Василий Головачев - Беспощадный, или Искатели смерти
Гордей снял куртку, прошел в комнату, оглядел небогатое бабушкино хозяйство – все было знакомо и не менялось много лет, – кинул взгляд на фотографии в рамочках на стене. Покачал головой.
– Это я виноват. Давно надо было забрать тебя в город.
– Да я бы не поехала, Гордеюшка, – махнула рукой Аграфена Поликарповна. – Тут моя родина, тут я отца твоего родила и выходила, тут и помирать буду. Только вот хотя бы последние денечки хочется пожить в тепле и покое. Проходи, позавтракаешь, я тебе омлет сделаю царский, твой любимый.
– Не откажусь, – улыбнулся Буй-Тур.
Они прошли на крохотную кухню, и ожившая, повеселевшая старушка занялась плитой, начала пересказывать новости:
– Мы уже второй раз горим, Гордейша. Поджигают, антихристы, чтобы им пусто было, чуть не каждую неделю. Дома на улице старые, им по сто с хвостиком лет будет, но крепкие еще, столько же простоят, а кому-то в верхах очень хочется тут строительство многоэтажных гаражей развернуть, вот и выгоняют нас отсюда таким способом. Соседский дом тоже подожгли, все сараи сгорели, даже кирпичный с магазином пытались поджечь, спасибо, пожарные отстояли.
– Да глупости это все, – не поверил Гордей. – Никто в наше время не станет терроризировать население таким образом, ради новостройки, проще договориться с мэрией и выселить людей официальным путем. Дать им другие квартиры. Дешевле обойдется.
– Может, оно и так, да только слухи идут, что схватились какие-то крымальные группировки меж собой, нашу улицу не поделили, вот и поджигают дома друг другу в отместку.
– Наверное, не крымальные, а криминальные? – улыбнулся Буй-Тур.
– А один бес!
– Вы не пробовали в милицию обращаться, к властям?
– Как же, не один раз петиции писали и на прием ходили, да так ничего и не выходили. Если квартиры и дают, то у черта на куличках, в Гнилицах или в Сормове, где ни магазинов, ни рынка поблизости не видать, а куда мне старой ездить по магазинам, по транспортам клыпать, коли я еле ползаю? Как-никак девяносто пятый годок пошел. Да что это я все о себе? Рассказывай, как живешь. Женился иль бобылем ходишь? Давненько я от тебя весточки не получала.
Буй-Тур почувствовал угрызения совести, обнял бабушку, пробормотал виновато:
– Прости неразумного, я человек военный, подневольный, служу там, куда пошлют, оглянуться по сторонам не успеваю. Но теперь обещаю приезжать чаще. Разберусь тут с вашими ЖЭКами и хозяйственными службами, уеду, конечно, но по весне обязательно навещу.
– Да я не в обиде, – мягко сказала бабушка Аграфена. – Сама была молодая, родителей не часто вспоминала. Правда, время было другое, тяжелое, послевоенное, учиться надо было и работать. Погоди-ка, помешаю, а то сгорит все.
Гордей сел за стол, любуясь суетой бабушки.
– Да и наши времена не из легких, бабуля. Без войны нас завоевали супостаты, до сих пор прийти в себя не могу, поверить, что великая Русь стала подневольной Россией. Куда ни кинь взгляд, что ни тронь – везде завоеватели у власти, нами управляют. Отсюда и все беды наши.
– Я тоже это вижу, внучек, не слепая, – пригорюнилась Аграфена Поликарповна. – Смотрю телевизор, а там все нерусские люди об устройстве русской жизни рассуждают. При коммунистах и то такого не было. А уж при царе – тем боле.
– Цари нынче другие пошли, – усмехнулся Гордей. – Президенты, премьер-министры, депутаты… и все норовят отхватить кусок пожирней, украсть или отнять. Живем, как в той песне:
Нас побить, побить хотели,Нас побить пыталися.А мы тоже не сидели,Того дожидалися.
Бабушка оглянулась на внука, с лукавой усмешкой погрозила ему пальцем.
– Ой, не верю я, что ты из тех, кто дожидается. Сызмальства упрямый был, упертый, как Мирон-покойник говорил, царство ему небесное. Всегда окорот хулиганам давал. Неужто изменился?
Буй-Тур засмеялся.
– Ты права, бабуля, не изменился. Терпеть ненавижу, когда врут, воруют, обижают маленьких и предают своих! Вмешиваюсь, знамо дело, за что и получаю подзатыльники. Вот недавно иду по улице, вижу, к торговой палатке машина милицейская подъезжает. Выходят двое бравых служителей порядка, что-то говорят женщине-продавщице, и она безропотно начинает набивать пакет фруктами, протягивает им. Да еще деньги сует! Представляешь? Ну, я не удержался…
– Эк, удивил, – не обратила старушка внимания на обмолвку внука. – Все знают, что милиционеры дань собирают со всех торгашей. Я их не оправдываю, но и торговцев не привечаю. У нас в Нижнем всей торговлей кавказцы заправляют, чего их жалеть? Ты где-нибудь в других городах видел, чтобы торговцы русскими были?
– Редко, – признался Гордей, жалея, что затронул эту тему.
– Вот и у нас все рынки в городе – черные заполонили. Азербайжаны, армяны, таджики и чечены… А власть берет с них мзду и ничего не делает, чтобы нас защитить.
– Ничего, все скоро изменится, – пообещал Гордей. – Найдутся люди, наведут порядок в стране. Будет и на нашей улице праздник.
Аграфена Поликарповна поставила на стол дымящуюся сковороду с омлетом.
– Ешь, вот грибочки соленые, капустка, огурчики, свое все. Летом-то я на участке живу, а зимой… Ладно, не буду жаловаться. Я так рада, что ты приехал! – Она села напротив, подперла кулачками голову. – Скучаю я по тебе, внучек. По мамке твоей скучаю тоже, по Светочке… – В глазах старушки набухли слезы. – Так хочется на могилку к ним сходить, да уж очень далеко Уфа-то…
Буй-Тур пережил сердечную судорогу, с трудом удержался, чтобы не заплакать самому.
– Весной я заберу тебя, и мы слетаем в Уфу.
– Доживем – увидим. Где ж ты теперь служишь? Все там же, в Чечне? Письмо я тебе на старый адрес послала.
– Мне его передали в Москве. Я теперь в столице живу, а работаю в одной секретной службе.
– Военной? Али в фэсэбэ?
– Не в ФСБ, но тоже в очень серьезной и крутой, – улыбнулся он. – Наводим страх на бандитов. Доберемся и до Нижнего Новгорода.
– Хорошо бы, – покивала старушка. – Только ты на рожон-то не лезь, знаю я тебя, бедового. Ты всегда норовил прежде всех в огонь кинуться.
– Не буду кидаться, – пообещал Гордей. – Я в начальниках хожу, других вперед посылаю.
– Генерал, что ль?
– Не генерал, но полковник. – Он не стал говорить бабушке правду. Ей ни к чему было знать, что полковник он теперь липовый, хотя в ППП его так и звали – полковник. – Расскажи-ка, к кому ты ходила по поводу ремонта и переселения.
– В ЖКУ ходила, к заместителю начальника Управы района ходила, и даже в МЧС вместе с соседями обращалась. А толку никакого.
– Ничего, будет толк. Сама-то ты чего хочешь? Переехать или здесь остаться?
– Я бы здесь осталась, Гордеюшка. Соседи переезжать хотят, их дело молодое, а я старая уже по квартирам бегать.
– Вряд ли Управа согласится ремонтировать дом, – покачал головой Буй-Тур. – Развалится он скоро, стены вон снаружи все в дырках и трещинах. Придется, наверное, переезжать.
– Я понимаю, прикажут – перееду, только не на Гнилицы же, поближе бы к родным местам. Ты уж там не шуми, Гордейша, а то еще в милицию заберут.
– Не беспокойся, бабуля, все будет хорошо. Я знаю, как надо разговаривать с этими деятелями.
Позавтракав, Гордей переоделся, выяснил адреса коммунальных служб района и, успокоив бабушку еще раз, отправился выяснять истинную подоплеку пожаров.
Сначала он посетил районное ЖКУ.
К начальнику управления была очередь. Буй-Тур терпеливо простоял час, потом понял, что может потерять весь день, и зашел в приемную.
– Мне к начальнику.
– Клара Тимофеевна занята, – бросила на него недовольный взгляд смазливая белобрысая секретарша, болтавшая с кем-то по телефону. – Выйдите, не мешайте работать.
– Я по делу, – сухо сказал Буй-Тур, показал красную книжечку и без дальнейших переговоров открыл обитую коричневым дерматином дверь с табличкой: «Начальник ЖКУ № 43 Сидорович К.Т.».
Кабинет начальника управления был невелик, но довольно уютен. За столом с компьютером сидела немолодая женщина с ярко напомаженными губами, в обтягивающей большую грудь белой кофте. У стола маялись два мужика в рабочих робах. Еще один посетитель – в дубленке – сидел напротив начальницы и курил. Все четверо оглянулись на вошедшего.
Брови начальницы сошлись над переносицей.
– Я занята! Кто вас пропустил?
Дверь приоткрылась, выглянула секретарша с виноватым выражением лица.
– Клара Тимофеевна, он…
– Я же сказала никого не пускать! Выйдите, гражданин! – сказала начальница ЖКУ. – Сегодня приема по личным вопросам не будет.
– У него удостоверение… – пискнула секретарша.
Начальница, собравшаяся было добавить что-то нелицеприятное, открыла и закрыла рот, окинула посетителя недобрым взглядом и, видимо, почувствовала в нем что-то необычное. Посмотрела на мужчину в дубленке.
– Найди материал и сделай к вечеру. Я проверю.
– А с пожарной сигнализацией что нам делать? – заискивающим тоном поинтересовался мужик в робе, худой и усатый.
