прежнему отражают.
Ни семьи, ни постоянной девушки, ни домашнего питомца Владлен так и не завел. Жил бобылем в однокомнатной квартирке на девятом этаже. Он все так же любил сидеть у раскрытого окна, глядя в переменчивое небо, то безмятежное, то хмурое, но всегда
