Йонтра - Тима Феев
Впрочем, как я уже сказал, все, что нам предстояло сделать, казалось мне в тот момент совершенно не сложным. От нашего козырька до их выхода было всего орр тридцать, не больше. И я, все еще не до конца понимая, с чем имею дело, никак не мог взять в толк, чего это они там все стоят в своем шлюзе и не переходят на наш корабль. Вместо этого потерпевшие, а именно так мы называли всех тех, кого спасали, начали вытягивать по направлению к нам какую-то длинную, широкую железяку. «А, они строят мост, – подумал я, – или горку». Поскольку их шлюз находился немного выше нашего. «Ну что же, молодцы…» Но не успел я это подумать, как их балка, по виду так весьма прочная, потому что была ми в три сплошной стали толщиной, вдруг как-то вся изогнулась дугой и, яростно скрипнув, вывернулась в некое подобие спирали. «Опа!» – сказал я себе. Да и ребята, насколько я мог судить, тоже глаза повыпучили. Все синхронно подались назад и подальше от края защитного козырька. Я тоже невольно отодвинулся.
Гравитация. Мы еще никогда не сталкивались с такой. И, скажу я вам, это уже действительно было страшно. Офицер, который нас сопровождал тогда и тоже все видел, тотчас же нырнул в шлюз и по всей видимости побежал докладывать. А еще через пару минут в переговорниках наших гермошлемов зашипело и наш же офицер сообщил, что эвакуация будет проходить в незапланированном порядке. Что потерпевшие частично отключат антигравитационное поле своего корабля, отчего часть верхней палубы их носового отсека, уже лишенная защиты, рухнет, естественно, вниз, а их сжатым воздухом выбросит прямо к нам. «Горт, – выругались мы с ребятами почти одновременно, – кто же это такое придумал?» Но что мы могли тогда. Нам приказывали – мы исполняли, вот и все. Спорить или даже сомневаться было не положено. «Хотя… – продолжил я размышлять уже самостоятельно, – идея-то на самом деле интересная и кто знает, быть может, все и получится. Вот только… кто будет защитное поле отключать?» Я повернулся к ребятам:
– Кто поле-то отключать будет? Ведь его только с капитанской рубки можно.
Мы посмотрели на шлюз разбитого корабля. Так и есть. Фигура капитана, теперь уже какая-то скрюченная, медленно повернулась и исчезла из поля нашего зрения. «Смертник, – решил я тогда, – сумасшедший. Ну зачем так-то?» И знаете, несмотря на первое впечатление, я невольно и как-то сразу проникся уважением к этому трианцу. Пусть он был виноват, пусть рискнул чужими жизнями и многие уже погибли, но вот он и своей собственной тоже не пожалел.
В шлеме опять что-то зашипело и уже другой голос, по-видимому, сам наш капитан скомандовал: «Ловите их ребята!» И тут, прямо нам в лицо ударило песком и пылью снаружи. Термоэкран на секунду отключился и с дюжину тел разом влетело к нам под козырек. Экран закрылся. Потом все было как обычно: крики радости, объятия, слезы. Все были живы и их повели в санчасть. Мы же пошли переодеваться. Все было хорошо, вот только под левым щупальцем болело сильно. По всей видимости, кто-то из потерпевших попал мне туда коленом или локтем. Ну да ничего, главное – мы всех их спасли. Но вот только всех ли? Я вспомнил о капитане и невольно посмотрел в иллюминатор. Там все было по-прежнему: порывистый ветер, железистый песок и тот несчастный покореженный звездолет, который теперь казался уже каким-то совсем безжизненным. Мы начали готовиться к старту.
Двигатели загудели вновь и корабль начал медленно, на этот раз уже по-настоящему тяжело и явно напрягая всю свою мощь, подниматься. И тут, уважаемые слушатели, я увидел то, чего и до сих пор не могу ни понять, ни объяснить. Ребятам рассказывал, но никто не верил, конечно. А увидел я вот что. Из того шлюза, откуда вылетели потерпевшие, и будто ни ветра, ни смертельной гравитации не было и в помине, вышел трианец. То есть я видел лишь скафандр его. Но это точно был он. Я весь буквально прилип к иллюминатору, пытаясь рассмотреть то, что видел. Да – он. Его скафандр с золотой полосой командира на рукаве, гермошлем. Но что это? Внутри его гермошлема, который был спереди полупрозрачным, буквально взорвалось что-то. Брызги крови залили внутреннюю поверхность бронестекла и даже небольшой его кусок, отколовшись, улетел куда-то. А скафандр все так и стоял на месте, и более того, медленно и даже как-то неправильно поднял вверх левую руку и, словно прощаясь, помахал нам вслед. «Этого не может быть», – пронеслось у меня в голове. Я обернулся в надежде найти кого-либо. Но никого рядом не было. «Но ведь он же мертвый, – думал я, – как же это? Да какой бы он ни был капитан, сильный, волевой, да пусть. Да даже не знаю кто вообще, но невозможно так. Что значат все его воля и характер, когда тело разрушено полностью? Или что-то да значат все же?»
Мы взлетели. И вот уже и песок той планеты, и гулкая вибрация нашего корабля в прошлом. Я снова лежу на своей койке. И лампочки мне светят прямо в лицо, но уже совсем не мешают почему-то. Сна нет. Да и какой сон, одни мысли. «А ведь они нашли друг друга, – думалось мне, – эта планета, ободранная звездой до самого ее основания, до самой железной ее сути, и этот трианец, ободранный от плоти, но уже самой планетой, которая, впрочем, так и не смогла разрушить его собственную суть: характер, волю. Твердую, да даже нет, тверже чем железная балка».
Вот, собственно, и весь рассказ, – коротко подытожил Скит. – Добавлю только, что потом, конечно, было расследование. И знаете, оказалось, что тот трианец вовсе и не был причастен к произошедшей катастрофе. Виноват был штурман, который что-то там напутал и который, конечно же, был в числе спасенных.
7. Мантры
Скит Йонтра не находил себе места. Он переползал из стороны в сторону, лишь изредка и как-то нервно поглядывая на слушателей.
– Не знаю даже, как и начать, – произнес он наконец. После чего остановился, тяжело вздохнул и буквально плюхнулся в свое плетеное из морских лиан кресло, которое изрядно заскрипело под ним. – Все же эта история, – продолжил он после еще одной, но уже короткой паузы, – немного странная. И я даже не вполне уверен, стоит ли ее вообще рассказывать. Да я и не стал бы, уж наверное, если бы не мой договор с Университетом, по которому обязан сообщать
