Айзек Азимов - Конец вечности
— Каким это образом? — поинтересовался Питт.
— Можно не сомневаться, что высокого уровня технологии невозможно достигнуть, не используя радиоволнового излучения, распространяющегося во все стороны от Эритро. А поскольку искусственный компонент легко выделить из естественного хаоса радиоволн, излучаемых ею, планета обладает не слишком сильным магнитным полем.
— Едва ли это необходимо, — ответил Питт. — Можно доказать, что Эритро безжизненна, несмотря на наличие кислородной атмосферы.
— О? Хотелось бы услышать, каким образом это можно доказать.
— Вот что мне пришло в голову. Слушай! Ты же сама говорила, что приливное воздействие замедляет вращение Немезиды, Мегаса и Эритро. И не ты ли говорила, что в итоге Мегас отодвинулся от Немезиды, а Эритро удалилась от Мегаса?
— Да.
— Следовательно, некогда Мегас располагался ближе к Немезиде, а Эритро — к Мегасу, а значит, и к Немезиде. Отсюда следует, что поначалу на Эритро было слишком жарко для возникновения жизни, скорее всего, она только недавно достаточно охладйлась. О возникновении технологической цивилизации не может быть и речи.
Инсигна мягко усмехнулась.
— Я и представить себе не могла подобной изобретательности в астрономических вопросах — одной фантазии недостаточно. Красные карлики живут долго, так что Немезида вполне могла сформироваться ещё на заре Вселенной, скажем, миллиардов пятнадцать лет тому назад. Тогда приливное воздействие было весьма сильным, и поначалу все три тела располагались близко друг к другу. На процесс взаимного удаления могли уйти самые первые три-четыре миллиарда лет жизни этой системы. Приливное воздействие уменьшается обратно пропорционально кубу расстояния, так что потом оставшиеся десять миллиардов лет значительных перемен не было. А этого времени хватило бы на существование не одной, а нескольких технологических цивилизаций. Нет, Янус, что толку в безосновательных измышлениях. Лучше подождем, не обнаружится ли что-нибудь интересное в радиоволновом диапазоне.
— Но мы тогда окажемся ещё ближе к Немезиде…
Наконец звезда приблизилась настолько, что превратилась в крошечный красный тусклый шарик и на неё можно было смотреть невооруженным глазом. Возле неё ржавой точкой виднелся Мегас. В телескоп он казался пошедшим на ущерб — под таким углом подлетал к Немезиде и Мегасу Ротор. Эритро можно было различить в телескоп — алую неяркую точку.
Но она становилась всё ярче, и наконец Инсигна сказала Питту:
— Хочу тебя порадовать, Янус. Мы так и не обнаружили никакого радиоизлучения, которое могло бы иметь искусственное происхождение.
— Чудесно. — Теплая волна истинного облегчения окатила Питта.
— Но не надо скакать от радости, — осадила его Инсигна. — Ну а если они предпочитают обходиться без радиоволн? Или научились экранировать их? Или вообще пользуются чем-нибудь другим?
Питт криво улыбнулся:
— Ты серьёзно?
Инсигна неуверенно пожала плечами.
— Если ты хочешь предложить мне пари, советую не ставить на это, — сказал Питт.
Вскоре Эритро превратилась в шар, который уже различали без телескопа, за ней воздушным шариком парил Мегас, с другой стороны Ротора виднелась Немезида. Ротор тормозил, чтобы выйти к Эритро. Видимые в телескоп, над планетой клубились знакомые облака, совсем как на Земле, — оставалось надеяться, что и давление, и температура на поверхности Эритро будут не слишком отличаться от земных.
— Радуйся, Янус, городских огней на ночном полушарии Эритро мы не обнаружили, — объявила Инсигна.
— Ты хочешь сказать, что на ней нет технологической цивилизации?
— Конечно.
— Тогда я сам попытаюсь выступить в качестве адвоката дьявола, — проговорил Питт. — Разве цивилизация, возникшая у тусклого красного солнца, не может обойтись без яркого уличного освещения?
— Это в видимом диапазоне оно может казаться неярким, но Немезида обильно светит и в инфракрасном. Нетрудно предположить, что их уличные светильники дают инфракрасное излучение. Но спектр излучения планеты является полностью естественным. К тому же вся поверхность излучает достаточно однородно, а искусственное освещение образует произвольного вида сетки с тёмными ячейками, где никто не живёт.
— Значит, Эугения, о технологической цивилизации можно забыть, — с облегчением проговорил Питт. — Её здесь нет. Цивилизация могла бы сделать Эритро кое в чём привлекательнее для нас, но нельзя же стремиться к встрече с теми, кто ни в чём нам не уступает, если не превосходит. В таком случае нам пришлось бы удалиться, но куда? К тому же на новый перелет могло бы уже не хватить запасов энергии. Ну а раз так — мы можем с легким сердцем остаться у Немезиды.
— Но атмосфера Эритро изобилует кислородом, значит, на планете должна существовать жизнь. Нет лишь технологической цивилизации. Следовательно, нам придётся спускаться на её поверхность и изучать формы, которые приняла здесь жизнь.
— Зачем?
— Как ты можешь спрашивать, Янус? Если мы наткнулись на жизнь, возникшую независимо от Земли, — какое изобилие открытий ожидает наших биологов!
— Да-да, конечно. Это относительно научной любознательности. Видишь ли, местные формы жизни от нас не сбегут. Позже найдётся время и для них. Сейчас же всё внимание следует уделить неотложным задачам.
— Но что может быть важнее исследования жизни на первой планете, открытой людьми за пределами Солнечной системы?
— Эугения, постарайся же наконец подумать, как нам устроиться здесь. Надо будет строить новые поселения. Придётся урегулировать все отношения в обществе, состоящем из понимающих друг друга людей, значительно менее воинственном, чем то, что осталось в Солнечной системе.
— Но для этого нам понадобится сырье, а значит, всё равно надо спускаться на поверхность Эритро и исследовать жизнь, возникшую на ней…
— Нет, Эугения. Сажать транспорты на Эритро, потом поднимать их — дело чересчур энергоемкое при таком гравитационном поле. Даже здесь, в космосе, совместное гравитационное воздействие Эритро и Мегаса достаточно ощутимо. Мои люди уже всё просчитали. Транспортировку сырья из пояса астероидов наладить будет сложнее, но это выгоднее, чем возить всё с Эритро. Если перевести Ротор в пояс астероидов, затраты уменьшатся. Новые поселения мы будем сооружать именно там.
— Значит, ты предлагаешь не обращать на Эритро вообще никакого внимания?
— Да, Эугения, пока. Вот окрепнем, подкопим сил, выйдём на стадию устойчивого прироста — тогда и займемся жизнью на Эритро или загадочными химическими процессами на её поверхности.
Питт примиряюще улыбался Инсигне. Он был уверен, что исследования Эритро следовало отложить на возможно более далекие времена. Раз технологического общества на ней не существует, прочие формы жизни могут и подождать. Орды последователей, извергаемые Солнечной системой вдогонку Ротору, — вот кто был его истинным врагом.
Ну почему же никто, кроме него, не понимает, что следует делать? Что заставляет всех вечно уклоняться с магистрального пути на глухие тропы?
Разве можно позволить себе умереть, оставив этих дураков без присмотра?
Глава 10
ПЕРЕУБЕЖДЕНИЕ
18
Итак, теперь, через двенадцать лет после того, как выяснилось, что на Эритро нет технологической цивилизации, через двенадцать мирных лет, в течение которых ни одно поселение с Земли не появилось в окрестностях Немезиды, чтобы погубить зарождающийся новый мир, Питт мог ещё наслаждаться редкими моментами покоя. Но сомнения одолевали его даже во время недолгого отдыха. Он всё подумывал, не увести ли Ротор отсюда, как он намеревался поначалу. Вот если бы они не остались на орбите Эритро, если бы на её поверхности не вырос Купол…
Питт откинулся на спинку кресла, ограничительные поля поддерживали его, полный покой навевал сон… Внезапный негромкий звонок заставил его, хоть и не сразу, вернуться к действительности.
Он открыл глаза — и как это они вдруг оказались закрытыми? — и взглянул на небольшую видеополосу на противоположной стене. Легкое нажатие руки превратило её в экран головизора.
Конечно же, это был Семен Акорат.
Перед комиссаром появилась блестящая, как коленка, лысина: Акорат сбривал тёмный венчик вокруг неё, полагая, что редкая растительность на краю пустыни способна лишь подчеркнуть полное запустение в центре, а объёмистый череп во всей своей нагой красе может показаться даже величественным. Вот он. Озабоченный взгляд… Его глаза были озабоченными даже тогда, когда повод для беспокойства трудно было сыскать.
Питт не любил Акората. Не потому, что тот когда-либо подводил его, проявив неумение или отсутствие преданности — в обоих качествах его нельзя было даже заподозрить, — просто не нравился, и всё тут. Акорат вечно нарушал покой Питта, отрывал от размышлений, требовал от Питта такое, чего сам не намеревался делать. Акорат распоряжался в приёмной Питта и определял, кому и как попадать на приём к комиссару.
