Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Помоги ей. Эсториан вздрогнул. В широко открытых глазах Саревадин не было ни насмешки, ни гнева.

Она не сможет сделать это одна. Помоги. Он помотал ноющей головой.

Я боюсь. Я опять что-нибудь натворю. Я чувствую себя словно в посудной лавке. Не так повернусь и обязательно что-нибудь разобью. Саревадин сердито нахмурилась и вздохнула.

Конечно, ты еще не очень-то ловок, но время не ждет. Иди к ней и учись, и как можно быстрее. Она может полностью истощить себя. Разве ты этого хочешь?

Но я...

Заткнись и делай, что тебе говорят. Он не маг. Он не знал, как. Саревадин цеплялась за него, как утопающий за соломинку. Ее руки были обжигающе холодны.

Делай, она скрежетала зубами, делай же, дьявол тебя раздери! Он выбросил робкие стрелы силы. Они вернулись, столкнувшись с защитой Вэньи. Саревадин трясла его, как мальчишка фруктовое дерево.

Делай! Он не мог. Его касания были слишком сильны. Они рвали в клочья тонкую паутину.

Глупец! выругалась Саревадин. Она прикрыла глаза. Он едва успел подхватить ее и понял, что попался. Она довольно крепко держалась на собственных ногах. Смешение энергий закружилось, потрескивая, вокруг них, не давая ему опомниться. Он поймал брошенную стрелу и пропустил ее сквозь свое сердце. Потом еще одну и еще. Стрелы связывались в узлы, где-то мелкие, где-то совсем грубые. Ячейки текли и текли. Делай их прочными. Наращивай там, где слабо. Пошевеливайся, ибо лежащий человек может в любой момент встать. Мирейн дернулся, пытаясь сбросить набегавшие на него петли. Его руки поднялись над грудью, пальцы зашевелились, как ноги морского паука. Он все еще спал, но гнев его пробуждался. Саревадин тихо пела о себе и о том, что могло быть, о рыбаках, умеющих делать крепкие сети, о том, как сладко спится под шум прибоя на морском берегу. Она черпала энергию из силы Эсториана, брала сколько нужно и плела сеть заново, вместе с ней изменяя себя, обретая молодость, бодрость и свежесть. Вэньи работала отстраненно от предмета своей работы, Саревадин вкладывала в него душу. И преображалась, поскольку только сила поддерживала в ней жизнь. Она менялась, как тогда, на волшебной дороге, становясь то женщиной, то мужчиной, то девицей, то юношей, то вообще без формы и пола, но неуклонно продолжала тянуть свою песнь. Спящий боролся с ней в сонном оцепенении, которое в любой момент могло полыхнуть огнем. Саревадин пела. Она охлаждала Мирейна сумраком ночных рощ, снегом северных гор, легким дождем, стучащим по раскаленным крышам. Надо спать, говорила она, надо усмирить ярость, и тогда сон станет совсем глубоким. Солнцерожденный не хотел покориться. Правая рука его рухнула на покрывало и вытянулась вдоль тела. Пальцы были сжаты в кулак. Он вновь готовился взяться за переустройство мира, этот человек, более привычный к тропам войны. Но он был уже крепко связан. Саревадин тяжело вздохнула, все еще не отпуская Эсториана. Она уже стала собой, хрупкой, но аппетитной штучкой без возраста, глаза ее стали спокойными и почти счастливыми. Наверное, она и была именно такой до тех пор, пока Хирел не умер. Она улыбалась. Ее голос казался ниткой, едва выдерживающей вес слов.

Это остановит его на некоторое время. Ну, теперь ты веришь мне хоть немного, малыш?

Я всегда верил тебе!

Не лги. Ложь делает людей суетливыми, а суетливость тебе не идет. Она изменялась, худея на глазах, ноги ее подкосились. Он придержал ее, намереваясь усадить на пол.

Нет-нет, лучше положи меня рядом с ним. Не волнуйся, я не оскверню величия спящего. Пройдет совсем немного времени, и я обращусь в пыль.

Ты не умрешь, сказал Эсториан, но сердце его сжалось. Она уже весила не больше ребенка и увядала быстро, как срезанная лоза.

Они говорили, что я не смогу умереть. Я и сама не предполагала, что мне это удастся, пока не подключилась к нему. Он гложет силу, словно точило булат. Мы славно поработали, я ни о чем не жалею. Она усмехнулась. Не кисни, малыш. Наше путешествие было весьма приятным. Оно подарило тебе себя, а мне... мне...

Смерть, сказала Вэньи. Она уже поднялась с пола, но была мертвеннобледной и вся тряслась. Она протянула руку к Саревадин, но так и не осмелилась коснуться ее щеки, вернее скулы, обтянутой темной, утончающейся на глазах кожей. Скалы прочнее моря, но все-таки море стирает их в порошок и уносит прочь. Саревадин уже не могла ничего сказать, но глаза ее улыбались. Куб, на котором лежал Солнцерожденный, был достаточен для двоих. Эсториан уложил дочь рядом с отцом и устроил ее поудобнее. Он поискал глазами, чем бы укрыть Скиталицу, но Саревадин уже стала настолько хрупкой, что любое покрывало могло ее раздавить. Жизнь вытекала из Солнечной леди медленно и спокойно, словно вода из треснувшей чаши. Одежда истлела первой, затем мышцы Саревадин срослись с костями, а кости рассыпались в прах. Ни боли, ни страха не было в этой кончине, только тихая радость, как будто в воздух вдунули веселящий порошок. Что-то крылатое и яркое пронеслось над ними и растаяло в толще магического кристалла.

ГЛАВА 51

Солнцерожденный вновь погрузился в глубокую дрему. Сиротливую горстку праха, темневшую возле него, разметало внезапным сквозняком. Эсториан обернулся. Грани кристалла за его спиной словно раздвинулись, открывая вход в Сердце Мира. Там стояли маги. Один, облаченный в разноцветные мантии, казался выше, на остальных были простые накидки серого и фиолетового цветов. Их полукругом оцепляли люди в черных плащах, с закрытыми лицами оленейцы. Крайний из них, стоявший чуть в стороне, был так похож на Корусана, что Эсториан едва не окликнул его. Но Корусан лежал, привалившись к усыпальнице лорда Мирейна, скорченный и бездыханный. Голос Вэньи привел его в чувство.

Я запрещаю вам нарушать эту границу! В тоне ее не было ни нотки страха.

Разве ты Солнечной крови? спросил главный маг. Разве у тебя есть право распоряжаться здесь?

А разве в твоих жилах течет Солнечная кровь? парировала Вэньи. Разве ты можешь войти сюда без опасения потерять рассудок? Разве ты не боишься смерти?

Старые басни, отмахнулся Мастер. Ложь, чепуха.

Тогда входи. Вэньи холодно усмехнулась. Твой шпион уже мертв. Сумасшедшая женщина тоже. Солнцерожденный вряд ли проснется на вашем веку, тем не менее он с удовольствием отблагодарит тебя за все, что ты сделал для его дома. Глаза главного мага были широко раскрыты, словно он только сейчас сумел рассмотреть, что находится внутри магического кристалла: и тело спящего на возвышении короля, и скорченную фигурку Корусана, и юл-котенка, сидящего подле нее. Оленеец, руки которого лежали на эфесах мечей, не шелохнулся. Взгляд его, устремленный на Эсториана, был холоден и невозмутим. Впрочем, в нем угадывался безмолвный вопрос.