Время, гравитация, любовь и прочие неприятности - Алёна Фаверо
А нормальное имя есть? — так же холодно спрашивает эта женщина и я каменею от растерянности.
Я Николай, Коля. Просто со школы приклеилось Ник. Прозвище такое — широко улыбается он, показывая идеальные зубы.
Ты что, собака, чтобы иметь прозвище — спрашивают губы-ниточки. Ник молча улыбается. Каким бы он не был обаятельным, Доктор Токсичных наук в деле.
К чаю только вафли. Еще позже бы позвонила — под аккомпанемент бурлящего чайника бубнит она. Мы оба просто стоим и улыбаемся. Он понял тактику — чем меньше скажешь, тем меньше получишь.
Что стоите? Вам особое приглашение нужно? — раздраженно бросает она и начинает разливать чай. Мы послушно садимся.
Руки идите вымойте сначала, микробами трясут — вдруг гавкает недовольный рот и мы оба, как нашкодившие дети, выскакиваем их кухни. Ник следует за мной в ванную, здесь аромат хлорки усиливается и я задерживаю дыхание. Чувствую напряжение, нам есть что сказать, но мы боимся быть услышанными, поэтому просто моем руки. Обмениваемся многозначительным взглядом, серые глаза как бы говорят «мне жаль», а я отвечаю зелеными «мне тоже». Ему жаль, что гениальный план «понравится родителям» рассыпается на части. Мне жаль, что втянула его в это.
Она хорошо зарабатывает — вдруг, прерывая хруст вафли, выдает эта женщина. Ник поднимает голову и перестает жевать.
Может тебя обеспечить, у нее денег куры не клюют — продолжает она странный монолог. Красивая мужская голова кивает еще более растеряно и выдавливает подобие улыбки. Я решаю просто молчать. Потому что нет ничего, на что она не найдет саркастичного или уничижительного замечания.
Не знаю, зачем тебе она, — жест головой в мою сторону, с выражением лица, которое даже помойная крыса не заслуживает — но если у вас серьезно, то не тяните. Она уже старородящая.
Я почти выплевываю чай, Ник делает вид, что внимательно слушает. Эта женщина деловито берет чашку, оттопыривая мизинец и одаривает меня неодобрительным взглядом.
Если бы я не помнила своей природы, родного мира и прошлых воплощений, заработала бы длинный список психических расстройств. Прикрываясь заботой, эта женщина запирала меня в комнате и не разрешала выйти даже в туалет. За проступки, конечно, например, за четверку или за то, что недостаточно хорошо постирала свое постельное белье. В 10 лет. Чувствую, как триггер ее взгляда цепляет болезненные воспоминания и глаза становятся мокрыми. Как же это непросто, как же это по-человечески, как несправедливо. Я просто хочу домой.
Ник замечает мое состояние. Одним глотком допивает чай и нежно касается середины спины.
Людмила Сергеевна, спасибо за гостеприимство, извините, что без предупреждения и поздно. Мы поедем, завтра на работу. Спасибо за чай — кажется, он даже немного кланяется, не отпуская меня.
Мне ваши шашни неинтересны, можете больше не приезжать. Свадьбу, конечно, не надо — не хватало еще дармоедов кормить. Просто распишитесь и сообщите — она дожидается, пока мы обуемся и закрывает дверь. Хлопок и нас проглатывает темнота.
Ник наощупь находит кнопку лифта, она загорается как светлячок в ночи. Мы стоим в тишине и это молчание так о многом. Вытираю ползущую вниз слезу. Большие руки притягивают ближе, зарываюсь носом в теплую кофту с древесным ароматом. И выдыхаю. Слезы просто льются и я позволяю им быть.
Ты была права, она невероятная — мягко доносится сверху и это так двусмысленно и мило, что мы оба заливаемся смехом. Двери лифта разъезжаются, освещая силуэты, несколько секунд стоим просто глядя друг на друга.
Поехали — Ник останавливает закрывающиеся двери большой ладонью, пропускает меня вперед. Садимся в машину, я снова на пассажирском, субличности сбились в кучку и молчат, они всегда тихие после общения с этой женщиной.
Поехали ко мне — неожиданно для себя предлагаю я. Ник молча находит в навигаторе «дом» и сворачивает с самой длинной в мире улицы.
4 декабря
Останавливаю настойчиво дребезжащий по тумбе телефон. Утро. Пора на работу. Голова как гиря, тело ватное. Обрывками в сознании прыгают картинки вчера. Вот мы едем ко мне, заходим в квартиру. Ник говорит, что у меня уютно. Я знаю. Сразу иду к винному холодильнику, достаю самую дорогую бутылку боролло. Знаю, что потом пожалею. И не зря. Достаю бокалы, делаю глоток, не дав вину подышать. Зря. Ник находит в пустом холодильнике сыр и заказывает пиццу. Включаю био-камин, Never Enough в исполнении Black Atlass, мы усаживаемся пол с бокалами и говорим. Много. О родителях, школе, сожалениях и надеждах. Он перестает быть идеальной картинкой, обретая глубину. За уверенностью скрывается маленький Коля, который никогда и нигде не чувствовал себя частью общества. В России на него показывали пальцем из-за цвета кожи, в Америке он отличался воспитанием, менталитетом и ценностями. Чужой. Как в песне Стинга. Мы съели пиццу, открыли вторую бутылку боролло подешевле. Очень зря. Мне было одновременно спокойно и тревожно, потому что первая встреча с мамой прошла. Но от мысли о том, что когда-то придется объяснять наше расставание — сводило кости. Мы еще говорили о музыке, фильмах и культуре. Потом открыли третью бутылку Pino Grigio. Очень очень зря. А что было потом?
Плетусь в ванну. Пытаюсь разбудить тело, включаю холодную воду. Глубоко дышу от обжигающе ледяных потоков воды по лицу и телу. Выхожу на кухню уже бодрее, ставлю на плиту кофе. Старая добрая гейзерная кофеварка, в лучших традициях Италии, начинает призывно булькать. Я послушно снимаю ее и наливаю в любимую чашку. Настроение налаживается и хочется музыки.
Мы поцеловались. Образ вспыхивает в сознании флешбеком. Замираю на полпути в спальню, пытаясь точно вспомнить, было ли это на самом деле или мне приснилось. Память упрямо троит, сбой в программе. Нет, я бы не забыла такое. Не могла же я это забыть? Ну пожалуйста, бессознательное, помоги вспомнить. «Срамота» — кричит Жириновский и тут я с ним соглашусь. Шикарный мужчина, идеальный вечер, возможно, первый поцелуй, и забыла? Так, ну в целом, это не смертельно. Выключаем лимбическую систему, активизируем префронтальную кору. Не паникуем, а рассуждаем логически.
Уже спокойнее пью кофе, листаю телефон в поиске подсказок. В итоге решаю, что даже если мы целовались, это ничего не меняет. Оба выпили, поддались атмосфере, ничего особенного. Дыхание прерывисто и поверхностно — этими мыслями я только обманываю себя. Это как прикрыть газеткой и сделать вид, что
