Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок
Оказывается, Инталия, в полном соответствии приказу Ливьен, паники не поднимала. Но часовым дала распоряжение при появлении Рамбая открывать огонь, даже без предупредительных окриков… Сейна случайно услышала это и поспешила сюда.
Формально координатор была абсолютно права. По ее логике Рамбай — или предатель, или дезертир. Даже если он и не имеет коварных намерений, он оставил пост, а по законам военного времени такой проступок карается смертью. Поэтому Ливьен не стала пытаться переубедить ее. Вместо этого она, поблагодарив Сейну, сама отправилась в палатку караула.
Выслушав ее, караульные отдыхающей смены — биолог Аузилина и стрелок Биньюат сухо ответили, что нарушать распоряжение координатора не имеют права. Ливьен, ругаясь про себя на чем свет стоит, была вынуждена оживить Камень. Караульные больше не спорили, но и не разговаривали с ней.
Также молча Ливьен сидела в их палатке до тех пор, пока они не ушли менять часовых. А когда появились снятые с поста — лингвист Иммия и стрелок Петриана — провела с ними ту же процедуру.
Выждав, пока свет Камня померкнет, она отправилась обратно к себе. Но отдохнуть сегодня ей было не суждено. В палатке сидел… Рамбай. Он вертел в руках неизвестное Ливьен, но явно стрелковое оружие, а у его ног лежала связанная тонкими стеблями лианы бабочка махаон, одетая в чешуйчатый и складчатый серо-зеленый комбинезон из кожи ящерицы.
Злость Ливьен на его безответственность рассеялась как дым. Более того, сама того не ожидая, она кинулась к нему на шею и покрыла лицо поцелуями радости.
Рамбай смущенно хмыкал. Наконец, отстранившись и несильно пнув ногой связанного, объяснил:
— Рамбай охотился.
Ливьен смотрела на его самодовольную физиономию и не могла заставить себя как следует на него рассердиться. «И не надо», — решила она. Вместо этого — то ли попросила, то ли приказала:
— Сиди тут. Я сейчас.
И вновь кинулась к палатке караульных.
Вернулась, ведя с собой Иммию.
Рамбай снял с губ своей добычи липкий лист почки гибикуса. У пленника появилась возможность говорить, и Ливьен обратилась к нему:
— Кто ты? — (Пока она даже не сумела разобрать, какого пола это существо.)
Иммия, переводя, коротко пробормотала ту же фразу на языке махаон.
Вместо ответа бабочка презрительно отвернулась и уставилась в стенку. Ее волосы были почти наголо острижены, лишь на макушке торчал собранный в тугой узел иссиня-черный клок. Обезображенное шрамом через всю левую щеку и переносицу, тонкое бледное лицо в голубоватых прожилках вен с успехом могло принадлежать как самке, так и самцу. Его выражение было непроницаемым, что, собственно, было естественно для религиозного фаната, не боящегося ни пыток, ни смерти. Об этом качестве махаонов известно всем. Никогда еще маака не удавалось развязать язык захваченному противнику. Потому их и предпочитают не брать в плен, а беспощадно уничтожать.
А раз так, смысла в Рамбаевой добыче было не много. Но Ливьен надеялась получить хоть какой-то минимум информации из случайно оброненной фразы, из поведения пленника… И ее дальнейшие действия были продиктованы скорее интуицией, нежели трезвым расчетом.
— Иммия, переведи, — кивнула она лингвисту. — Мы не хотим убивать. Хватит крови.
Удивленно глянув на Посвященную, Иммия залопотала на вражеском наречии.
— Здесь, в лесу, нет войны, — продолжала Ливьен. — Я не приказываю, я прошу: расскажи нам все, что ты знаешь о нашей экспедиции. Этим ты не предашь свой народ, ведь ты расскажешь только то, что мы знаем и без тебя. — (Иммия торопливо переводила.) — И мы отпустим тебя. Мы отпустим тебя, даже если ты ничего не скажешь. Ступай с миром. Но я прошу тебя рассказать о нас.
Она обернулась к Рамбаю:
— Развяжи.
Тот не шелохнулся.
— Я приказываю! — повысила она голос.
Что-то недовольно бормоча, Рамбай принялся возиться с путами. А Ливьен тихо произнесла, обращаясь к нему и Иммии:
— Будьте наготове.
Вскоре бабочка махаон была свободна. Первое, что она сделала, поднявшись, — приняла боевую стойку. Но искусство рукопашного боя изучается маака еще в инкубаторе. Ливьен и Иммия, вскочив тоже, поставили непроницаемые блоки. Рамбай же встал в какую-то свою, дикарскую, не менее грозную позу.
Махаон огляделся. На его правом колене стала отчетливо видна нашивка символа Хелоу — красный крест из двух одинаковых прямоугольников.
— Иди с миром, — повторила Ливьен, и Иммия вновь перевела эту фразу.
Махаон попятился к клапану, спиной раздвинул его и исчез за пределами палатки. Присутствующие недоуменно уставились на Ливьен. Отпустить врага? Того, кто, скорее всего, убил Лелию!.. Но оправдываться ей не пришлось.
Полог палатки вновь разошелся, и махаон тенью скользнул обратно внутрь. Он уселся в центре и что-то сказал.
— «Дайте мне нож», — перевела лингвист.
— Дай, — обернулась Ливьен к Рамбаю. Тот, все так же нехотя, отцепил от пояса шнур с костяным лезвием.
Махаон принял его и, сжав обеими руками, направил острие на себя. Ливьен испугалась, что он сейчас убьет себя, хотя и не понимала, почему. Но вместо этого тот протяжно заговорил:
— Так требует гордость, — («честь», «совесть», «душа»? — Иммия успевала быстро проговаривать варианты перевода, пользуясь тем, что бабочка говорила медленно, по-видимому, торжественно). — Вы одержали победу, и я, Дипт-Дейен, мать солдат, должна умереть.
Ливьен вспомнила, что воспитатели верхнего яруса не раз рассказывали о противоестественном понимании махаонами воинской доблести. Возможно, ее решение отпустить лазутчика было продиктовано этим, казалось, забытым, знанием?
— Но прежде я должна выполнить требования победителя, — продолжала тем временем Дипт-Дейен, — если они не наносят ущерба моему народу. Глупая («странная», «достойная лишь гусеницы»?) просьба рассказать вам о вас же, как раз и является таковой. Выполняя свой долг, я подчиняюсь. Слушай же.
Слепые слуги слепой науки, маака, не верят своему сердцу, но верят своим слепым детям-уродам. Народ Хелоу махаон знают своего создателя в двух ипостасях: Хелоу — мир («бог», «космос»?) и Хелоу — существо («тело», «животное»?) Первый прислал второго, чтобы сотворить множество куколок и сохранить их в пещере до тех пор, пока земля не очистится от скверны хаоса. Все мы — дети этой пещеры. Махаоны — верные дети, урании — блудные дети, маака — предатели.
Там, в пещере Хелоу, есть все, чтобы делать жизнь, есть и все, чтобы делать смерть. Наши предки первобабочки, зная это, ушли далеко от пещеры, запутали следы и запретили потомкам искать ее. Махаоны помнят это. Маака, обезумевшие в своей гордыне, преступают запрет древних и ищут Пещеру, не имея Веры. Твой караван — один из многих, и да будет он проклят, и да сгинет, как прежние. Я сказала, и моя гордость спокойна.
Ни Рамбай, ни Ливьен, ни Иммия, завороженные мрачным пророчеством, не успели и шелохнуться, когда Дипт-Дейен вонзила кинжал себе под сердце и рухнула замертво.
Прежде чем вынести труп, Ливьен отослала Иммию обратно в палатку караульных, а затем, предупредив Рамбая, чтобы он не вмешивался в разговор, сходила за Инталией. Координатор спала. При всей своей нарастающей к ней неприязни, Ливьен не могла не признать: на плечи координатора в последнее время свалилась непосильная ноша. Но разбудить ее пришлось. Та не задавала лишних вопросов.
Войдя за Ливьен в ее палатку, Инталия остолбенела:
— Что здесь стряслось?
— Рамбай выследил махаонского шпиона и убил его.
— А зачем приволок его сюда? — недоверчиво глянула Иммия на самца.
— Затем, что это единственный способ заставить вас верить ему. Или ты думаешь, я не знаю, что ты приказала часовым?
Лишь мгновение Инталия была в замешательстве.
— Этот приказ был обусловлен обстоятельствами, — ответила она, не отводя взгляд. — Я отменю его.
— Не трудись. Я уже сделала это.
Координатор нахмурилась. Мало того, что приказ, данный караульным конфиденциально, стал известен Ливьен, та еще и упразднила его. Инталия явно не могла смириться с переходом власти в руки самой молодой и самой взбалмошной бабочки группы. Да еще и приведшей в качестве мужа дикаря из чащи.
Но ей ПРИДЕТСЯ смириться. Ливьен и Инталия напряженно смотрели друг на друга.
— Учти, если ты еще хотя бы раз совершишь какие-либо действия или дашь распоряжения, касающиеся меня и Рамбая, не поставив в известность нас, ты дорого за это поплатишься, — процедила Ливьен. — Сегодня он спас жизнь всем нам. Запомни это.
Инталия опустила глаза, и Ливьен немного расслабилась:
— Сейчас вы с Рамбаем вынесете отсюда тело, и похороните его, как подобает хоронить воина. И пусть при этом присутствуют все наши. Я хочу, чтобы они поняли: Рамбай нам далеко не бесполезен.
