Еремей Парнов - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1978. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

Доброта ли и спокойствие светлого рождения теплого дня, первые ли легкие признаки неблизких осенних ненастий, собственное ли выздоровление от долгого липкого недуга, когда он уже смирился и сдался, привели его теперь в состояние радостной уверенности: пора!

Вождь сощурился от ласковых и совсем еще не ярких солнечных лучей, скользнувших по лицу, и тихо засмеялся. Крикнул громко, как давно не кричал, от избытка чувств:

— Люди таж! Пора в путь! Мы пойдем в теплую страну, страну предков!

Загудели, загомонили голоса, засуетились люди, словно пчелы в потревоженном улье.

Без лишних слов, без долгих сборов двинулось племя на восход, не жалея о своем жилье, что прятало их от зверей и непогоды много-много лун. Если и оборачивался кто, так для того только, чтобы посмотреть на две одинокие обреченные фигуры у входа в пещеру.

Черный Ворон и Зурра будут глядеть вслед уходящим, пока племя не исчезнет за склоном горы, потому что никогда больше не придется им увидеть людей таж вновь.

Светлая радость звала и манила вперед людей таж — их вели по торному пути в теплую благодатную страну, где много оленей и косуль, коз и баранов, где много сладких плодов и орехов, где короткая, добрая зима.

Беспросветная кошмарная полоса жизни осталась позади, там, вместе с Черным Вороном, а впереди — радость, как это вот солнце, брызнувшее из-за туч ослепительными лучами.

Лан шел рядом с отцом. Он показывал дорогу племени. Он не боялся заблудиться: знакомая речка выведет их к высокогорному озеру, а другая, родная сестра ее, покажет дорогу вниз, в страну предков. Его беспокоило другое — соба жил теперь со своей стаей. Пойдет ли он с людьми через перевал?

Стая рыжих волков следовала неподалеку.

Оглядываясь, мальчик видел их то сзади племени, то сбоку, на склоне холма, то вдруг впереди, в распадке.

Целую луну уже сопровождает стая охотников, а теперь вот племя. Но пойдут ли звери за ними через перевал?

Женщины и дети держались плотной толпой, несли туши вяленого мяса, скребки, топоры и била, факелы и шкуры.

Мужчины-охотники с луками и копьями в руках вытянулись в две цепочки по сторонам от толпы.

Говорливый ручей, берегом которого они сейчас шли, своим неумолчным плеском заглушал отрывочные голоса, шорох босых ног, писк детей.

— Хорошо ли знаешь дорогу? — спросил вождь у сына со скрытым беспокойством, заметив, что Лан все время оглядывается по сторонам.

— Да, хорошо.

Некоторое время шли в молчании. Большой Орел старался превозмочь усталость, тяжестью растекающуюся по телу.

— Хочу, вождь, чтобы волк-соба пошел с нами.

— Всякий зверь хочет жить в своей стае… Мог бы ты жить среди волков?

— Нет.

— Так и он. Погляди вокруг. Разве зайцы живут среди коз и косуль?

— Но соба наш друг. Он спас меня и Зурра. Он храбрый, как человек, он, как мы…

— Он волк, бегает на четырех ногах. Ты, и я, и всякий другой из племени не похожи на него.

— Да, это так…

И все же Лан горевал при мысли, что соба не живет теперь рядом, не следует за ним, как раньше. Стая волку роднее. Лишь иногда подходит он к нему и Муне, берет из рук кусок мяса, кость, разрешает прикоснуться к себе…

Вождь остановил племя на отдых. Запылали костры. Уставшие, но полные бодрости и возбуждения люди разбились на кучки.

Женщины расспрашивали Муну, вспоминает ли она дорогу, верно ли ведет Лан племя, хороша ли теплая страна предков.

Охотники еще и еще раз просили мальчика рассказать о приметах предстоящего пути. Будут ли подходящие места для охоты. Не труден ли перевал.

Только к Зурру не приставали с расспросами — бесполезно. И без того неразговорчивый, мальчик горевал о расставании с матерью. Самая многочисленная толпа собралась вокруг старой Уруны — женщины и дети. Задорно поблескивая выцветшими глазами, старуха выбивала пальцами на некогда грозном тум-туме призывный веселый ритм. Четкая мелодичная дробь то затихала, уплывая в неведомую даль, то смерчем налетала на слушателей, увлекая их своим бурным движением откровенно и властно.

Смешливая черноволосая Ламуза, шлепнув босой ногой о теплый камень, повела вокруг карими, в искорку глазами и потекла, заструилась в танце. Камень, на котором она танцевала, был невелик, но танцовщице и не нужно было большего. Подчиняясь ритму тум-тума, она гибко раскачивалась, будто грозный столб смерча, уходящий в поднебесье, или кипела и бурлила звонким водопадом.

Муна восторженно глядела на Ламузу и вдруг поплыла вокруг нее нежным цветком, вея по ветру золотистые паутинки своих волос.

Женщины взвизгнули от восторга, а пальцы Уруны еще горячее и призывнее забегали по тугой коже тум-тума. И вот уже несколько молодых женщин пустились в пляс, будто не было тяжелого перехода под знойным солнцем, будто не ждало их трудное восхождение навстречу кипящей и падающей из узких промоин в черных скалах речке, к самым облакам, что сейчас зацепились за далекую седловину в недосягаемой орлиной вышине.

ОБЕТ

Здесь. Да, здесь предстояло им расстаться. Холодное устье ущелья поглотило уже почти! все племя.

Лан и Муна ждали.

Стая рыжих волков остановилась на пригорке. Похоже, дальше они не пойдут.

Волк-соба несколько раз подбегал к ребятам и снова возвращался к стае. Он метался от людей к собратьям, как бы спрашивая и советуясь, как поступить, с кем остаться.

Наконец приблизился к ребятам. Лан положил перед ним большую кость с лоскутами мяса. Последнее дружеское угощение.

Волк схватил кость, отволок ее в сторону и оставил. Должно быть, он тоже чувствовал близкую разлуку.

Муна опустилась на землю и тихо позвала волка. Роняя слезы, она гладила и ласкала зверя, а он тыкался носом ей в руки, как детеныш, слизывал слезы со щек и рук. Потом, отстранившись, подошел и потерся о ногу Лана. Мальчик ласково и грустно погладил его по спине.

Зурр издали наблюдал, как прощаются ребята с соба, и ему было тяжко, грустно.

— Я привяжу и не отпущу его, — решительно сказала Муна, утерев глаза жесткой ладошкой.

Лан усмехнулся. Зверь уже так велик и силен, что его не удержать кожаной тесемкой, да и сил у Муны не хватит на это.

— Всякий зверь хочет жить в своей стае, — повторил Лан слова отца, показавшиеся ему мудрыми и убедительными. — Он волк, бегает на четырех ногах, а мы, люди, — на двух… Нашего соба теперь не удержать силой.

Тем временем несколько голодных волчат-детенышей с жадностью набросились на кость, оставленную волком.

Неподалеку от стаи, рядом со взрослым волком, волчата чувствовали себя уверенно, да и голод заставлял их забыть об осторожности. Запах людей за последнее время они ощущали каждый день, и люди не внушали им такого страха, как прежде.