Солнечный огонь - Френсис Стивенс
— Сьюзан пора за дело! — наконец выдохнул Уэринг. — Фидо возвращается. Я его вижу. Она не испугалась? Наша смелая синеглазка! Боженьки ты мой! Сколько там его приползло?
— Вся… антериальная… передняя миля, а может, больше. Вот он, Фидо — пришел, чтоб я им полюбовался, — сказал Отуэй. — Эх, очки-то у меня отобрали, но я и без них вижу, что его цефалон, то бишь головной щит, отлично развит. Да он размером с бочку. А его токсикогнаты, они же ногочелюсти с ядовитой железой… Ой, мамочки! Нет, все нормально. На мгновение мне примерещилось, что Фидо повернул ко мне на тропку. А это он всего лишь многоногий пируэт изобразил. Кажется, ритуальный танец проходит здесь каждый вечер и не имеет отношения к дневному жертвоприношению. Похоже, нас припасли, как бы это сказать, на какой-то особый день или случай. Пока в пирамиде нет никого, кроме жрицы, нам опасаться нечего.
— Говори за себя! — посерьезнев, прервал его Уэринг. — Она ведет его… она ведет его по моей тропинке!
Монотонный напев флейты Пана действительно зазвучал гораздо ближе. Еще секунда, и не только Уэринг смог убедиться в том, что паре танцоров не понравилось творить свое искусство в отдалении от публики.
Камеры отделял от растительности проход шириной где-то в три метра. Такая тесная сцена выглядела откровенно недостаточной для изящных извивов и прочих выкрутасов сколопендры хоррибилис. Как истинного артиста, Фидо она не заинтересовала. Девушка, грациозно покачиваясь в такт наигрываемой ей мелодии, развернулась и пошла по тропинке обратно к центральной площади, а священное чудовище — или его часть — просто последовало за ней.
Узники наблюдали, как ужасающий спутник жрицы мелькает в свете проходов к камерам.
Голова с огромными, словно слепыми желтыми глазищами, разверстой пастью и пугающими своими размерами ядовитыми клыками вплотную нависала над сияющей короной в золотисто-рыжих волосах красавицы. Казалось, что длинные когти вот-вот сомкнутся на хрупких плечах. Но девушка ни разу не оглянулась и не взглянула вверх. Она даже не пыталась избежать столкновения со Смертью во плоти на поворотах.
Смерть, в свою очередь, уважительно уклонялась, образуя живую когтистую петлю, и продолжала свой путь следом. Тень сменялась светом, девушка шла до тех пор, пока вновь не очутилась у камеры журналиста.
Оставшейся четверке ее не было видно. Вернувшись, она шла вплотную к камерам. Раздался грохот, как будто подняли тяжелый засов. В камере хрипло вскрикнули. Что-то опять загремело, будто по каменному полу поволокли нечто металлическое. Друзья вновь увидели жрицу: она продолжала играть, держа флейту одной рукой. Второй она плавно покачивала в воздухе.
— Пока, парни! — с отчаянием произнес корреспондент. — Чертова Иезавель[6]! Она мою дверь открыла. И дала ключ от проклятущих кандалов! Приглашает меня выйти! Господи, я не пойду! В камере шахта. Я прыгну! Только вот оковы сниму.
Грубо сделанный ключ заскрежетал в громоздком замке, зазвенели быстро сброшенные цепи.
— Уэринг! — Голос Отуэя из соседней камеры звучал спокойно и твердо. — Не прыгай! Делай то, что ей нужно. Помни, жертвы тут приносят солнцу. Если бы она хотела скормить нас сегодня чудовищу, то не стала бы потчевать фруктами! Это часть предварительной церемонии. К тому же теперь у тебя руки с ногами свободны. Подчиняйся ей и выжидай. Вдруг ты сможешь всех нас спасти.
Повисло молчание, затем корреспондент ответил:
— Ты прав, Отуэй. Походим на задних лапках. Рад, что ты это сказал. Я… я выйду. Эй, ты там! Видишь, я иду? Давай же, играй!
Девушка, будто устав ждать, убрала флейту Пана от губ. Чудовище за ее спиной тотчас прекратило раскачиваться. Голова, сухо и зловеще клацнув алчными жвалами, взмыла выше. И опустилась опять, плавно минуя девушку и слишком очевидно нацеливаясь на проход в открытую камеру.
Увидев, что пленник повинуется, жрица заиграла опять. Грозная голова тут же вернулась в прежнее положение.
Освобожденный журналист угрюмо глядел на парочку. Надо же, девчушка, которую он одной левой поднять может, теперь его повелительница. Попробуешь ей противоречить или сделаешь что-то не то — умрешь. Чтобы умертвить рослого, сильного Олкота Уэринга, ей надо всего-навсего оторвать от губ золотую дудочку.
В рассветно-синих глазах по-прежнему таилась мягкая печаль. Но сейчас даже Сигзби не посмел бы посоветовать доверять этим глазам, послушно исполняя все приказы.
Ее следующее указание было подобно первому. Она снова грациозно взмахнула изящной ручкой.
— Отуэй, она и тебя выбрала, — объяснил журналист. — Я должен открыть твою дверь. Надо? Решай сам.
Ученый не утерял твердости духа и сразу дал согласие. Тем же ключом, что и оковы Уэринга, были разомкнуты бронзовые кандалы Отуэя, и он вышел вслед за репортером.
— Знаешь, — тихо сказал он, — у меня очки отобрали, и теперь я ничего дальше двух-трех метров не вижу. Надеюсь, случайно на Фидо не наступлю!
— Не шевелись! — сквозь зубы проговорил Уэринг. — Эта тварь тут повсюду. Что ей теперь нужно? А-а, понял… Сиг, твоя богиня тебя призывает!
— Я уверен, она собирается всех нас выпустить, — не впадая в уныние, предположил ученый. — В таком случае у кого-нибудь из пятерых появится шанс спастись.
— Конечно! Молодец, продолжай в том же духе.
В их ситуации представить настоящую смертельную опасность было гораздо проще, чем вообразить, каким образом судьба предоставит им долгожданный шанс.
Вдобавок, способ мышления «Фидо» оказался столь же ненормальным, что и его внешний вид. Поначалу друзья подумали, что чудовище реагирует на музыку примерно так же, как змеи извиваются перед заклинателем. Но его поведение перед камерами говорило как о дрессировке, так и об интеллекте. Сколопендра хоррибилис не танцевала. Она ждала — ждала указаний хозяйки.
И это, вкупе с ужасающей силой животного, внушало ужас. Молниеносный прыжок — и не только пятеро друзей, но добрая дюжина жертв окажутся меж ее вооруженных когтями колец, по сравнению с которыми хватка питона лишь детская забава. Огромные ядовитые ногочелюсти, оснащающие ее передний сегмент, были даже излишними.
Джона Б. выпустили последним. Когда все узники вышли из камер, девушка указала на одну из тропинок.
Сопровождаемые своими необыкновенными тюремщиками, пятеро путешественников покорно отправились на центральную площадку.
Глава 10
